С рассветом дважды прохрипел петух и смолк в старческой задумчивости.
Звякнул цепью и загремел пустой миской Жук. Кошка, спавшая рядом  с  Ли-
зой, не спеша потянулась, соскочила с лежанки, и села у  входной  двери.
Пора было вставать и Лизе. Она почти не спала  ночью,  а  когда  наконец
задремала, увидела Илью. Он стоял у вишни, что посадил за огородом отец,
когда у Шурки и Ильи родилась дочь. Стремительно сгущались летние сумер-
ки. Пахло дымом.

   - Не ходи в Киев, Ильку, - еще раз попросила Лиза. - Оставайся у нас.

   - Счастливо, сестричка. - Лиза уже не видела его лица и улыбку угада-
ла по голосу. - Увидимся.

   Зашуршала трава, и силуэт Ильи растворился в темноте. За речкой около
леса охнул филин.

   - Не ходи в Киев, Ильку, - повторила Лиза.

   Она разожгла плиту, накормила кур и кабанчика, вылила старый борщ Жу-
ку. День начинался знойный и душный. Трава на дворе стояла сухая, безро-
сая. Лязгнула клямка на дверях у Дуньки Дрючихи. По старой привычке Лиза
ушла со двора в дом, чтоб не попадаться соседке на глаза. В комнате спал
Витька. Лиза не знала, не считала никогда, сколько детей  выросло  в  ее
хате. После войны жила у нее Оксанка,  Шуркина  дочь,  потом  двоюродные
племяшки Цыганенки. И совсем чужие прибивались. Отца Витьки, спавшего  у
нее сейчас, тоже Витьку, она чуть не силой забрала у матери,  Катьки.  А
какими подругами до войны были. Катька с мужем пила последние годы  так,
что в хате было пусто. Ничего не было, только прусаки голодные из  щелей
сыпались.

   - Отдай сына, - явилась к ней как-то Катька, - отдай.  Ты  кто?  А  я
мать ему.

   - Уйди. Он сам вернется, как ты пить перестанешь.

   Потом Катька с мужем сгорели. Вместе с хатой. Так и остался Витька  у
Лизы. Вырос, армию отслужил. Уехал в Киев. Потом другие дети жили у нее.
Потом уже и их дети... Лиза поджарила Витьке яичницу, налила стакан  мо-
лока и оставила на столе. Сама пошла на огород. На дворе рядом с  погре-
бом лежала одна из ее кур. У курицы была свернута шея.

   - Я им всем головы поскручиваю, - раздался из-за забора голос  сосед-
ки. - Будуть ко мне во двор лезть, - буду головы скручивать.  Чуешь  ме-
ня!? - визжала Дрючиха.

   "Вот клятая баба", - подумала Лиза, но даже отвечать Дуньке не стала.
Не в курице было дело. Дрюки всегда жили  уверенно.  При  всех  властях.
Знали, что все им должны, просто потому, что они, Дрюки, есть. Не сомне-
вались в этом и брали все, что считали своим. Сами становились  властью.
Лизе было десять лет, когда Дрюки забрали у них новую хату. Забирали под
сельраду, а поселились в ней сами. Сколько лет уже, война прошла, колхо-
за нет больше, а Дунька так и живет в их хате. Что ей сделается?  И  при
немцах Дрюков боялись и после. Сын Дуньки, Петро, в Фастове, в районе, в
милиции начальником. Сейчас и Федька, Петров сын, законы  охраняет.  Они
же удавятся, а хату не вернут. Правда, хата та не нужна уже Лизе. В ста-
рой доживет, не много ей осталось.  Но  Дрючиха,  как  всегда  бывает  с
людьми, принесшими ближнему зло, ненавидит Лизу за то,  что  сделала  ей
сама, потому и душит ее кур, подсыпает в  миску  Жуку  толченое  стекло,
выбрасывает в огород собранных на своей картошке колорадских  жуков.  Из
курицы решила Лиза сварить на вечер Витьке суп. Может, лучше было к обе-
ду, но что-то немоглось ей. То ли ночь без сна давала себя знать, то  ли
погода - небо затягивалось молочной дымкой,  было  душно,  давило.  Взяв
сапку и ведро, Лиза опять пошла на огород. То, что раньше делала она  за
день, за два, теперь отнимало у нее неделю.

