ужасы, мистика - электронная библиотека
Переход на главную
Жанр: ужасы, мистика

Мак-Камон Роберт  -  Ваал


Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]

Страница:  [3]



16

	Из своего номера Вирга позвонил в отель, где остановился Нотон.
Там ему объяснили в общем то же самое, что он еще раньше узнал от
Джудит. Нотон бесследно исчез, бросив все свои вещи в гостинице.
Пропал, без единого слова предупреждения. Может быть, спросили
Виргу, коль скоро он -  друг мистера Нотона, он оплатит его счет и
заберет его чемоданы? Вирга ответил, что еще позвонит, и повесил
трубку.
	Он хотел выспаться, чтобы избавиться от неприятных последствий
перелета, но не мог уснуть. Беспокойно поворочавшись в постели, он
наконец улегся на спину и уставился на расписной потолок. В
распахнутые окна, выходившие на маленький балкон, волнами наплывал
жестокий зной, но закрыть их означало лишить себя последнего
дуновения свежего воздуха. Кондиционер не работал. Поэтому Вирга
лежал на кровати, чувствуя, как под мышками и на висках собирается
пот, и слушал резкий уличный шум: внизу гудели клаксоны, визжали
покрышки, слышались крики, брань и время от времени оглушительные
хлопки -  то ли автомобильный выхлоп, то ли выстрелы. Он смотрел, как
эти звуки, клубясь, поднимаются к потолку и паутиной повисают среди
раззолоченных резных завитушек, к которым арабы питают столь
неумеренную страсть.
	Он повернулся на бок и развернул журнальную страницу с
фотографией. Фигура на балконе была высокая, тонкая, черты лица
сливались в неясное пятно. Вирга задумался о том, каков на самом деле
этот человек, именующий себя Ваалом. Вдруг оказалось, что он
мысленно соединяет фрагменты разных лиц, но всякий раз выходило не
то. Каков бы ни был этот человек, кем бы он ни был, его присутствие
ввергло эту землю в пучину помешательства. Вирга внезапно осознал,
что власть нового мессии распространилась и за границы Кувейта,
заражая другие страны: об этом говорил молодой портье. Мысль о
человеке, вслед за божеством, у которого он позаимствовал имя,
использующем подобную власть для того, чтобы превращать людей в
свирепых дикарей, тревожила и пугала, как кошмар, в котором нужно
бежать, но не пускает невидимая трясина.
	И еще одно беспокоило профессора. Как он ни старался, ему не
удавалось увидеть в новом движении ничего положительного. За
фасадом обещаний "власти индивида" крылось насилие в своем крайнем
выражении и власть толпы. Еще немного, и порядок в этой стране будет
окончательно свергнут.
	Вирга встал с кровати, снял галстук, стащил с себя рубашку и
пошел набрать воды в ванну. Открывая краны, он мельком увидел свое
отражение в зеркале: обширная лысина, темные старческие мешки под
глазами, расслабленный усталый рот. Старость медленно, но верно
прибирала его к рукам -  морщина за морщиной, день за днем, ночь за
ночью, но он совершенно не помнил, как это происходило. С шеи Вирги
свисало маленькое золотое распятие, подарок Кэтрин.
	Кэтрин.
	Он снял крестик и бережно положил его на стол в номере.
Вернувшись, он заметил на дне ванны осадок: песок.
	Облачившись в прохладный голубой костюм и вновь намазав лицо
бальзамом от солнечных ожогов, Вирга запер дверь и спустился на лифте
в вестибюль. Кровь с пола так и не отмыли.
	Он вышел из гостиницы на жаркую улицу и остановился,
поджидая такси и наблюдая тем временем за беспорядочным движением
на дороге.
	У таксиста была клочковатая седая борода, лоб закрывала низко
надвинутая грязная белая кепка. Вирга сел на заднее сиденье и показал
ему снимок из журнала.
	-  Узнаете, где это?
	-  Да, -  ответил тот.
	-  Вы можете отвезти меня туда?
	Водитель вырулил на дорогу. Некоторое время они ехали в полном
молчании. Иногда приходилось искать объезд: часть улиц была
перекрыта полицией. Мелькали военные патрули. Один раз Вирга
увидел на тротуаре раздутый труп в армейской форме. В другой раз им
