С той поры Певец изменился, и не в лучшую сторону: всюду ему чудились косые взгляды, он стал озлобленным, недоверчивым, не сыгрался с новым дирижером, рассорился со всей труппой и вскоре тоже покинул Балаганчик.

Зимой он работал в цирке-шапито зазывалой, летом – на ярмарках, и, как прежде, пел на свадьбах и похоронах. В конце концов, когда он понял, что своим искусством не прокормится и тем более не оденется, то разленился и почти перестал петь, хотя был очень неплохим певцом. Теперь он только и мечтал о женитьбе на какой-нибудь богатой невесте. О хористке же забыл навсегда, никогда себя не спрашивая: где она? и что с ней?..

Так прошло лет пять. И вот однажды днем, в его каморку на чердаке очень дешевой гостиницы кто-то постучал.

– Открыто! – отозвался Певец.

Во­шел муж­чи­на не­оп­ре­де­лен­ных лет, бо­га­то оде­тый, с тро­стью в ру­ке. Он не стал ос­мат­ри­вать­ся, как обыч­но де­ла­ют лю­ди, впер­вые по­пав­шие в не­зна­ко­мое ме­сто, а уве­рен­но про­шел к чер­дач­но­му ок­ну и сел на шат­кий един­ст­вен­ный стул у про­дав­лен­ной ку­шет­ки. И не успел Пе­вец поинтересо­вать­ся, что Не­зна­ком­цу угод­но, как тот заговорил:

– Лежите-лежите, отдыхайте! Я не отниму у вас много времени. Я пришел сюда с чисто деловым предложением.

Сердце Певца почему-то сразу забилось сильнее.

– Я слышал, – продолжил Незнакомец, – что вы ищете богатую невесту. – Певец заворожено кивнул. – У меня есть одна на примете… Очень богатая молодая дама. Живет она, правда, в другом городе… Я мог бы вас сосватать, но для этого и мне кое-что от вас нужно…

Певец привстал на кушетке.

– Что же?.. – растерянно пробормотал он.

– Ваш талант.

Певец в удивлении раскрыл глаза.

– Кто вы? – спросил он Незнакомца.

– Собиратель Чрезвычайных Редкостей… Кто-то собирает картины, монеты, оружие. Даже кареты… У меня – совсем другое увлечение. Солнечный зайчик, например. Или первый поцелуй. Воздушный замок. Упавшая звезда. И многое-многое другое… Но собирать все это просто так – занятие бесполезное. Этим можно хвастать, но практической пользы – никакой… А я в душе – прагматик… Разрешите?..

Он достал из воздуха сигару и прикурил ее от потухшей свечи на столе.

– Так вот, с некоторых пор я стал собирать совсем уж необычные вещи. Языки, например. Или профессии.

– К-какие языки? – испуганно спросил Певец, решив про себя, что Незнакомец не в своем уме.

– Я – не сумасшедший! – усмехнулся тот, пуская дым под низкий потолок. – Я говорю об иностранных языках. Вчера, например, был у одного полиглота и теперь прекрасно говорю сразу на семи… А сегодня (такая удача!) у одного поэта я приобрел его Музу (он кивнул в окошко), она в карете. И, значит, теперь могу писать стихи…

Он внимательно посмотрел в глаза Певцу, отчего у того пробежала дрожь по всему телу.

– С вами дело обстоит куда проще, – он криво улыбнулся. – Так как талант вам больше не нужен, я согласен обменять его на вашу мечту.

Певец ошарашено смотрел на него и не мог издать ни звука. Незнакомец весело расхохотался:

– Ну-ну! Придите же в себя! Это у вас – от счастья! А я часто делаю людей счастливыми. Будь у меня свой город – все горожане только бы и ходили со счастливыми рожами. – Он взял со стола пустую пыльную бутылку, перевернул вверх дном и с сожаленьем поставил на место. – А что может быть лучше веселых компаний?.. Только не подумайте, что я вам снюсь.

Он взял руку Певца и дотронулся ею до своего черного фрака.

– Чувствуете? Я живой. Вот он – я! С вами и для вас.

– Кто же вы?.. – прошептал Певец.

Незнакомец не ответил на его вопрос. Лишь загадочно улыбнулся:

– Не будем терять времени, я хочу услышать ваше «да».

– А если я скажу «нет»? – испуганно спросил бас.

Незваный гость холодно рассмеялся:

– Дело ваше!.. Только через очень короткое время ваш талант и ломаного гроша не будет стоить. Не говоря уже о том, что талантливых людей много. Найду другого. Хотя благоразумней было бы подружиться со мной. Я обещаю вам счастливую жизнь, богатый дом, множество слуг и молодую жену. Разве не этого вы хотите? Ну, и, конечно же: власть и деньги в придачу.

Он сделал паузу:

– Что скажете?

– Если… все это так… – с трудом пробормотал Певец, – то я… согласен. Мой талант и впрямь может угаснуть.

Этим он хотел хоть как-то перед собой оправдаться: ведь богатый дом, власть и молодая жена уже словно стояли в чердачной каморке перед его глазами.

– Как это делается?.. – спросил Певец. – От меня потребуется расписка?.. Кровью?.. – Он испуганно посмотрел на гостя.

– Глупости! – расхохотался тот, громче прежнего. – Начитались, поди, средневековых романов!.. Нужно только ВАШЕ ЖЕЛАНИЕ, и больше ничего. Итак, вы желаете заключить со мной сделку? – спросил он Певца уже по-деловому.

– Да, – поспешно ответил тот, – желаю.

Незнакомец встал во весь рост и прикоснулся одной рукой к его лбу, а другой – к его груди, и Певец почувствовал, как горячая волна ударила в голову. Стало жарко сердцу, и внезапно наступил холод. Холод и пустота…

Незнакомец сделал шаг назад, не отрывая от него взгляда.

– Ну, вот, – удовлетворенно сказал он, как художник, закон­чивший работу, и взял со стола трость. – Теперь вы уснете. А проснетесь уже в другом месте. До встречи!..

И уже у выхода он просвистел несколько тактов арии Мефистофеля, которая показалась бывшему Певцу далекой и знакомой, но где он ее раньше слышал – так и не вспомнил.

С тем мгновенно и заснул.

Проснулся он утром. Открыв глаза, бывший певец ахнул: он лежал в богатой широкой кровати на шелковых простынях, покрывавших перину. В раскрытое настежь окно бил сноп света. Солнце высвечивало стены в серебристых обоях, на которых висели старинные гравюры в вишневых рамках. Натертый до зеркального блеска паркет сиял, отражая в себе изящную мебель на гнутых ножках.

Потрясенный Певец сел в кровати.

«Сделка состоялась! – стучало в его голове и сердце. – Незнакомец не соврал! А я даже не знаю его имени. Где это я? И кто она, моя невеста?..»

И тут в его сознании промелькнуло то, чего с ним никогда не было, но в то же время было:

приезд в Мэргород, знакомство с дочерью адмирала, их свадьба, и даже рождение дочери…

Это напоминало ему сон, в котором чужой дом мы часто признаем своим; все в нем чужое: и вещи, и люди, но почему-то мы знаем, что дом этот – наш…

«Так неужели все это уже случилось? – спросил себя бывший певец и тут же себе ответил: – Да, было, случилось и все это есть…»

С ка­ж­дым мгно­вень­ем чу­жая жизнь вхо­ди­ла в не­го как его соб­ст­вен­ная. Все сме­ша­лось в ду­ше: со­бы­тия, вре­мя, да­же про­стран­ст­во. Но спус­тя мину­ту-дру­гую он уже вспом­нил все мель­чай­шие под­роб­но­сти сво­ей жиз­ни бо­га­тым се­мей­ным че­ло­ве­ком. Жиз­ни, ко­то­рая про­дол­жа­лась, хо­тя толь­ко те­перь нач­нет­ся…

В дверь постучали. На пороге появилось двое слуг.

– У-уу!.. С добрым утром! – сказал ему Первый.

– Угу-у… Завтрак на столе, – поклонился Второй. – У вас сегодня очень важный день.

Они достали из гардероба красивый домашний костюм, белые гольфы и туфли с золотыми пряжками. Не прошло и минуты, как они одели его и провели по широкой лестнице просторного особняка в столовую комнату.

За большим столом сидела вся семья: молодая женщина, благородный седой старик и девочка, лет трех. Бывший певец поцеловал жену и дочку, кивнул тестю и, запихнув за воротничок угол хрустящей белоснежной салфетки, принялся за еду.

Ели молча. Но вскоре звяканье столовых приборов нарушил звонкий голос дочери:

– А у дедушки для тебя сюпли-из!..

Бывший певец поднял глаза на тестя. Тот тщательно, как ни в чем не бывало, ел с ложечки яйцо всмятку. Услыхав признание внучки, он рассмеялся:

– Выдала, стрекоза! – и погрозил ей пальцем. – Я хотел это сделать после завтрака.

Бывший музыкант вопросительно посмотрел на жену. Луиза – на своего отца.

– Ладно, папа! Больше скрывать нет смысла…

Адмирал положил ложечку рядом с яичной скорлупой и, утерев губы салфеткой, важно произнес, обращаясь к зятю:

– Как вы знаете, Ленард, прошел месяц после смерти нашего Бургомистра. Город парализован безвластьем... Магистрат пытается наладить жизнь, но нужен человек, который смог бы все взять в свои руки… – Он сделал паузу и покрутил кончики седых усов. – Поэтому сегодня, как почетный гражданин города, имеющий веское слово в Магистрате, на Большом Городском Совете я буду рекомендовать на это место вас… – У бывшего певца екнуло сердце. – Место выборное… Но по Уставу Магистрата его можно и купить… Правда, за очень большие деньги… Не скрою: таких денег нет ни у меня, ни даже у главного банкира города. И разговор был бы бесполезен, если б сегодня ночью некий Неизвестный, назвавший себя вашим давним другом… – у бывшего певца засосало под ложечкой, – не передал нужную сумму. Члены Магистрата уже извещены.

Раздались аплодисменты жены и дочери.

– Ула-аа! – крикнула маленькая Мария. – Мой папа – булка-мистел!

Бывший певец пребывал в растерянности.

– Справитесь, – успокоил его тесть. – Быть адмиралом труднее. В конце концов, Бургомистрами не рождаются. Так что после завтрака отправимся в Ратушу.

«А не сон ли это?» – подумал бывший музыкант. Он незаметно ущипнул себя за руку и едва не вскрикнул от боли.

– А мы с Марией испечем к обеду твой любимый пирог с грибами и луком, – сказала Луиза.

«Нет, не сон», – сказал он себе и ласково потрепал дочку за щеку.

В тот же день, ближе к вечеру, ошеломленный и счастливый, он уже принимал поздравленья от всего города.

На следующее утро тесть укатил в кругосветное путешествие. Весь год он присылал домой письма: из Африки, из Австралии, потом долго вестей не было, а последнее короткое письмо, даже не письмо – записка – пришла уже от чужих людей, где сообщалось, что капитан погиб у берегов Англии.

