криминал - Вышки в степи - Из лагерной лирики
Переход на главную
Рубрика: криминал

Из лагерной лирики  -  Вышки в степи


Страница:  [1]



Когда, поеживаясь спросонья,  мы  вылезали  из  палаток,  над  степью
только занимался рассвет. В синей дымке вдали проступали контуры  вышек  и
паутина   колючей   проволоки,   нереальные,    неправдоподобные,    будто
неоконченный набросок какого-то  средневекового  острога.  Лишь  отчетливо
слышный лай овчарок да крики команд выдавали, что за этим неправдоподобием
таится реальная жизнь, что это не  декорация,  не  мираж.  Там  жили  наши
землекопы.
     Я был тогда студентом и  работал  в  археологической  экспедиции  при
одной из великих строек коммунизма -  на  Волго-Доне.  С  вольной  рабочей
силой было туго, и для экспедиции строительство уделило несколько сотен из
своих заключенных. Наша работа считалась не из самых тяжелых, и  нам  дали
женские отряды.
     В шесть утра распахивались ворота лагеря и издалека слышался  тенорок
кого-то из конвоиров:
     - Па-па торкам! Па-па торкам!
     Сначала я не мог понять, о каком папе  речь  и  кого  там  "торкают".
Позже до меня дошло: конвой большей частью состоял из среднеазиатов, а они
говорили с сильным акцентом, и крик означал: "По пятеркам!" -  заключенных
выпускали пятерками, чтобы легче было  считать.  Затем  длиннющая  колонна
направлялась к месту работ,  сотни  сапог  взбивали  пыль,  а  над  степью
разносилась залихватская - с гиком и свистом - песня, вылетающая из  сотен
женских глоток: "Гоп, стоп, Зоя!..."
     Серая масса зэков растеклась по участкам, каждый  студент  практикант
(или студентка) получала  примерно  по  десятку  человек,  конвой  вставал
рядом, и начинался рабочий день. Солнце поднималось  все  выше  и  выше  и
вскоре уже нещадно палило, в худых руках мелькали лопаты и  кирки,  густая
пыль застилала неглубокий котлован.
     Постепенно мы знакомились ближе с нашими подопечными, узнавали про их
беды и вины, ужасались их исковерканным жизням. Но мы не могли примерить к
себе их судьбы, а в их речах, суждениях и поступках многое ставило  нас  в
тупик. Нам были непонятны их обиды,  странны  их  радости.  Казалось,  эти
женщины подчиняются какой-то особой  логике,  а  о  чем-то  важном  упорно
молчат. "Вам этого не понять", -  часто  говорили  они.  Словом,  это  был
другой, чуждый нам мир, в который нам доступ был закрыт - и слава богу. Мы
довольствовались  внешними  знаниями  этого  мира  -  достаточным,   чтобы
общаться и поддерживать рабочие отношения. О прочем старались не думать.
     На ночь конвоиры уводили заключенных в лагерь, ворота закрывались,  и
все снова начинало напоминать мертвую декорацию или средневековый  острог.
С болезненным любопытством мы бродили вокруг, пытаясь углядеть  что-то  за
оградой, но конвоиры не допускали нас близко, и никогда никто  из  нас  не
бывал внутри. Внутренность лагеря оставалась недоступной нашему взору, как
другая сторона луны.
     На следующий год мы прибыли снова на то же место, и опять  нас  ждали
вышки, конвой и лай собак, опять серые  ряды  заключенных.  Но  одного  из
студентов - синеглазого смешливого Сашки - уже не было с  нами.  Где-то  в
таком же лагере он стоял  в  рядах  заключенных:  по  пьянке  он  совершил
преступление. А  кроме  того  не  было  среди  нас  и  одного  из  научных
сотрудников. Этот никакого преступления не совершал, но  прежде  сидел  по
подозрению в политической неблагонадежности, а теперь таких сажали снова -
для профилактики. Все это задевало каждого из нас: это  были  люди  нашего
круга. Сашку  мы  жалели  открыто,  иные  поругивали  ("сам  виноват"),  а
исчезнувшем ученом вспоминали только шепотом. Или молча. Но тут мы впервые
задумались о вечных вопросах - о преступлении и наказании, случае и  воле,
характере  и  судьбе,  вине  и  исправлении.  Потому  что  старались  себе
представить, каким Сашка  вернется  много-много  лет  спустя  из  далекого
лагеря, который должен его покарать и исправить.
     Через много  лет  ученый  снова  появился  из  небытия,  постаревший,
какой-то облезлый и злой, а Сашка  исчез  навсегда.  Наши  пути  более  не
пересекались.
     Прошло тридцать лет. За это время я проделал шестнадцать  экспедиций,
пять  последних  в  качестве  начальника  экспедиции,  написал  полтораста
научных статей и несколько книг. У начальников  экспедиций  в  те  времена
было так много обязанностей и так мало прав, деятельность их была  скована
такой уймой бессмысленных  запретов  и  предписаний,  что  им  то  и  дело
приходилось встречаться с ревизорами и  сотрудниками  ОБХСС,  и  частенько
перед нами маячили следствие и суд, но меня судьба миновала. И вот когда я
уже перестал ездить в экспедиции и поверил,  что  меня  минула  чаша  сия,
потому что за мной теперь грехов и быть не может,  пришел  мой  черед.  По
бокам встали молодые конвоиры, я оказался  на  жесткой  скамье  -  сначала
перед разговорчивыми следователями, потом перед молчаливыми судьями,  а  в
промежутках  все  это  время  -  в   тюремной   камере,   перед   понурыми
сокамерниками.
     Не буду описывать, как я добивался оправдания, а не добившись и отбыв
срок полностью - реабилитации. Речь не о том. Когда прозвучал приговор и я
понял, что мне предстоит  долгий  путь,  пройденный  до  меня  многими,  я
подумал,  что  в  любых  обстоятельствах  надо  оставаться  верным  своему
призванию - науке. В  сущности  мне  предстоит  семнадцатая  экспедиция  -
этнографическая. Вероятно, это будет самая  трудная  из  моих  экспедиций,
может быть,  опасная  для  здоровья,  но,  пожалуй,  и  самая  интересная.
Экспедиция в мир, совершенно  чуждый,  не  освещенный  в  литературе  (или
выборочно освещенный в неподцензуреных мемуарах),  плохо  изученный.  И  я
вскинул свою котомку на плечо, готовый наблюдать запоминать и осмысливать.
     Из  далекого  прошлого   возник   полузабытый   образ   отгороженного
пространства с вышками по углам, виденного только снаружи Наплывом, как  в
кино, он придвинулся ко мне, и я очутился в кадре.
     Что там? То бишь, что тут - за двумя стенами  с  контрольной  полосой
между ними, с единственным входом-выходом  через  шлюз?  Машина  входит  в
шлюз,  как  судно  на  Волго-Доне:  закрывают  ворота  сзади,  тогда  лишь
откроются ворота спереди. И - вот она, внутренность тайны, другая  сторона
луны. Пугающая и все-таки притягательная.


 

КОНЕЦ...

Другие книги жанра: криминал

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557