   "Время идет быстрее. Дни проходят, не успев начаться", - в этом  была
она уверена потому, что медленней делать работу, к ритму которой привык-
ла за многие годы, Лиза просто не могла. Она  работала  так  же,  как  и
раньше, не поднимая головы, не разгибаясь, двигалась вдоль грядок, пере-
ходя с одной на другую. Так дошла она до конца огорода.  Там  был  пень,
оставшийся от старой вишни. Вишню срубили Дрюки лет десять  назад.  "Она
своей тенью нашу картоплю закрыла", - от и  все  объяснения.  Срубили  и
убирать не стали. Так и пролежал сухой ствол с ветками год, до следующей
весны, пока не приехал из Киева старший Витька. Он распилил сухую  вишню
и вынес с огорода. Около пенька Лиза присела.  Огород  стоял  ухоженный,
аккуратный. На чистых грядках светло зеленели хвосты морковки,  тянулись
вверх стрелки молодого лука. Ровными рядами поднималась  тщательно  под-
горнутая картошка. За ней тянулись по земле огурцы. Теперь надо было ид-
ти в хату и готовить курицу. Наверное, проснулся уже малой Витька.  Надо
посмотреть, чтобы он съел все, оставленное на завтрак. Лиза  попробовала
встать и не смогла. Так она сидела возле пенька от той вишни, что  поса-
дил когда-то ее отец, смотрела на свой огород и не могла  уйти.  "То  не
зря мне сегодня Илько приходил, - поняла Лиза, - не зря  приходил".  Она
вспомнила, как появился он ночью и постучал в окно их  хаты.  Лиза  жила
тогда одна. Отец, как началась война, поехал к Шурке и Илье  в  Киев.  С
тех пор прошло два месяца, а от них не было ни писем, ничего.

   - Лизка, - тихо позвал Илья, - ты есть?

   Лиза быстро открыла дверь:

   - Илько? Откуда ты? Один?

   - Один.

   Не зажигая света, Лиза провела его в комнату.

   - Сейчас, - заторопилась она, - у меня картошка есть и сало осталось.
- Ты рассказывай, Шурка где с дочкой. Батько?

   - Уехали. Успели в последнюю неделю.

   - Как уехали? - не поняла Лиза. - Куда?

   - Вроде на Урал. Не знаю. Меня призвали раньше. Шура записку моей ма-
тери оставила. Путаную. Ничего не понятно, кроме того, что уехали.

   - А ты откуда? - Лиза видела только темный силуэт Ильи  против  окна.
Он сидел, устало свесив голову, и  его  худые  плечи,  словно  сложенные
крылья большой птицы, поднимались над головой.

   - Не знаю.

   - Как не знаешь?

   - Нас под Гречаным высадили из поезда.  Сказали  окапываться.  Немцев
под Гречаным ждали. На другой день команда: всем садиться в поезд. Немцы
вроде нас давно обошли и ушли на восток. Погрузились, только  поехали  -
налет. Мы из вагонов высыпали, прячемся кто куда, вагоны горят,  паровоз
взорвался. И тут - танки немецкие.

   - Когда ж это было?

   - Не считал. Дней пять, наверное. Тут давно немцы?

   - Неделю.

   - Где-то так и было.

   - Так ты неделю шел сюда?

   - Пока сообразил, куда идти... Ночами шел.

   - Ох, Ильку, - заплакала вдруг Лиза, - ешь скорей. Хорошо,  что  при-
шел. Останешься тут.

   - Мне в Киев надо, Лиза. День пересплю, переоденусь и пойду вечером.

   - Как в Киев!? - не поверила Лиза. - Ты уйдешь?

   - Нельзя мне с тобой оставаться. Тут каждый человек на виду.  Меня  с
моей жидовской мордой сразу заметят.

   - А там? Думаешь, там лучше? Люди говорят, немцы в Киеве евреев  уби-
вают.

   - Я в городе каждый двор знаю. И друзей много. Помогут.