Дочь, безумно любившая отца, тут же слегла и стала чахнуть. Она долго болела и спустя полгода тихо умерла, оставив на руках Ленарда маленькую Марию.

Так он стал вдовцом, и недолгая счастливая жизнь пронеслась как сон…

«А было ли все это? – вновь и вновь спрашивал себя Ленард, и горько отвечал: «Было и больше не будет…»

Прошел год-другой. Незаметно пробежало десять лет. Он стал настоящим Бургомистром, между делами и заботами воспитывая любимую дочь…

 

 

Глава одиннадцатая

ЧИСЛО ЗВЕРЯ.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА БУРГОМИСТРА.

 

Однажды летом, засидевшись допоздна в Ратуше, Ленард вдруг услышал чей-то резкий стук в окно. От неожиданности он вздрогнул и очень удивился, так как его кабинет находился на втором этаже. Бургомистр оторвался от бумаг, поднялся из-за стола и выглянул на площадь. Там никого не было.

«Видно, почудилось», – подумал Ленард и задернул окно тяжелой портьерной шторой. Когда же он вернулся к столу, чтобы продолжить работу, – в кресле посетителя сидел ночной гость. Он был одет в дорогой костюм и лаковые штиблеты, седой, с напомаженными висками. А по кабинету заструился запах тонких духов.

– Что вам угодно?!.. – вскричал Ленард. – Кто вы такой и как сюда проникли?!

Он знал, что за дверьми кабинета дежурят два его тайных агента, и проскользнуть мимо них не было никакой возможности.

Незнакомец расхохотался, и в его смехе Бургомистр узнал своего благодетеля.

– Вы?!.. – опешил Ленард.

– Не ожидал? – спросил Незнакомец, обращаясь к нему на «ты».

– Честно говоря, и думать забыл, – растерянно пробормотал Ленард.

– А зря, – покачал головой Незнакомец. – Я ведь еще тогда тебе сказал: до встречи! Или не рад?..

– Рад! – спохватился Бургомистр. – И весьма признателен за все.

– Надеюсь, – снисходительно улыбался Незнакомец. – Тем более что сейчас мы будем видеться чаще.

– Вы переехали в наш город?

– Я купил замок неподалеку. С прекрасным парком и озером.

– Неужели тот самый, у кладбища, который все называют «Безрадостным»?! – воскликнул Ленард.

– Называли! – поправил Незнакомец. – Теперь приставки «без» уже не существует. Это будет самый радостный замок на свете.

– Но в нем, говорят, совершались убийства, а теперь водятся привидения… – опасливо сказал Бургомистр. – Прежний владелец покинул его, лет пять назад. Но до сих пор по ночам оттуда доносятся жуткие крики, и мерцает свет в окнах.

– Глупости! – беспечно махнул рукой Незнакомец. – Мало ли кто кого убил? К тому же я не суеверен. Теперь я живу в нем и, надеюсь, что слава о моем замке пойдет совсем иная. Мне он понравился: и архитектурой, и внутренней отделкой, и старинными вещами. Словом, удачная покупка!

– Богатый замок! – согласился Бургомистр. – И, наверное, очень дорогой!..

– Не очень, – вежливо ответил Незнакомец. – Всего миллион золотых!

– Всего-о?!.. – ахнул Бургомистр. – А я никак не найду тысячу для городской казны.

Незнакомец тут же достал из потайного кармана увесистый кошелек и бросил его со звоном на стол.

– Здесь – ровно десять тысяч. Дарю вашему городу.

– Благодетель! – просиял Ленард. – Но, простите!.. Я до сих пор не знаю: кто вы! В тот раз вы не представились…

 – Это ты прости меня, – усмехнулся ночной гость и протянул Бургомистру свою тонкую руку с изящными длинными пальцами: – Князь Вольнор!

– Так вы – Князь! – обрадовался Ленард. – Фу-у! А я уж было, черт знает что, подумал! Кстати! – внезапно вспомнил он. – Как ваше собирательство?..

– Коллекция пополняется, – кивнул головой Вольнор. – В ней уже 650 профессий!

– Зачем они вам?! – искренне удивился Ленард. – Неужели целую жизнь можно потратить на все это, так и не вос­поль­зо­вав­шись плодами? Я с трудом управляюсь с одной работой.

– Это, смотря, кто сколько проживет, – загадочно произнес Князь и добавил: – Вот в прошлом году, например, я получил первую премию на королевском конкурсе певцов! В этом есть и твоя заслуга.

Бургомистр поморщился:

– Не хочется ворошить прошлое…

– Согласен, – кивнул Вольнор. – Тогда поговорим о будущем… Присядь, Ленард. Разговор будет долгим…

Бургомистр опасливо опустился на краешек своего кресла.

– Ты спрашиваешь меня, зачем все это?!.. А вот послушай!..

Ленард затаил дыхание.

– Ко­гда-то я был од­ним из пад­ших ан­ге­лов… – за­дум­чи­во про­из­нес Князь. – По­сле то­го, как нас сбро­си­ли на зем­лю – по­пал на кры­шу городско­го до­ма и стал до­мо­вым. Ах, как я бла­го­да­рен Судь­бе за это!.. Мои со­бра­тья, в от­ли­чие от ме­ня, очу­ти­лись черт зна­ет где: кто – в лесах, кто – в по­ле, а кто (стыд­но ска­зать!) – в бо­ло­те, со­от­вет­ст­вен­но превратившись в ле­ших, бе­сов или во­дя­ных… А так как в го­ро­де возможно­стей для карь­е­ры все­гда больше, то уже скоро, лет че­рез три­ста, я дослужил­ся до Ма­ги­ст­ра Чер­ных Чар, то есть, про­ще: стал Ма­гом и Чароде­ем.

– Значит вы… все-таки… дьявол?! – промолвил побледневший Бургомистр.

– Почти что. Хотя для вас, людей, все эти чины – на одно лицо!

Он достал, как и тогда, сигару из воздуха, но на этот раз прикурил от зажженной свечи, стоявшей на столе.

– С прошествием веков я понял, что обратного хода нет, – он ткнул пальцем в потолок, – а вот стать новым Князем Тьмы – в моих силах. Для этого я должен лишь завладеть Духом творчества!

– Вы… убиваете людей?.. – спросил Ленард, побелев­шими от страха губами.

– Нет! – рас­хо­хо­тал­ся Воль­нор. – Ду­ши лю­дей мне не­под­вла­ст­ны. Да мы и не убий­цы. Убий­цы это вы – лю­ди! Мы уби­ва­ем ва­ши­ми же ру­ка­ми… На­шеп­ты­ва­ем чер­ные мыс­ли и под­тал­ки­ва­ем к преступленью… Нет! Я дей­ст­вую по-дру­го­му. Это труд­ная ра­бо­та, Ленард! Од­на­ко, я очень способ­ный, ум­ный и энер­гич­ный ча­ро­дей: в мо­ей Чер­ной Шка­тул­ке хранится Дух Твор­че­ст­ва сот­ен лю­дей!..

– Так вы не Князь!.. – чуть разочарованно промолвил Ленард.

– Я купил этот жалкий земной титул, как игрушку, – холодно сказал Вольнор, – и пока тешусь им. Но чтобы стать настоящим Князем Тьмы, наравне с Вельзевулом, Велиалом или Люцифером, мне нужно довести счет до 666.

– Число Сатаны! – испуганно произнес Бургомистр.

– Да, – согласился с ним Князь. – Это – великое число Тьмы! Число Зверя!

Ленарда забила нервная дрожь.

– Ну-ну, не бойся, – успокоил его Вольнор. – Тебе ничего не грозит. Твою музыкальную душу я забрал еще тогда.

– Зачем в-вы мне эт-то говорите?.. – с трудом выговорил Ленард.

– Хочу и дальше сотрудничать с тобой.

– Н-нет, нет!!! – истерически вскрикнул Бургомистр.

Вольнор поднял ладони, и он покорно замолк, лишь всхлипывая да икая.

– Бокалы, Бургомистр! Выпьем за нас с тобой!.. И еще, – приблизил свое лицо к лицу Ленарда. Дыхание Черного Магистра напомнило раскрытый склеп. – За твою дочь!.. – подмигнул Вольнор. – Чтобы скрепить наш союз, я обручусь с ней!

Ленард даже улыбнулся, столь нелепым показалось ему это предложение.

– Вы?!.. С ней?!.. – он глотнул воздух широко раскрытым ртом. – Но ей лишь тринадцать!

Князь рассмеялся:

– Тринадцать – мое любимое число! Чертова дюжина!.. Да и кто сейчас говорит о женитьбе?

– Но ваш возраст!.. – пробормотал Ленард.

– Что, возраст? – спросил с любопытством Князь: его глаза посмеивались холодно и весело, как зимние звезды.

– На вид вам… ммм… лет… э-э-э…

– Сколько же?.. – с интересом полюбопытствовал Князь.

Бургомистр не мог вымолвить ни звука.

– Смотри же! – произнес Вольнор.

Вначале пропали его морщины. Затем уменьшились залысины, а через мгновенье – и вовсе исчезли. Седые клочья волос превра­ти­лись в густую черную шевелюру. Лицо покрылось здоровым румянцем, и вот – перед вконец изумленным Бургомистром сидел уже стройный молодой человек.

– Так сколько мне лет? – поинтересовался он с укоризной, поднимаясь с кресла. – То-то же!..

Он кивнул потрясенному Бургомистру и растворился в воздухе, оставив на столе нераспечатанную бутылку…

…Так произошла их вторая встреча, после чего они стали видеться почти ежедневно.

 

 

Глава двенадцатая

 

– Теперь ты знаешь все, – сказал Ленард Антону на пути в город.

После рассказа Бургомистра хмель из головы скрипача выветрился полностью.

– Вот почему я решил, чтобы вы с Марией немедленно убрались из города. Он что-то задумал против тебя… С тех пор, как здесь появился Князь, – число его жертв достигло 665. А завтра – Вальпургиева ночь!

– И вы помогали ему в этом?! – воскликнул Антон.

Ленард горько усмехнулся:

– Помогал, но с умыслом! Я пошел на сделку, лишь бы он поскорее убрался из нашего города! Но теперь бежать надо вам. И как можно скорее! – Ленард стегнул коня и галопом помчался в город, чтобы выпустить из-под замка дочь.

…Забегая вперед, следует сказать, что в ту же ночь скончался Мясник. Как и предсказал Вольнор.

Когда Антон прискакал следом, Мария уже была одета в дорожное платье. Небольшой баул и саквояж стояли наготове.

 

Проснувшись этим утром, Мария обнаружила, что дверь комнаты заперта на ключ, а балконная дверь, хоть и была распахнута настежь – закрыта на раздвижную решетку.

Она вспомнила прошедший день: свое преображение, встречу со скрипачом, ночной концерт в благоухающем саду, и вдруг – этот утренний плен!

Мария была уверена, что Антон не мог не сдержать своего слова. Значит, мучалась она, с ним что-то случилось. Его мог заманить в свой замок Вольнор, или упрятать в темницу. В конце концов, ужасалась она, его могли спокойно убить…

Промучившись весь день в неведении, она, наконец, дождалась отца и была теперь готова ко всему.

Чтобы Вольнор не заподозрил неладное, Ленард, по приезде с охоты, объявил горожанам о скорой свадьбе своей дочери со скрипачом, а Черного он отослал в лес, чтобы тот велел егерям сберечь дичь в неприкосновенности для грядущего торжества. На самом же деле, – чтобы тот не смог помешать беглецам скрыться.

– Не мешкайте, – нервничал Бургомистр, поминутно выглядывая в окно.

Он приготовил им в дорогу большой кошель с деньгами и собрал корзину с провизией. Две лошади уже стояли оседланными недалеко от площади. Беглецов ждало дальнее путешествие в столицу, где у Марии жила тетка – сестра покойной матери. И стоило молодым лишь вскочить в седло, как повесть повернула бы совсем в другую сторону. Однако, Антон не собирался никуда уходить.

– Одумайся! – умолял его напуганный Бургомистр. – Вольнор погубит тебя!

– Стыдно бежать, – отвечал скрипач. – Не утащит же он меня насильно в свой замок!.. Эх, будь со мной Снегирь, мы бы ему показали!

– Глупец! – закричал Ленард. – Что вы сможете ему сделать?!.. Он – Маг и Чародей! А что станет с Марией, если он погубит тебя?.. Ведь она умрет от горя!

– Умру!.. – согласилась Мария.

– А я умру без нее, – голос Бургомистра дрогнул. – И что будет с горожанами? Ты подумал?.. Из-за тебя погибнет весь город!

– Город не погибнет, – ответил Антон, повторяя слова, сказанные им тогда, в гостинице. – И вы не умрете, – успокоил он Бургомистра. – И Мария будет всегда со мной… Потому что мы любим друг друга!..

Он глянул на них, ничего не объясняя:

– К тому же, мы совсем забыли про концерт в Ратуше. – И стал распаковывать вещи.

 

Следующий день был насыщен важными событиями. Тайные агенты с раннего утра носились как угорелые. Белый отвечал за подготовку к завтрашней свадьбе, которую объявили на 1 мая, а Черный – за концерт Антона, который в последний момент был перенесен из Ратуши на площадь: все желающие послушать не вместились бы в небольшом зале.

Бургомистра же можно было увидеть в разных концах города. Он самолично следил за исполнением своих распоряжений.

Он встретил портного, привезшего фрак для Антона, зашел в парники к садовнику взглянуть на цветы, которые тот срезал ранним утром и сейчас искусно составлял из них всевозможные букеты, венки и гирлянды для трибун. Сегодня это были флоксы, георгины и розы – ведь именно розы обожал Князь.

Не обошлось и без одного досадного недоразумения: перепутали два венка. Один – с праздничной лентой: «ВЕЛИКОМУ МУЗЫКАНТУ» – отправили на могилу Мясника, зато другой, с траурной – оставили для вечера. И надпись: «УМЕР ОТ СЧАСТЬЯ» – конечно же, выглядела зловещим предзнаменованием. Ленард вовремя это заметил и с удовольствием накричал на Черного, предупредив его, что если еще раз будет что-либо подобное, он тут же уволит его ко всем чертям!

Потом Бургомистр явился на площадь, где плотники заканчивали сооружать площадку для концерта и трибуны для гостей. Молчаливые женщины из «Общества старых дев» украшали трибуны шелковой тканью и воздушными шарами. Пиротехники возились над изготовлением фейерверка, а оркестранты военного оркестра репетировали туш.

Зайдя на почту, Ленард лично проследил за отправкой пригласительных телеграмм на концерт и свадьбу, и даже одну успел уже получить: телеграмма была от мэра соседнего города – госпожи Клариссы, – с наилучшими пожеланиями дочери Бургомистра.

Словом, дел было невпроворот. И за всей этой суетой Ленард ни на мгновенье не забывал о сегодняшней страшной ночи, все пытался предугадать: какую же месть приготовит Черный Магистр?..

Еще утром Бургомистр, невзирая на общественное мнение, забрал Антона к себе, к великому неудовольствию Гостинщика, и запретил и ему, и Марии выходить из дома под любым предлогом, приставив к ним охрану из проверенных солдат городского гарнизона. Все окна были закрыты наглухо, словно дом стоял на осадном положении.

 

Фрак был изящен и строг. Белого цвета, с шелковыми лацканами. Портной долго ходил вокруг Антона и придирчиво поправлял складку за складкой.

Антону в нем было одновременно и удобно, и неловко. Он привык к широкому плащу, а тут, как ему казалось: пошевели он рукой – и все разлетится по швам. Но фрак был сшит замечательно: крепко, добротно и красиво.

«Видал бы меня Снегирь!.. – подумал Антон. – Помер бы со смеху!.. Хотя, – он тут же успокоил себя, – во фраках ходят не только Князья и Бургомистры: во фраках выступают певцы и дирижеры!»

Он покрутился перед зеркалом.

«В конце концов, я – тоже музыкант… Тут бы Снегирь меня понял».

И чуть взгрустнул…

Портной ушел.

Все стенные и напольные часы особняка пробили три раза. Их было в доме много, в разных комнатах, оттого и прозвучал целый часовой оркестр.

«Через пять часов – концерт», – с каким-то особым волнением подумал Антон: ему вдруг очень захотелось сыграть перед всем городом так, как он еще никогда не играл! Назло Вольнору! Князь не испугает его, не остановит, не заставит плясать под его дудку! Сегодня он сыграет с такой силой, что заставит Черного Мага отступить.

«Надо размять пальцы», – подумал он. Снял фрак и повесил на манекен.

– До вечера! – шутливо попрощался Антон, и ему показалось, что тот приветливо махнул рукавом в ответ.

Проходя по коридору, скрипач увидел внизу под окнами Скульптора. Тот безуспешно пытался прорваться в дом, доказывая охране, что наконец-то его посетило Вдохновение, и если господин маэстро немедленно не явится к нему в мастерскую, он откажется от заказа Магистрата. Однако охранники скульптора не впустили.

Антон улыбнулся его настойчивости, хотя сам Вдохновения никогда не ждал.

Он был импровизатором. Сыграв один раз новую вещь, тема которой была навеяна в пути, он тут же ее забывал, потому что иные дали открывались его глазам, его слуху, его душе. Будущие дни таили в себе еще непрожитое и несыгранное. Он никогда не репетировал перед концертом, музыка была всегда неизвестной до поры даже ему самому. Разве можно отрепетировать завтрашний день или еще раз проиграть вчерашний?

И только гаммы он играл ежедневно, но это было нужно, скорее, для техники, чем для души.

Внезапно в коридоре его привлек чей-то громкий голос из-за одной двери. Антон прислушался и узнал Бургомистра. Тот репетировал речь, которую должен был сказать перед концертом.

– Горожане и горожанки нашего славного города! – доносилось из-за двери. – Завтра я приглашаю вас всех на свадьбу моей дочери! Трам-пам-пара-пам! Бух! Бом!

Это Ленард «сыграл» губами туш, который должен был исполнять по сценарию военный оркестр.

Антон на цыпочках с любопытством подошел к двери и приоткрыл ее. В образовавшуюся щель он увидел Бургомистра, стоявшего на стуле вполоборота, с листком в руке.

– Сегодня же, – говорил тот, – мы собрались, чтобы послушать концерт моего будущего зятя – скрипача Антона!.. Нет, – оборвал он себя, – тут надо проникновенней!.. – И повторил фразу иначе: – …чтобы послушать концерт моего будущего зятя!.. Да, вот так! – Он выбросил руку вперед и вдохновенно продолжил: – Многие из вас уже слышали эту божественную игру, но тогда он не был еще готов выступить перед вами, как и подобает настоящему музыканту!.. Нет, – недовольный собой пробормотал Ленард, – лучше: великому музыканту!.. Да! – и повторил вновь: – Как и подобает великому музыканту!..

Антон застыл у двери, залившись краской, а Бургомистр торжественно вещал дальше:

– Благодаря ему, в нашем городе откроется музыкальная школа для всех желающих! Учитесь, играйте! Чтобы наш славный город стал самым звонким в королевстве!.. Трам-пара-пам! Бух! Бом! – вновь сыграл туш невидимый оркестр. – И, наконец, – повысил голос Ленард, – по предложению Антона-скрипача, с осени у нас будут проводиться музыкальные фестивали! Все лучшие музыканты мира приедут к нам, чтобы подарить свое искусство!

«Когда это я говорил про фестиваль?..» – удивился Антон вдохновенной фантазии Бургомистра, и распахнул дверь настежь.

Ленард обернулся, рассержено нахмурив брови, но, завидев Антона, расплылся в улыбке:

– Ты все слышал?!. – обрадовался он. – Не слишком ли скромно?..

– Скромно?! – вскричал Антон. Краска отлила от его лица, и теперь оно было белым как листок в руке Бургомистра. – Да это просто вранье!..

– Что – вранье? – испугался Ленард, спрыгивая со стула.

– Все! – категорически воскликнул Антон. – И про фестиваль, и про школу, и про «великого»! Это ж надо додуматься: я – «великий»! – повторил он с издевкой и перевел взгляд на стену. – А это еще что такое?!

На стене висела большая цветная афиша, только что привезенная из типографии.

 

«ФЕСТИВАЛЬ ИМЕНИ АНТОНА В ГОРОДЕ N.!

ПРИГЛАШАЮТСЯ ЛУЧШИЕ музыканты КОРОЛЕВСТВА!

ЖЮРИ под председательством АНТОНА

определит самого талантливого после

АНТОНА-СКРИПАЧА!

СПЕШИТЕ УЧАСТВОВАТЬ!»

 

– Ну, как? – хвастливо спросил Ленард.

– Ужасно! – с тихой ненавистью ответил Антон.

– Что ужасно? – запаниковал Бургомистр. – Если не нравится шрифт или цвет – наборщик немедленно все исправит!..

– Да разве можно приглашать лучших музыкантов, заранее тыча каждому в нос, что он – не прима?!

– Согласен, – поспешно молвил Бургомистр.

– Тогда зачем все это? «Лучший», «великий», «талантливый»!

– Скромность тоже хороша в меру! – проворчал Ленард. – А то твои протесты заставляют всех еще больше отпускать тебе комплименты. – И тут же с веселым любопытством спросил: – Неужели это действительно неприятно?

– Очень! – согласился Антон.

– Неприятно что? – старался понять Ленард. – Когда красиво одет? Когда изысканный стол? Когда всё под рукой: и деньги, и власть, и слава?! Да?.. Но почему это неприятно? Весь мир желает достичь таких вершин!

– А я хочу одного: работать! – воскликнул Антон. – А на остальное – наплевать!

– Эка невидаль! – усмехнулся Бургомистр. – Все работают! И я! И Галантерейщик! А вот получают – по-разному! Кто сколько стоит! Ты стоишь многого, парень!