   - Не ходи в Киев, Ильку! Ильку, - Лиза тронула его за руку. Илья  уже
спал, так и не доев холодную картошку.

   Он спал почти до вечера, отсыпаясь за всю прошедшую неделю. Лиза наш-
ла для него старую одежду отца, собрала еду в  дорогу.  Потом  вышла  на
улицу - в деревне было тихо. К немцам люди еще не привыкли, отсиживались
по домам. Она вернулась в хату и подошла к кровати, на которую ночью пе-
ретащила Илью. Он лежал, подогнув ноги, давно не бритый, длинный  и  ху-
дой. В темной его шевелюре у висков Лиза заметила едва пробивающуюся се-
дину.

   - Ох, Ильку, - Лиза едва сдерживала слезы. Надо же было  ей  полюбить
мужа своей младшей сестры.

   Шурка давно уехала в Киев и там нашла себе Илью. А за кого могла вый-
ти Лиза здесь, в Щурах, после того, как ее отца за новую хату и  велоси-
пед записали в куркули? Отняли все, но хоть не  сослали.  Соседи  криви-
лись: "Шурка за жида в Киеве вышла". А Лиза, когда первый раз его увиде-
ла, не знала что с собой делать. Высокий, добрый, и  глаза  смеялись,  и
сам улыбался. Уже после войны узнала Лиза, что в Киев  Илья  не  пришел.
Может, пришел, но до дома не добрался. Шурке дали  справку  о  том,  что
Гольдинов Илья пропал без вести у села Гречаное. Лиза видела его послед-
ней. Даже не его, а только темный силуэт под сумеречным вечерним  небом.
Ветер, свежий и сильный, налетел,  разгоняя  тяжкую  духоту,  зашелестел
травой. Илья подошел незаметно и какое-то время молча стоял рядом с ней.
Потом погладил рукой сухой вишневый пень:

   - Срубили вишенку.

   - Не ходи в Киев, Ильку, - обернулась к нему Лиза. - Хоть  теперь  не
ходи.

   - Нам с тобой не в Киев, - качнул головой Илья.

   - Так ты за мной вернулся!? - обрадовалась Лиза. - Я  сейчас,  только
малого гляну...

   Когда начался дождь, Витька, кормивший своим завтраком  кошку,  пошел
искать бабу. Лиза сидела у края огорода.

   - Бабо, дождь пошел. Идем в хату, -позвал ее  Витька.  -  Бабо,  идем
скорей, смотри, какой дождь сильный. Бабо...

   - Бабо! Бабо, агов..! - Федька Дрюк с трудом выкатил свое  истекающее
потом тело из заляпанного жидкой грязью  по  самые  стекла  милицейского
"газика" и подошел к калитке. На цепи надрывался яростным лаем Рудой.  -
Бабо, где вы есть!? Заберите своего пса скаженого.

   - А, цыть! Цыть, дурню! - Дрючиха медленно вышла из дому. - Там кто?

   - Та я, Федька.

   - То заходи, раз приехал. Цыть, Рудый.

   Федька осторожно миновал рычащего пса и вошел следом  за  Дрючихой  в
хату.

   - Вот дождь, - пожаловался Федька, - третий день без перерыва. А  ды-
шать нечем. Африка. Духота.

   - Ничего, - равнодушно отозвалась Дрючиха, - картопля будет доброй.

   - Бабы на селе брешут, - продолжал Федька,  вытирая  рукавом  рубашки
мокрое лицо, - как Лизка умерла, так и дождь пошел. Говорят, до девятого
дня идти будет.

   - Хватит патякать, - резко оборвала его Дунька, - верзут казна что. А
ты, как дурень, повторяешь. Говори, чего приехал.

   В селе считали, что по хорошему человеку, когда он умирает, небо пла-
чет. Только почему-то в Щурах на похороны дождь случался редко.

   - Мать гроши за картоплю передала.  -  Федька  протянул  Дуньке  туго
свернутую и перетянутую резинкой пачку денег.

   - Сколько тут? - Старуха видела плохо и к новым деньгам не привыкла.

   - Десять.

   - Что десять? - Окончательно рассвирепела она. - Говори по-людски.

   - Десять мильонов.