Антон на этот раз промолчал. Да и что он мог возразить? Фрак сидел на нем превосходно, горожане желали ему счастья, а сам он был желанен Марии! Куда больше?.. И может, в самом деле, не такой уж он обычный музыкант?.. Ну, положим, не гений, но… очень… очень талантливый!.. Кстати, и Снегирь называл Антона «маэстро»!.. Он снова вспомнил о нем, и тень печали легла на его взор.

Бургомистр же понял это по-своему:

– Ладно! – махнул он рукой. – Не обижайся. Я все это сказал лишь для того, чтобы ты не пал духом! Надо показать Князю, что мы его не боимся.

– Ни капли! – твердо подтвердил Антон.

– «Ни капли!» – горько усмехнулся Бургомистр. – Хорошо тебе говорить. Если бы ты знал, для чего проводятся в нашем городе фестивали искусств! Ведь я специально хочу провести этот осенью, а не теперь, когда близится ночь Святой Вальпургии. Хотя чувствую: мне грозят страшные неприятности!

– Да, – вспомнил Антон, – вы что-то говорили о договоре с Вольнором… Но в чем заключалась суть сделки?

– «Твоя забота, – сказал мне тогда Князь, – раз в году, в Вальпургиеву ночь, собирать творческих горожан и гостей города. А уж я расстараюсь для нашего города!..»

«Как же я смогу это сделать?!..» – спросил я, еле живой от страха.

«А это уже придумаешь сам! Да ты не бойся! Обещаю тебе: наш город станет самым счастливым на свете».

«Но почему вы решили, что именно здесь есть нужные вам души?» – продолжил Ленард.

«Одна душа, друг мой! Одна! – уточнил Вольнор, – Она интересует меня больше всех остальных! Рано или поздно она проявит себя. Ради нее я и прибыл сюда».

Чья это была душа, Ленард не стал спрашивать. 

– Сегодня я понял, – сказал он Антону, – что опасность грозит именно тебе: видимо, ты должен был стать последним в «числе зверя», – закончил свое трудное признание Бургомистр. – И все-таки лучше было вам с Марией бежать… Князя не пересилить…

– А что стало с теми, кто побывал на ваших «фестивалях? – перебил Антон. – Они что, все погибли?

– Нет, нет, что ты! – воскликнул Ленард. – Разве бы я смог?!.. Закрытие праздника по традиции проводилось в Радостном замке. Многие из тех, кто там побывал, изменились… Но что там с ними происходило – вряд ли понял кто из участников празднества, и уж тем более не помнит никто. Я пробовал расспрашивать…

– Изменились в чем? – продолжал расспросы скрипач.

– Они все возвращались, но какие-то другие... Некоторые уехали, знаю, что слава их вскоре после этого пошла на убыль, а то и вовсе угасла. А некоторые из них осели в городе. Взять, к примеру, нашего Скульптора. Думаешь, он всю жизнь «ваял» лишь свое семейство или бюсты на заказ? Нет! Он был настоящим Художником – вдохновенным Мастером! Семейная композиция – это плод творчества «послезамкового» периода. Он был одним из первых, кого пригласил на ночную пирушку Вольнор. А наш известный мастер-краснодеревщик! Если б ты знал, какую он мастерил мебель: словно чувствовал в себе душу дерева! В его резных креслах заседает весь Магис­трат!.. А тут – стал сколачивать табуретки! Сколотит – и доволен! И ничего больше в жизни ему не надо! То же самое произошло с соседом-пирожником: вместо бисквитных разноцветных тортов – пресные лепешки! И с художником – тем самым, что малюет лишь вывески или вот – афиши!.. – Ленард замолчал, глубоко задумавшись. Потом поднял голову и посмотрел в глаза Антону, – Слушай, неужели ты останешься?.. – получив в ответ утвердительный кивок, безнадежно спросил. – Неужели ни капельки не боишься?

– Ни капли! – подтвердил скрипач.

– Ни капли, – повторил Бургомистр и тут же хитро прищурил глаза: – Ни капли?.. – и достал из шкафа графин с вишневой наливкой.

 

Еще днем городскую площадь оцепили солдаты Гарнизона во главе с одноглазым Полковником. А к вечеру стали съезжаться гости.

Многие желали попасть на торжество, однако, даже площадь не могла вместить всех. Поэтому счастливчиков пропускали лишь по билетам, проданным накануне. С жителей, чьи окна выходили прямо на площадь, – деньги брали в двойном размере: и за концерт, и за комфорт.

Уже заняли свои места – и Дядя посла, и Племянник королевского министра, и Владелец трех городских издательств, а также Рыбник, Гостинщик и Галантерейщик. Все были с женами.

Но вот по площади пронесся возбужденный гул: это из дома вышли Бургомистр с дочерью. Белый и Черный провели их на почетные места.

Корреспонденты с фотокамерами, расположившись вокруг помоста, делали первые снимки. Все с нетерпеньем ожидали начала концерта.

Кресло рядом с Бургомистром пустовало, но это никого не беспокоило – оно предназначалось для Вольнора. Ни одно торжество в городе не обходилось без него. Князя приглашали, его ждали, без него не начинали. Он любил запаздывать, и все взоры, бинокли и лорнеты были устремлены в его сторону. А восторженный шепот ласкал ему слух.

На этот раз Ленард молил Бога, чтобы Князь не приехал. Он даже не пригласил его, хотя знал, чем это ему грозит.

С приближением концерта, сердце Бургомистра готово было выскочить из груди. Он с ужасом думал о сегодняшней ночи, и рука его сильно сжимала руку Марии.

– Начинай! – шепнула она ему. – И ничего не бойся!

Под шквал аплодисментов Ленард вышел на помост и произнес первые слова своей речи:

– Граждане и гражданки нашего славного города! Завтра я приглашаю всех вас на свадьбу моей дочери!..

Военный оркестр тут же сыграл запланированный туш. О чем говорилось в речи дальше – мы уже примерно знаем. Поэтому оставим Бургомистра и горожан на площади, а сами тем временем поглядим, что происходит в Радостном Замке. 

 

 

Глава тринадцатая

 

…Что же привело в этот небольшой город одного из самых могущественных Чародеев и Магов? Что заставило его прервать свое вечное кочевье по просторам Земли и поселиться в древнем Замке?

В то самое время, когда Ленард, будучи неопытным Бургомистром, только-только вникал в дела городской власти, Вольнору однажды в разрушенном средневековом замке среди пылящихся на каминной полке старинных потрепанных фолиантов – попалась на глаза «ОГНЕННАЯ КНИГА», заключавшая в себе дьявольские судьбы.

Он всегда относился к ней равнодушно, не желая знать, что ждет его завтра, ибо любил, когда жизнь приносила сюрпризы. Ему доставляло удовольствие принимать решения в последний миг, когда, казалось, несчастье вот-вот настигнет его. Он хотел испытать на себе то острое ощущение опасности, которое ежечасно подстерегало людей. Он играл с Судьбой в кошки-мышки, позволяя ей иногда легкую шалость – ставить ему палки в колеса.

Оттого и был так спокоен, ибо знал, что – вечен, как вечно Зло на земле.

Итак, раскрыв со скучающим видом Книгу на букву «В», он вдруг прочел о себе то, чего раньше не замечал. Огненными буквами, на странице из выделанной козьей кожи, было написано:

 

«Князь вольнор да убоится скрипача никколо!..»

 

Тридцать семь скрипачей, юношей и мужчин с этим именем он погубил за многие годы, но огненная надпись в волшебной книге не исчезала. И он рыскал по Земле, в поисках своего тайного недруга.

И вот однажды, в небольшой горной деревне, он узнал про мальчика с таким же именем. Тому было всего три года, и он еще не мог быть скрипачом… Но в детских глазах Вольнор прочел свой Приговор.

В ту же ночь он украл ребенка и сбросил его в ущелье.

Довольный Вольнор, вернувшись в свое земное прибежище (в то время он жил в Карпатах) и, раскрыв, в который раз, «ОГНЕННУЮ КНИГУ», к своему изумлению и ужасу, обнаружил все ту же негасимую строку:

 

«Князь вольнор да убоится скрипача никколо!..»

 

Вольнор был отчаянно взбешен. И тут же, не медля, бросился на поиски похищенного им ребенка. В мгновенье ока он очутился в той самой горной деревне, где, как был уверен, погубил мальчика. Но, спустившись на крыльях плаща в обрыв, он нигде не обнаружил его тела.

Сил Зла накопилось в нем столько, что в гневе в ту же ночь Вольнор устроил одно землетрясение и два шторма.

А мальчика спасли ветки кустарника, растущего на обры­вистом склоне. Они нежно и заботливо поддержали его и уберегли от падения. До рассвета укачивали маленького Никколо гибкие ветви. А утром его, обессилевшего от голода и боявшегося плакать, заметили пастухи. Подержав у себя несколько дней и подкрепив козьим молоком, они отдали найденыша в детский Приют, где его нарекли другим именем.

Еще десять лет блуждал Князь по земле, ища скрипача. Это был миг для Вечности, но для Вольнора – миг, не из приятных. И, однажды, вернувшись передохнуть в Карпаты для новых, почти безуспешных поисков, он, к своему удивленью, прочел в волшебной книге уже другие слова:

«Князь вольнор

да убоится скрипача никколо в городе М.»

 

Так вот и появился пять лет назад в этом небольшом провинциальном городишке один из могущественных Магов и Чародеев.

Вольнор купил старый замок и стал дожидаться появления скрипача. И когда Бургомистр сообщил ему, что в гостинице появились два музыканта, один из которых – Антон-скрипач, Вольнор понял, что приблизился к цели.

Про остальное вы уже знаете.

 

Этим утром, 30 апреля Князь снова увидел огненную надпись, пылавшую еще ярче, чем прежде. В ярости он бросил волшебную книгу в пылающий камин. Она вспыхнула и пропала. А на стене появились огненные слова:

«бойся скрипача!»

 

Вольнор зарычал от злости и бессилья, стал носиться по замку, но где бы он не находился, на всех стенах, потолках, балках, сводах, ступенях и зеркалах вспыхивали огненные эти слова.

Под конец ему стало казаться, что в этой фразе, даже не предупреждение, а насмешка: «боишься скрипача?!»

«Надо побыстрее покончить с ним, – подумал Вольнор. – И тогда завтра наступит мой день!.. Но как победить мальчишку, если и пуля его не берет?.. Заговоренный он, что ли?.. Но если не я его, то он – меня! О, будь проклято, это предсказанье! Оно не дает мне покоя уже столько лет! Оно мешает достичь вершин! Я, могущественный Маг! – не могу победить жалко­го человека!.. – И тут он впервые довольно усмехнулся: – А если не силой, а хитростью?!..»

И уже в приподнятом настроении Вольнор принялся готовиться к Шабашу, насвистывая себе под нос арию Мефистофеля.

Первым делом Князь вызвал из зеркала Белого и Черного и приказал им не спускать глаз с Антона, затем достал из сундука черную мантию, отороченную мехом козла, шлем с рогами, и укрепил в центре его свечу из шмелиного воска.

Из самшитовой шкатулки, на крышке которой была вырезана восьмиугольная звезда, Вольнор извлек необходимые для Шабаша предметы: кубок, светильник, нож, меч и жезл. Последним был вытащен колдовской колокольчик, звон которого служил началом Вальпургиевой ночи.

И, наконец, из тайника в полу Князь достал Книгу Церемоний, или Книгу Теней, в которой был список имен всех, кто участвовал в Шабаше – мертвых и живых. Сложив все это на столе своей тайной комнаты, он вышел в зал и хлопнул в ладоши.

И сразу же к нему слетелись полчища летучих мышей, сбежались стаи черных крыс, свора бездомных псов. Мыши сели на перила, а крысы и псы на ступени и, подняв вверх морды, завизжали и завыли жутким воем.

Вольнор щелкнул пальцами, и все они превратились в людей – в слуг Замка, которые каждый год перед Великим Праздником Тьмы приводили в порядок его обиталище.

Все подметалось, мылось, натиралось до блеска, снималась годовая паутина, пыль и грязь, во всех люстрах и светильниках зажигались свечи, замок преображался. Даже чьи-то забытые лица на старинных портретах отогревались и начинали страшно и безобразно улыбаться своими беззубыми ртами.

И не успели часы на каминной полке отбить четверть часа, как весь замок уже сверкал, готовый встретить гостей Великого Магистра.

Князь остался доволен, он благосклонно кивнул головой и вернул слугам их истинный облик.

Оставалось всего полчаса до начала концерта, на который впервые его никто не пригласил. Но Вольнор даже забыл о нем, занятый подготовкой своей Вечной Ночи! Он сидел у пылающего камина, грея ледяные руки, и ждал лишь сигнала от своих самых верных слуг. Вот-вот должно было вспыхнуть зеркало… Вот-вот… Вот-вот…

 

Глава четырнадцатая

 

А между тем, на городской площади, ничего не подозревающие горожане выслушали речь Бургомистра. Когда он закончил ее словами: «Все лучшие музыканты мира приедут к нам, чтобы подарить свое искусство!», – вся площадь восторженно заулюлюкала, засвистела, захлопала!

– Ан-тон! Скри-пач! – скандировали горожане.

И вот он вышел на помост – юный, статный, со скрипкой в руках. Бургомистр сел на свое место, а Мария вжалась в сиденье. Она ждала этого момента весь день.

– Не волнуйся, – сказал ей отец.

Дочь не ответила, лишь улыбнулась в ответ одними уголками губ. Просидев день взаперти, ей все время хотелось услышать тогда его голос и голос его скрипки. Ах, эта волшебная скрипка – лакированная деревяшка с воловьими жилами! Легкая дощечка в руках музыканта! Что можешь ты, какой обладаешь властью над целым миром, когда пальцы твоего скрипача прикоснутся к натянутым нервам?! И Мария вспомнила одну простую песню:

 

Играй, вишневая, играй!

Кленовая, звучи!

Чтобы попасть мне утром в Рай –

страдаю я в ночи!..

 

И скрипка запела. Это была уже совсем иная мелодия, нигде и никем не услышанная. Она плакала, словно осень, усыпанная первым снегом, стонала колодезным журавлем по улетевшей стае, звала ушедших и молилась о нерожденных. Слепые прозревали, а старые молодели. Их спины становились как корабельные сосны. А время, прислушиваясь к скрипке, задержалось и повело их в неизведанные, еще не прожитые годы!..

И тут в толпе Мария увидела Снегиря. Да, это был он – неуступчивый мальчишка. Он вел за руку седую женщину в цветной шали. По виду, это была цыганка. Он кого-то искал на трибунах. Мария махнула ему рукой, но Снегирь не заметил девушку.

А скрипка все играла, и смычок метался на плече у музыканта! А звуки, словно бабочки – то садились на струны, а то разлетались в разные стороны. Мария заслушалась мелодией Антона, а когда вновь взглянула на Снегиря, то увидела, что рядом с ним, под той же наброшенной на плечи шалью, стоит уже совсем другая женщина: выше ростом и гораздо моложе. А волосы у нее были бронзово-рыжими. Снегирь все продолжал кого-то искать в толпе. Мария улучила момент и еще раз махнула ему. Наконец он заметил ее, обрадовался и, подхватив женщину под руку, стал пробираться с ней к девушке.

Где же он был в эти дни? Куда пропал? Что видел?

Вернемся же в тот день, когда Снегирь, немного обиженный на Антона, покинул город.

 

Весь день он шел по дороге прочь отсюда, и неотступная мысль не давала ему покоя: правильно ли он поступил? Оставить друга одного в чужом городе, где все было так странно и опасно. Снегирь несколько раз хотел вернуться, вспоминая предостережение старой цыганки, но что бы это дало? Он хорошо знал характер Антона – если уж тот прикипит сердцем – поди, оторви! 

На другой день Снегирь, полный сомненья, остановился посреди трех дорог и присел на камень. Позади остался город, слева петляла вчерашняя дорога, откуда они пришли вместе, направо лежал путь в столицу, через леса и степи… Но зачем ему столица без скрипача?..

Теплый весенний ветер шевелил непослушные вихры, словно звал за собой, доносил запахи соснового бора, прошлогодних прелых листьев и мокрого речного песка. Еще запах дыма.

Снегирь поднял голову, и ноздри защекотал ему дым костра – горький, пряный и сладкий, который не спутаешь ни с чем на свете.

Тут же захотелось есть: ведь он так и не успел позавтракать в гостинице. Снегирь поднялся и заспешил в сторону соснового бора.

Вскоре он добрался до большой поляны, на которой разбил свои шатры цыганский табор. И тут Снегирь понял, что сам Счастливый Случай привел его к этому месту. Среди бродячих людей в пестрых одеждах, сидящих у большого костра, он увидел ту старую седую цыганку с петухом, вернувшую Антону скрипку. Она пела грустную песню своим красивым грудным голосом, и все слушали ее, покачиваясь в такт песни. А петух ходил рядом – важный и гордый за свою хозяйку.

Лишь только Снегирь вышел на поляну, – песня сразу оборвалась, а все взгляды обратились на него.

– Это ко мне, – поднялась с земли старая цыганка и, набросив на спину цветастую шаль, пошла ему навстречу. Петух отправился за ней. – Что скажешь? – спросила она у Снегиря.

– А то скажу, что ты оказалась права, – ответил он. – Скрипач, по-моему, попал в беду.

И все ей рассказал…

Она пожевала губами и строго спросила:

– Чего же ты теперь от меня хочешь?

– Помощи, – ответил Снегирь. – Вы, цыгане – народ мудрый.

Цыганка стояла и думала о своем, а он терпеливо ждал ее решения.

– Расскажи мне о твоем друге, – наконец попросила она.

И Снегирь поведал об Антоне все, что знал сам.

– Так он из приюта… – задумчиво промолвила цыганка.

– С малых лет, – тут же с готовностью добавил Снегирь. – Ни отца, ни матери… Лишь медальон ему из Детства и остался…

– Что за медальон? – она еле заметно подняла брови.

– Серебряный. Да за это наследство Антона ты не выручишь и краюху. Просто его память. Впрочем, он и сам не уверен: остался ли тот ему от родителей или был надет в приюте…

– Как он выглядел? – почти безразлично уточнила цыганка, хотя голос ее дрогнул.

– Овальный такой, на цепочке, – ответил Снегирь, не понимая, что ей за дело до обычного украшения.

– А внутри? – уже с нетерпеньем спросила цыганка, цепко хватая его за руку. – Что внутри?!

– Латинское «N» в виде двух ноток, – сказал Снегирь, безуспешно пытаясь вырваться. Наконец он вырвал руку и отбежал на шаг в сторону. – Ну, тетенька, и сильна же ты!.. – вскричал он и потер локоть. – Так и руку оторвать можно!..

– Ко-ко-ко! – прокричал разгневанный петух. Он топнул о землю лапой со шпорой, разбежался и налетел на Снегиря.

– Эй-эй, Рома! Нельзя!.. – прикрикнула на него хозяйка.

Тот замахал крыльями и обиженно отошел в сторонку, косясь одним глазом на обидчика.

Ребятишки из табора окружили их – чумазые, кудрявые, смешные. Они улыбались Снегирю, словно старому знакомому.

– Пойду я, – обиженно сказал Снегирь. – Видно не дождусь помощи.

– Погоди, певец! – хрипло сказала цыганка. – Не спеши. Проводи меня к нему.

– Зачем? – недоуменно спросил он.

– Ты же просил о помощи. Я помогу…

Она взяла в неблизкую дорогу кожаную сумку, полную печеной картошки и жареного мяса, и они отправились в обратный путь.

А черный петух пошел за ними следом.

Так вот Снегирь очутился на городской площади.

 

В это время скрипач уже закончил играть. Все слушатели восторженно зааплодировали ему. Он кланялся в разные стороны, ища глазами Марию. Когда же нашел, то с изумленьем увидел рядом с ней Снегиря! Его друг вернулся!.. Все простил, все понял!.. На то он и – друг!.. Сердце Антона захлестнула радость, он поднял скрипку, и в следующее мгновенье новая мелодия разлилась над площадью.

Бургомистр незаметно утер платком навернувшиеся слезы: он вспомнил свою молодость, уроки музыки, Балаганчик, в котором когда-то пел. Благодушно кивнул появившемуся рядом Снегирю, даже гостеприимно указал на пустое место рядом с ним, как вдруг его взгляд остановился на цыганке.

И тут время пошло вспять, а годы, словно книжные страницы на ветру, в одно мгновенье перелистнулись, и раскрылись на Главе о его Молодости.

– Анна!.. – неуверенно окликнул цыганку Ленард. – Ты ли это?..

 

 

Глава пятнадцатая

ИСТОРИЯ ХОРИСТКИ И ПОХИЩЕНИЕ.

 

Была поздняя осень, когда хористка покинула Балаганчик и отправилась на поиски своего счастья.

Полгода, обходя город за городом, исходя все дороги, она искала приюта и понимание, но молодую бедную женщину гнали отовсюду, а если и жалели, то оставляли всего на одну ночь, вместо платы заставляя вымыть пол или лестницу, а то и подмести весь двор.

Она родила сына в овраге, под вой ветра, недалеко от небольшой горной деревни. Проезжавший мимо на телеге местный староста оказался человеком добрым – он забрал ее к себе, дал комнату на втором этаже, где она отогрелась, успокоилась, и уже спустя неделю стала учить деревенских детей музыке.

Она назвала сына Никколо (в честь великого Паганини). Мальчик рос спокойным, никогда не изводил ей душу плачем, наоборот: всегда улыбался и, лежа в колыбели, что-то пытался петь целыми днями. А по ночам ему пела мать:

 

– На шестках сидят в ночи

удалые скрипачи.