   "Вот бисовы цены, - подумала Дунька. - Ничего уже не понимаю.  Десять
мильонов за три мешка картопли. Много это, или мало?"

   - Могли бы и больше уторгувать, - проворчала  она,  пряча  деньги.  -
Когда батько доски на забор привезет?

   - Не знаю. Ничего не сказал.

   - Так напомни ему. Тепер вот что... - Дунька помолчала. -  За  Лизкою
хата осталась. Понимаешь меня?

   - Ой, бабо, - Федька снова вытер лицо. Рукава рубашки давно уже  были
мокрыми, - вы бы видели, сколько приехало к ней. И с Фастова, и с Киева,
и все село было. Как на демонстрацию в Фастове  когда-то.  Даже  больше.
Лизку на цвынтар везут, вся улица полная. Мимо какой хаты провозят - все
выходят, прощаются.

   - Чего б это? - удивилась Дунька. - Она ж одна. Никого не осталось.

   - А кто их знает. Только я еще такого у нас не видел.

   - Ну, то их дело. А ты скажи батьку, что б сделал нам Лизкину хату  с
огородом.

   - Я слышал, она ту хату Витьке завещала.

   - Какому? Катькиному сыну? А кто он такой? Он в Киеве  живет?  Вот  и
пусть себе живет.

   - Не знаю, бабо, - засомневался Федька, - как то оно выйдет.

   - Тебе и знать нечего. Скажешь батьку и край.

   На улице нетерпеливо засигналила машина.

   - Так я побежал, - спешно засобирался Федька, - хлопцы ждут.

   - Про доски для забора не забудь, - напомнила Дрючиха, но было видно,
что думает она о другом.

   "Вот клятая баба", - Федька осторожно обошел следившего за ним  злыми
глазами Рудого, хлопнул калиткой и  стал  втискиваться  в  машину.  Внук
ушел, а Дунька Дрючиха так и осталась  сидеть  у  окна.  Неожиданно  она
вспомнила ярко и отчетливо, так, словно было это не без малого семьдесят
лет назад, а недавно, может на прошлой неделе, как сидела она в этой ха-
те у этого же окна, когда жили тут еще Лизка с Шуркой. Сестры ждали отца
из Киева. Дуньке тогда было лет  десять.  Наверное,  меньше,  не  больше
восьми, значит и Лизке было восемь, а Шурке  -  шесть.  Дядько  Григорий
приехал уже под вечер, когда дневная жара начала спадать.

   - А ну, девки, что я привез, смотрите! Они выбежали во двор и увидели
прислоненный к стене хлева велосипед. Рама была обернута желтоватой  во-
щеной бумагой, но руль горел огнем, сверкал на солнце, приковывая к себе
взгляд. - А? Машина! - гордо ходил около него  дядько  Григорий.  -  Кто
первый кататься? - Он накачал колеса и вывел велосипед на  улицу,  -  Вы
успеете еще, - сказал дочерям, - садись, Дунька.

   Дунька с опаской села на багажник, обхватив дядька  Григория  руками.
Она чувствовала запах его пота, паровозного дыма, который считала  запа-
хом города. Было страшно и радостно. Дунька визжала, велосипед гремел по
неровной сельской дороге, шуршали шины...

   - Господи, прости меня грешную, - выдохнула Дунька  и  перекрестилась
на образа.

   Она вышла на двор и под непрекращающимся дождем подошла к забору, от-
делявшему ее огород от огорода Лизы. Около старой хаты суетились  незна-
комые люди.

   - Набежали, - зло сощурилась старуха. - Ничего. Эту халупу мы  слома-
ем. Дом поставим. Детям будет.

   Она постояла еще минуту и незамеченная никем, медленно пошла  в  дом.
Закрывая ей дорогу, низко свисали мокрые ветви слив  и  грецких  орехов.
Над ними тянулись утомленные своей тяжестью, истекающие  водой,  облака.
Казалось, они навсегда повисли над старым лесом, уходящим на север,  над
речкой, что отделяет лес от села и над самим селом, его огородами,  без-
людными улицами, небольшими домами, под крышами которых укрылись от дож-
дя люди.


 


КОНЕЦ...
Другие книги жанра: романы

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]