Держат тонкие смычки

крошки малые – сверчки…

А смычки – блестящие!

Прямо настоящие!

А смычки – от елки

тонкие иголки…

 

Весной староста с селянами выстроили ей дом у подножия горы, и счастье не покидало ее целых три года. И казалось: жизнь этой дружной маленькой семьи наконец-то обрела покой. Так казалось. Так хотелось… Но вот однажды…

 

Это случилось под вечер. У хористки была репетиция в сельской школе, а Никколо сидел у камина и слушал песню сверчка. Он уже не раз оставался в доме один. Да и разве сельский мальчишка боится чего-нибудь на свете? Живя рядом с лесом, он научился понимать его язык.

– С добрым утром! – шелестел ему Лес весенней листвой.

– Расти большой! – пела ему коноплянка.

– Будь счастлив! – трубил из чащи олень.

Дверь их дома, как и по всей деревне, почти никогда не запиралась и, сквозь свиристенье сверчка, он услышал чьи-то шаги на крыльце.

– Мама! – радостно бросился к двери мальчик.

Но на пороге стоял высокий незнакомый мужчина, одетый в черный костюм и черный плащ, опершись на тяжелую трость.

– Здравствуй, Никколо! – сказал Незнакомец. – Я пришел за тобой. – Он протянул к нему руки и пристально глянул в глаза ребенку.

Ничего прежде не боящийся мальчик, вдруг затрепетал, как лист на ветру. Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но не смог – он словно онемел и прирос к полу. Незнакомец, как бы зная, что в доме больше никого нет, уверенно подошел к Никколо, цепко взял за шиворот и повел за собой. На крыльце поднял его на руки, и они взлетели в звездное небо.

Пролетая над ущельем, Незнакомец злобно усмехнулся и, почти без усилий оторвав от себя судорожно вцепившегося ребенка, бросил его в черную пропасть.

Опустившись затем у края ущелья, Незнакомец прислушался: ни крика, ни плача. Он удовлетворенно облизнул сухие губы и – пропал.

Мать вернулась совсем скоро. Какая-то тревога гнала ее домой.

Взбежав по скрипучему крыльцу в распахнутую настежь дверь, она пронеслась по всему дому, но сына нигде не было.

– Никко! – кричала она.

Угасали поленья в камине, где-то тоскливо поскрипывал сверчок.

Сын не отзывался.

– Никко, ты где прячешься?! – дрожал ее голос, дрожали руки и колени. – Никко!

Она выбежала в ночной сад, обогнула дом. Голые ветви яблонь постукивали по крыше.

– Никколо!..

Никого…

Она побежала в деревню, стучась в окна и двери... Лаяли проснувшиеся собаки, зажигались в домах свечи. Все бросились на поиски малыша.

Когда уже за полночь староста возвращался домой, везя в телеге поленницу дров, он с удивленьем увидел у деревенской околицы зажженные факелы и фонари. С нехорошим предчувствием он подъехал поближе и узнал горестную весть.

На мать было страшно смотреть: всегда красивая и стройная, с непременной улыбкой, – сейчас, в отсвете фонарей, она выглядела вмиг постаревшей. Женщины плакали вместе с ней, но ничем не могли помочь.

На все вопросы, она бормотала только одно:

– Никколо! Его украли! Никко! Где ты, сынок?!

Староста крепко держал женщину за руку, пытаясь успокоить, хотя и сам не мог совладать с собой.

– Ах, Никко, Никко! – шептали его губы.

Несколько дней пролежала хористка без памяти, а если и пробуждалась на миг, то с почерневших губ срывалось одно только слово: «Никколо!» – Она и впрямь обезумела вконец.

В лечебницу ее повез сам староста – небритый, с угасшим взглядом, ничего не видящий вокруг. А после, взяв свору охотничьих собак, он исходил с соседями все тропы в округе. Ни следа… Который раз простучал он каждый уголок чердака и подвала, спустился даже в печную трубу, звал мальчика, кричал ему – ни звука в ответ…

А спустя день, когда он поехал навестить хористку, – то узнал, что она сбежала, и где теперь – никто не знает.

Еще несколько дней староста изъездил все дороги, а потом прекратил поиски – хористка пропала так же, как и ее сын.

 

Но она не пропала – она сбежала, чтобы найти своего Никколо.

Прошел месяц, другой, закончился один год и начался новый. Потом и он пролетел двенадцатикрылой птицей, за ним – еще, и еще, а она все искала сына и верила, что найдет.

В скитаниях несчастная женщина забыла: кто она и откуда, но имя ее сына осталось в материнском сердце навсегда.

Однажды хористка встретила в пути цыган. Они приняли несчастную в свой табор, и были уверены, что рядом с ними – старуха: так побелели ее волосы, так покрылось ее лицо морщинами.

Ей было хорошо у них. Она приняла чужие песни и обычаи, заботы и радости, и даже чувствовала себя частью этой веселой и шумной семьи. Ее научили находить целебные травы, распознавать ядовитые цветы, лечить заговором, угадывать судьбу. Она выкормила петуха, песни которого, по древнему преданию, – приносили счастье. И где бы она ни была, куда ни ходила, всегда на ее руках был петух Рома. А ее с тех пор так и прозвали: Женщина-с-петухом… Никто не спрашивал о ее прошлом, а если б даже она захотела рассказать о своей жизни, то не смогла бы вспомнить: кто она и откуда. Лишь имя Никколо осталось в ее разбитом материнском сердце…

 

…Теперь, на городской площади, когда Мелодия скрипача возвратила хористке память, к ней вернулись и годы, которые, казалось, были потеряны навсегда.

– Анна! – окликнул ее изумленный Ленард. – Ты ли это?!..

– Я, – ответила рыжеволосая красавица. – А это – ты… И твоя дочь, – кивнула она на Марию. – Мне рассказал о ней Снегирь. – Тут она обернулась к подмосткам, где столпилась вся площадь, восторженно аплодируя скрипачу: – А это – мой сын Никколо!

– Его зовут Антон! – возразила Мария, вскакивая на ноги.

– Не так важно его имя, как то, что он жив! – согласилась Анна.

Ленард вытаращил глаза:

– Погоди! Постой!.. Ты сказала, что скрипач – твой сын?! Значит… и мой?!

Она кивнула:

– Ты не знал об этом… А я не догадывалась, что мой сын – музыкант!.. Только медальон, что надела ему при рождении, раскрыл эту тайну.

Мария с ужасом слышала весь разговор: если Антон – сын ее отца, значит, он ее брат! А их любовь?.. Как она сможет жить без него?.. Ее голова закружилась, ноги подкосились, и Мария упала на руки Снегиря.

– Прости, – виновато пробормотал он. – Но в этом нет моей вины.

– Это вина моя! – воскликнул Ленард. – Чтобы столько лет мой сын проходил бродягой, а его мать прожила цыганкой!.. Нет мне прощенья!

– Бедная невеста! – сказал Снегирь, приводя в чувство Марию.

– Почему?! – удивился Ленард.

– Потому что их свадьбе уже не быть, – грустно признался Снегирь.

– Она состоится, – улыбнулся Ленард сквозь слезы.

– Это невозможно, – чуть слышно произнесла Мария.

– Как невозможно? Очень даже возможно! – уверил он ее.

– Свадьба между братом и сестрой? – усмехнулась Анна.

Бургомистр ничего не успел им ответить: пиротехники чиркнули спичками, сухой порох вспыхнул, и разноцветные огни фейерверка взлетели ввысь под марш духового оркестра, осветив всех горожан, весь город, опалив облака и разлетевшись во все стороны на миллионы искр.

Горожане, как зачарованные, любовались удивительным зрелищем. Но в это мгновенье из огня и дыма появился Вольнор. На глазах изумленной публики он стал расти, расти, расти, – пока не превратился в великана с горящими очами. Вместо волос на его голове шевелились змеи. Площадь ахнула и замолкла от ужаса.

Его появление было внезапным. Маг и Чародей больше не прятался за маской благопристойности: приближалось его время – Время Зверя и Время Тьмы.

Вольнор нагнулся к толпе, сбившейся от страха в кучу, и длинными костлявыми руками выхватил у Снегиря бездыханную Марию, словно приглянувшуюся игрушку. Затем высмотрел у себя под ногами скрипача и произнес:

– Если захочешь ее увидеть – милости прошу сегодня до полуночи на заброшенное кладбище.

Он захохотал громовым смехом и поднял руки, почти касаясь облаков. С неба ударила молния, и у его ног вспыхнул яркий огонь. Белый и Черный неожиданно для всех превратились в огромных волков.

– У-уу! – завыл Белый, будто тысячи ветров дунули в одну трубу.

– Угу-уу! – подхватил Черный, словно тысячи вьюг взвыли следом.

И вместе с Князем и похищенной Марией пропали с площади…

Еще с минуту после их исчезновения горожане были словно пригвождены к мостовой. Никто не мог пошевелить и пальцем. Но вот они очнулись, и стали в панике разбегаться.

Долгое время стоял в воздухе запах гари и серы. Лишь четверо не покинули площадь.

Снегирь обнял Антона:

– Я с тобою, друг!

– Нет! Я не пущу! – встала между ними Анна. – Столько лет искать сына, чтобы вновь потерять его!

– Что говорит эта женщина?! – спросил Антон.

– Лишь то, что ты – ее сын, а она – твоя мать! – ответил Снегирь.

– Правда, Никко! – устало улыбнулась Анна. – Я искала тебя всю жизнь.

– Мама?!.. – удивленно и чуть недоверчиво спросил Антон. – Неужели это… правда?..

«Сынок, это я, вспомни!..» – умоляли ее глаза.

– Но почему «Никко»?! – спросил он. – Я не Никко! Я – Антон!

– Ты – Никколо, мой мальчик!.. Взгляни на медальон…

«На шестках сидят в ночи удалые скрипачи…» – донесся из Детства тот же голос, который он слышал сейчас.

Ее голос и это имя напомнили ему то, что почти забылось: материнский дом, скрип колыбели и песня сверчка…

– Мама! – воскликнул Антон. – Это ты! – И обнял ее, как маленькую, в то же время, словно пытаясь найти у нее защиты. Ему вдруг захотелось вновь стать ребенком, заснуть, забыться, чтобы открыть глаза – и все плохое сгинуло навсегда!

Но стоны Бургомистра возвратили к реальности. Ленард казался обезумевшим от горя.

– Что же делать?.. Как быть?.. – бормотал он невидящими глазами. – Дочь моя! Сын мой! Дети мои!..

– Я спасу ее, – успокаивал его Антон. – Я готов на все, чтобы спасти мою невесту!

Снегирь взглянул на Анну, затем на Бургомистра и произнес:

– Мужайся, брат! Она никогда не будет твоей женой… Господин Бургомистр – твой отец.

– Что?! – вскричал потрясенный скрипач, обернувшись к матери. – Это правда?!

Анна печально кивнула в ответ.

Антон схватился за голову.

– Ах, нет-нет! – замахал руками Ленард. – Все совсем не так!.. Ее мать Луиза – моя покойная жена, – стал объяснять он, – перед смертью оставила записку… Где же она?.. – Бургомистр стал рыться в карманах, как вдруг неведомая сила закружила его над землей и унесла в сторону Замка.

И тут же стал подниматься разбуженный ветер, и начали гаснуть звезды: одна за другой.

– Надо спешить, я должен спасти Марию… – сказал Антон матери и горько добавил. – Даже если она и не будет моей женой.

– Нам и впрямь пора идти, – сказал Анне Снегирь. – Ваш сын никогда не был трусом.

– Ступайте, – ответила Анна. – И хоть сердце говорит: «нет» – губы шепчут: «да». Да благословит вас Небо!.. Я буду молиться за вас обоих!

 

Глава шестнадцатая

ШАБАШ

 

Приближалась полночь тридцатого апреля – ночи, которую в народе прозвали Вальпургиевой.

Святая Вальпургия, как ни странно, не имела ни малейшего отношения ко всей этой чертовщине. Но это и не было простым совпадением: назло Святой Церкви, в день возведения Вальпургии в святые, бесы стали отмечать Праздник Злых Сил.

Часы на башне Замка пробили одиннадцать раз. Оставался один лишь час до наступления страшных событий, которые из года в год, в последний день апреля, свершались на древнем кладбище за Замком. Именно сюда, на кладбищенскую гору, слетались из многих мест Земли бесовские силы.

А на кладбище уже начиналось что-то особенное. Несмотря на тихую ясную погоду вокруг Замка, за провалившейся в землю оградой кладбища, стал подниматься свистящий ветер, трехсот­летние дубы раскачивались так, словно тысячи невидимых труб дули в неистовой силе. Тяжелые глухие стоны доносились из-под земли, а накренившиеся в разные стороны обветренные могильные плиты заходили ходуном. Даже стая кладбищенских ворон, раскаркавшись в темноте, летела прочь от ужасного места.

По занесенным пожухлыми листьями дорожкам кладбища, носились огненные столбы, колеса, светящиеся клубки сена.

Это слетались на свой праздник злые духи.

Из заросших крапивой и чертополохом могил, сквозь треснувшие стены склепов, высовывались чьи-то истлевшие руки, и скрюченными костяшками пальцем манили к себе.

Трещали ветки осин, на которых раскачивались и хохотали беззубыми ртами полулюди, полускелеты – те, кто когда-то стал висельником.

Прямо из воздуха, а точнее – из ничего появились инкубы и суккубы – бесы в виде мужчин и женщин. Они галантно кланялись друг дружке, предвкушая бурную сатанинскую ночь.

Урод­ли­вые чу­ди­ща с ог­не­ды­ша­щи­ми змеи­ны­ми го­ло­ва­ми са­ди­лись на зем­лю, опа­лив жар­ким ог­нем мок­рые вет­ки не­про­хо­ди­мых ко­лю­чих кус­тов. Не­весть от­ку­да, вы­пол­за­ли ог­ром­ные скор­пио­ны, гро­зя ядовитыми жалами, вы­пры­ги­ва­ли жа­бы с бо­ро­дав­ча­тыми оже­рельями во­круг жир­ных шей, вы­бе­га­ли мох­на­тые кры­сы, ве­ли­чи­ной с гие­ну. Все они воз­бу­ж­ден­но ды­ша­ли, гля­дя на огонь и жадно вдыхая клу­бы сер­но­го ды­ма.

Не­боль­шое про­стран­ст­во за­бы­то­го клад­би­ща за­пол­ня­ли обо­рот­ни и фав­ны, феи и са­ти­ры, ки­ки­мо­ры и эль­фы, гно­мы, при­зра­ки, привидения, упы­ри и вам­пи­ры, ле­шие и кол­ду­ны, ведь­мы и до­мо­вые.

Вся не­чисть, жи­ву­щая сре­ди лю­дей, или при­ки­ды­ваю­щая­ся людьми, хоро­нив­шая­ся до по­ры-до вре­ме­ни в чу­ла­нах и сун­ду­ках, на чер­да­ках и тай­ных тро­пах, в мо­ги­лах и во снах, – слов­но жда­ла это­го ча­са.

Весь год бесы готовились к дьявольскому балу. Варилась особая мазь из крови поручейника – невзрачной болотной пташки, из крови касатки и летучей мыши, из сока дикого винограда и волчьих ягод.

Досуха растерев свои уродливые тела, чтобы они разогрелись и покраснели, нечистые натирались волшебной мазью. И тут же – верхом на палке или метле, на вилах или быке, на козле или псе, с визгом и хохотом – вылетали сквозь печную трубу в небо, чтобы до первых петухов заявить о себе и поклониться Дьяволу. Возбужденные и разгоряченные мазью, полетом и предстоящей полуночной встречей, бесы, задрав головы, с нетерпеньем смотрели на ржавые стрелки башенных часов Замка: те должны были вот-вот сойтись на двенадцати.

Наконец раздался хриплый рокот механизмов, скрип несмазанных цепей и колес… Медный колокол зазвучал в чреве башни. Несметная толпа разношерстной погани заверещала, заулюлюкала, слилась в один мерзкий хор:

– Вольнор! Вольнор! Мы здесь! Мы тут! Вольнор! Магистр Вольнор! Явись пред нами!

Раздался далекий гул, задрожала земля, буйно закачались деревья, а могильные памятники попадали навзничь. Вспыхнул высокий костер посреди бесовской толпы, и перед всеми возник Вольнор. На этот раз он был выше замка; черные длинные волосы напоминали разметавшиеся тучи, а голова упиралась в небесный свод. Вековые дубы казались травинками у его ног. Из глаз били во все стороны слепящие молнии, и несся с небес его громовый хохот.

На плечах Повелителя тьмы сидели два волка в цилиндрах: черный и белый, а на великанской ладони лежала Мария. Девушка была полумертвой от горя и страха. Вольнор бережно опустил ее на землю и щелкнул пальцами. Волки спрыгнули наземь и, хищно ощерясь, сели охранять ее с двух сторон. Со всех сторон, изо всех щелей понеслись визги, душераздирающие стоны и нечеловеческий хохот. Уже от одного этого можно было сойти с ума! Магистр щелкнул пальцами еще раз, и тотчас же в воздухе появился Бургомистр. Кувыркаясь в полете, он тяжело шлепнулся у ног Князя, но тут же вскочил на ноги и обвел всех безумными глазами.

– Назначаю Ленарда хозяином Шабаша! – громогласно объявил Вольнор.

Ленард вздрогнул и увидел себя, как бы со стороны. Одет он уже был в серый кафтан, красные штаны с бантами, синие чулки и остроконечную шляпу. На лице его появилась рыжая борода. А сидел он на черном трехрогом бородатом козле. Вместо зада у козла была хохочущая морда. Ее сразу же окружили суккубы и ведьмы и, смеясь, стали звонко целовать.

Вольнор, концом остроконечной трости, надрезал толстую кору древних дубов, и оттуда полилось чертово вино. Все кинулись к израненным стволам, и пили его, хрюкая и причмокивая в диком восторге.

 Вскоре после этого начались танцы. Бесы танцевали спиной к спине. Вначале медленно, на цыпочках, затем, убыстряя и убыстряя темп, и вскоре вся нечисть плясала, опьяненная вином, разгулом и властью над грешным миром.

Играли скрипки и гобои в руках кривых музыкантов, и под эту дьявольскую музыку, казалось, танцевал весь Ад!

Не ведая, что творит, Ленард дирижировал вакханалией. Не по своей воле руки его сами по себе – то поднимались, то опускались. Лица, рожи, морды, в оскалах и обезьяньих ужимках, сливались в одно летящее колесо, в нескончаемую светящуюся ленту.

Среди танцующей толпы он заметил покойного Мясника с одутловатым, синим лицом и горящими глазами. Заметил и узнал многих горожан – из тех, кто умер за эти годы. И хоть лица, или то, что еще можно было назвать лицами, – смеялись в танце – широко раскрытые глаза покойников были полны ужаса.

Бургомистр почувствовал, что сходит с ума. Его волосы горели настоящим огнем и не сгорали. Ленард закрыл глаза, но и сквозь веки он видел то, что происходило. Он отвел взгляд в сторону и тут случайно заметил Марию, лежащую у чьей-то могилы. Казалось, она была мертва. Ленард хотел броситься к ней, обнять, защитить, но тело его, словно в кошмарном сне, было ему непод­властно.

Но, то ли она услышала крик его сердца, то ли почувствовала силу его любящего взгляда, – Мария открыла глаза. Ах, лучше б не открывала! Увидев отца в странной нелепой одежде, с рыжей шутовской бородой и горящими волосами, она закричала так громко, – что на мгновенье все умолкло вокруг, а Мария вновь потеряла сознание.

Черный и Белый волки отнесли девушку в сторонку и, разжав ей губы, влили в рот глоток густого дубового вина. Дыхание Марии стало спокойным, лишь тело начало мелко дрожать.

– К столам! На угощенье! – закричал Бургомистр, сам не понимая, что кричит.

И тут могилы, будто скатертью, покрыл белый саван. Появились яства и кушанья на разный вкус бесовского сброда: от жареных жаб до изысканной дичи.

Все бросились к могилам, и хватали, выхватывали друг у друга самые лакомые куски, и ели, и жрали, и лопали, и хрумкали, и чавкали, урча от удовольствия, а еды не убавлялось.

Вольнор с холодной улыбкой наблюдал за дьявольским жором, затем, стукнув о землю тростью, вновь превратился в невысокого колченого старика и потребовал отчета обо всех мерзостях, которые сотворила нечисть.

Не­хо­тя от­ва­лив­шись от мо­гиль­ных сто­лов, сы­тые бе­сы ста­ли отчитывать­ся пе­ред Ле­нар­дом и Воль­но­ром, под­роб­но опи­сы­вая все, что сотво­ри­ли за год. Врать бы­ло бес­по­лез­но: Воль­нор ви­дел насквозь. И ес­ли тво­ри­мо­го зла бы­ло не­дос­та­точ­но, Чер­ный и Бе­лый вол­ки сте­га­ли нерадивых ду­хов мол­ние­вы­ми плеть­ми. За­то тех, кто со­тво­рил ве­ли­кое зло: по­вел на­род на на­род, или на­вел пор­чу, или рас­ка­чал зем­ную твердь, или оке­ан, а мо­жет, бу­рей раз­ве­ял це­лый город – то­го Воль­нор по­вы­шал в дья­воль­ском чи­не.

И какой-нибудь бесенок тогда становился чертом, а какой-то черт получал место в самой Преисподней!

Выпоротых неудачников забрасывали червями и жабами, а награжденных поздравляли, вручая им орден святой Вальпургии.

Наступал последний и самый важный момент Шабаша. До первых петухов нужно было забрать невинную душу.

Уже ведьмы и феи слетали к часовому колоколу и соскребли с него ногтями медные стружки. Уже гномы и тролли готовы были бросить их с моста в озерную воду. И все бесы уже приготовились прочесть заклинание:

 

"как эти опилки никогда не вернутся к колоколу,

с которого они содраны,

так пусть и душа моя

никогда не увидит царствия небесного!"

 

Черный и Белый вновь обернулись людьми и принялись раздевать донага Марию. Бургомистр не мог пошевельнуть и пальцем. В глазах стояли слезы, а язык ворочался колом и мешал крикнуть-разбудить, предупредив об опасности дочь, которая была не в силах сопротивляться оборотням.

Все замерло вокруг. Вольнор взмахнул тростью, чтобы уколоть Марию в самую грудь.

– Если до полуночи не явится скрипач, – процедил он сквозь зубы Ленарду, – она своей жизнью завершит Звериное Число!

Но тут в затишье бесовской ночи за оградой раздались чьи-то шаги. Бесы повернули головы. И Бургомистр увидел входящих на кладбище Снегиря и Антона.

 

 

Глава семнадцатая

ДИНЬ-ДОН!

 

 – Наконец-то! Да ты со скрипкой! Вот и славно, – криво усмехнулся Вольнор, завидев музыкантов. – А то я уж хотел надругаться над невинной душой!

Все на кладбище громко расхохотались.

– Эй, вы, бесовское отродье, тише!.. – прикрикнул он на разыгравшуюся нечисть. – К нам пожаловал великий музыкант, чтобы сыграть «Величальную» в мою честь!

– Слу-уушайте и смотрите! – завопили волки. – Как наш Князь отнимет у скрипача Ду-ууух его Творчества!..

И все вокруг захрюкали и завизжали от радости.

– Подмостки для маэстро! – потребовал Вольнор и хлопнул в ладони.

И тотчас же все бесы стали стягивать в одно место древние мраморные надгробия и складывать их одно на другое. Не успел Антон и глазом моргнуть, как в центре кладбища, у большого костра, возник высокий пьедестал со ступенями.

Друзья взошли на мраморную сцену. Им сверху было видно кладбище целиком – от ворот до стен Замка со всеми безобразными гостями Вальпургиевой ночи. Невдалеке Антон успел заметить Бургомистра в странном костюме, а в стороне от всех – охраняемую волками Марию. Он кинулся к бывшей невесте, но Магистр вновь нацелил ей в грудь убийственную трость.

– Играй же! – грозно потребовал от скрипача Вольнор. – Играй громче, чтобы от Ада до Небес воспеть мощь моего величия!.. Создай мне памятник при ее жизни! А ты – пой! – он ткнул пальцем в сторону Снегиря.

– Мы не знаем слов, ваша светлость, – сказал Снегирь.

– Тёмность, – поправил его Вольнор. – Моя тёмность!..

– И музыки не знаем тоже, – добавил Антон, сбрасывая плащ и раскрывая футляр.

– Стихи и ноты! – распорядился Князь, и волки-оборотни приволокли откуда-то пюпитры с клавиром, в котором ноты были написаны алой кровью.

Антон вскинул скрипку на плечо и попробовал сыграть, но тут же опустил: из-под смычка раздалась какофония звуков, словно кто-то пилил железо или водил горстью гвоздей по стеклу.

– Какая музыка! – восторженно закатил глаза Белый.

– Вечная музыка! – повторил Черный.

Вся нечисть на кладбище поднялась с земли и вдруг торжественно заорала, обратив свои страшные полуистлевшие лица в сторону Вольнора:

– Среди морей и среди гор,

среди лесов и пашен –

Ты будешь вечно, Князь Вольнор,

и страшен, и бесстрашен!

Вечны чертовы дела

в черной круговерти.

Тьма, что Князя родила –

неподвластна смерти!

За великие дела –

благодетелю – хвала!..

 

– Что будем делать? – прокричал Антону Снегирь. – Еще мгновение – и все мы сойдем с ума! И я, и ты, и Мария!.. Ведь не играть мы сюда пришли!

– Играй, скрипач, «Величальную»! И быть тебе первым скрипачом Вальпургиевой ночи! – прогрохотал с небес насмешливый голос Вольнора. – Теперь я непобедим! Смотри!..

Снова увеличившись в размерах, Черный Магистр взмахнул рукой, и над башнями Замка появились парящие в вышине души из Черного Ларца. Их было много, чистых и талантливых, верных и безгрешных! Духи Творчества, духи Профессий, духи Любви.

– Теперь они мои навеки! – громыхал Вольнор с торжеством в голосе. – И никому не победить меня! – Он щелкнул пальцами, и крышка ларца захлопнулась.

– Никогда! – прокричал ему Антон. – Пусть тебе играют твои уроды! Их тут и без меня много!

– Глупец! – захохотал Князь. – Ты хочешь один пойти против меня?! Что ты можешь противопоставить мне?! Не смеши, Никколо!

Но тут из-под смычка музыканта, словно выпущенная на волю, над страшным местом вдруг взлетела Волшебная Мелодия. Как очищающая гроза, как освежающий дождь.

Вольнор, который только что был ростом с колокольню, стал быстро уменьшаться. Он становился все ниже и ниже, а Мелодия все громче и громче звучала над старым кладбищем, над всем миром, – как и просил Вольнор – от Ада до Небес!

– Получай, Князь! – по-мальчишески воскликнул Снегирь.

Мария, что смотрела на скрипача с мукой и болью, как бы прощаясь с ним, вдруг почувствовала, что ей стало легче дышать – Крошечная звезда незаметно для всех подмигнула девушке из-за серой тучи. Бургомистр, сбросив оцепенение, подбежал к дочке и набросил на нее плащ Антона. Звездочку заметила над городом и Анна.

– Лети, Ромка! – она вскочила на петуха, и тот, распластав цветные крылья, понес ее к Замку.

А бесы отпрянули и заметались, превращаясь в дым и туман. С визгом и воплем они покидали Землю, оставив на кладбище вывороченные из земли плиты, сломанные деревья и затхлый могильный запах.

– Поддай им жару! – весело кричал Снегирь. – Это вам за все!

Вольнор со злобой глянул на музыкантов и дал еле заметный знак Волкам.

– Берегись, Антон! – вскрикнула Мария.

Ее крик услышал Снегирь и заслонил собой скрипача. Два острых когтя-ножа вонзили в него Черный и Белый. Певец упал на могильные плиты и замер с удивлением на бледном лице.

Анна влетела на кладбище в тот самый миг, когда уже свершилось непоправимое.

– Пой, Ромка, пой! – приказала она петуху, и тот прокукарекал раз, другой, третий...

Вольнор громко взвыл волком, зарычал псом, затрясся козлом и черной струей едкого дыма взвился в рассветное небо вместе с оборотнями.

 

«как эти опилки никогда не вернутся к колоколу,

с которого они содраны,

так пусть и душа его

никогда не увидит царствия небесного!»

 

И тут же следом ударила с небес молния и попала прямо в башню Замка. Башня разлетелась на куски, а Черный Ларец разбился вдребезги. Духи Творчества и Любви снова вернулись в людские души, и каждый, у кого они были отняты, почувствовал прилив новых сил, полноту счастья и смысл жизни.

Антон присел на землю и закрыл лицо руками. Он плакал по Снегирю.

К убитому менестрелю молча подошли Мария и Бургомистр. Анна печально взглянула на юное лицо. Душа музыканта уже летела к Богу и была не подвластна никому. Но Анна решилась: она вырвала черное перо у петуха и, подбросив его вверх, прошептала:

– Лети, верни и оживи!..

 Петушиное перо, сделав над их головами три круга, опусти­лось на грудь Снегиря. И на глазах у всех неподвижное чело­веческое тело обернулось… птичьим.

Мертвый Снегирь лежал на черной обугленной траве. С полуоткрытым клювом, словно не допевший свою песню.

Мария взяла на руки безжизненную пташку и прижала к груди.

Анна же переломила перо. И птичья душа, которая когда-то уступила место человечьей, откликнулась во Вселенной. Тельце снегиря вздрогнуло, еле заметно затрепетало крыльями, и он раскрыл глаза.

– Это все, что я могу сделать для него, – сказала Анна.

– Снегирь, ты помнишь меня?.. – спросила его Мария.

Но птица не понимала человеческого языка. Она приподняла голову, и из клюва донеслось слабое: «Чик-фью-ить…»

Мария протянула вверх руки:

– Лети и пой!

Снегирь встрепенулся, сел в ее ладонях и, взмахнув слабыми крыльями, взлетел над землей.

– Чик-фью-ить! Чи-фью-ить! – все звонче и звонче запел он.

Люди подняли головы и с улыбкой слушали утреннего певца.

– Ку-ка-ре-куу!.. – пропел петух Рома, а с неба пошел снег.

Он падал большими хлопьями, белый, чистый, каждая снежинка была похожа на звездочку, будто это ночные звезды превратились в снегопад…

– С Новым годом! – говорили друг другу горожане: башенные часы Ратуши показывали 31 декабря.

Время вернулось назад, но уже без Князя Вольнора.

Снег ложился на крыши домов и карет, на спины лошадей, на деревья. Он покрывал собой старое кладбище, на котором утром кто-то обнаружил новую могилу. Эпитафией ей служила высеченная готическими буквами свежая надпись:

«здесь лежит и никогда не встанет Князь В.»

Кто он был – никто уже не вспомнил. Новое утро вычеркнуло это имя из людской памяти.

Снегирь улетел в теплые края. А над городом громко били колокола:

– Динь-дон! Динь-дон! – звенели они. – Свадьба в городе! Праздник у горожан! Веселитесь, гости!

Это Антон и Мария все же соединились друг с другом. В прощальной записке, которую сберег Бургомистр, Луиза писала Ленарду, что Мария – дочь не его, а погибшего офицера, с которым они не успели обвенчаться. Но, чтоб не была опозорено имя адмирала – ее уговорили выйти замуж за молодого человека приятной наружности по имени Ленард. Луиза просила не держать на нее зла, простить и воспитать девочку. Она верит, что он может быть хорошим отцом, так как всегда был очень добр к ней самой.

Узнав это, Мария сказала:

– Кто бы он ни был мой отец: банкир или воин, король или министр, настоящий отец – это ты!

И Ленард был по-настоящему счастлив. Ну, посудите сами: к нему вернулся сын, его первая любовь… А ошибки… Его ошибки, в которых он раскаялся… Кто из нас не делал их в жизни? Кто из нас не клялся в вечной любви?!

«Динь-дон! Динь-дон!» – звените колокола! Пусть все любящие сердца стучат в сердцах любимых!

Смотрите: мальчишка Утро машет всем рукой с крыши.

Видите: мраморные львы легли у ваших ног и о чем-то мурлычат.

А черный петух (тот, что приносит счастье), нашел себе отличную работу: каждый час он взлетает на шпиль городской Ратуши, хлопает крыльями и сообщает горожанам Время, Которое Наступило.

Время для добрых дел, вечной любви и новых сказок!..

 

<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...

Другие книги жанра: сказки

Переход на страницу:  [1] [2]

Страница:  [2]