не дали проехать по какой-то разгромленной улице трое солдат,
казалось, только что из боя; у одного была забинтована голова, другой
опирался на винтовку, как на костыль.
	Они ехали по узким пустынным улицам и переулкам.
	Водитель сказал:
	-  Все туда рвутся. Зачем вам встречаться с ним?
	-  Я очень любопытен, -  ответил Вирга.
	-  Вас туда не пустят.
	-  Почему?
	-  Он никого не принимает.
	-  А вы многих туда возили? -  поинтересовался Вирга.
	-  И туда, и обратно, когда их оттуда заворачивали. И вас завернут.
И вас обратно повезу.
	-  Возможно.
	Водитель фыркнул:
	-  Какое там "возможно"! Вы американец? Журналист?
	-  Американец. Но не журналист.
	-  Тогда зачем вы хотите с ним встретиться?
	-  Я доктор теологии, -  ответил Вирга. -  И очень о нем наслышан.
	-  Он, -  повторил водитель, -  никого не принимает.
	Вирга решил, что спорить бессмысленно. Ему бросился в глаза
лозунг, намалеванный белой краской на стене пустующего здания.
Арабские буквы призывали: "Убивайте евреев!"
	По лабиринту нищих хибарок они выехали на окраину и оказались
в старой части города, где змеились каменные стены, а разбитые
мостовые были вымощены грубым камнем. За приземистыми домами с
плоскими крышами, внутри высоких стен, Вирга увидел внушительное
сооружение с отмеченными печатью времени башнями. Подъехав ближе,
он увидел множество легковых машин и фургонов и целую ораву
репортеров с камерами и микрофонами. Под стенами резиденции
слонялись или сидели на земле, прижавшись лбом к камню, люди в
самых разных одеждах. Подъездная дорога исчезала за запертыми
железными воротами особняка. Их, заметил Вирга, охраняли два
бедуина в белых ~дишдашах~, с автоматами.
	Таксист остановил машину под стеной и не оборачиваясь сказал:
	-  Счетчик я не выключаю.
	Вирга пренебрежительно посмотрел на него и прошел те
пятнадцать ярдов, что отделяли его от основной толпы журналистов,
сгрудившихся у решетчатых ворот. За ними он снова увидел здание с
башнями и мгновенно проникся ощущением богатства и величия.
Подъездная дорога за воротами продолжалась, огибала с двух сторон
островок аккуратно подстриженных кустов и упиралась в широкую
каменную лестницу, которая вела к тяжелой двери под балдахином.
Само здание было не столько широким, сколько высоким, устремленным
вверх. Башни (где в окнах, заметил Вирга, почти не осталось целых
стекол) казались совершенно необитаемыми. Особняк стоял на зеленой,
безукоризненно ровной лужайке с маленьким прудом. За ухоженным
кустарником просвечивал металлический ангар. Над асфальтом
струились волны горячего воздуха.
	Виргу кто-то толкнул. Кто-то уронил камеру на камни, и объектив
разлетелся вдребезги. Послышались крики, ругань, и Вирга неожиданно
для себя вдруг очутился посреди группы журналистов, среди которых,
как ему показалось, не было ни одного американца. Кто-то закричал
что-то по-французски бедуинам у ворот, и Вирга с тревогой,
граничившей с паникой, увидел, что один из охранников хладнокровно,
~привычно~ вскинул автомат. Рассерженный француз не унимался и
продолжал сыпать оскорблениями. Охранник шагнул вперед и схватил
его за ядовито-зеленую куртку. Кто-то бросил ядовитую реплику на
незнакомом Вирге языке, и в первых рядах завязалась потасовка.
Замелькали кулаки. Охранник-бедуин качнулся от ворот, и толпа
журналистов, усмотрев в этом свой шанс, с камерами наперевес ринулась
к воротам в надежде пробиться внутрь. Второй охранник попятился.
	Вирга стал проталкиваться через толпу. Людской поток нес его
вперед, в какой-то момент профессора чуть не сбили с ног. Кто-то рядом
с ним истошно вопил по-арабски: "Один кадр! Один кадр!" Репортер
впереди Вирги упал, и Вирга споткнулся о его ноги. Он машинально
вытянул руку, чтобы за что-нибудь ухватиться, и вдруг оказалось, что он
прижат лицом к обжигающему железу, а его пальцы судорожно
стискивают прутья решетки ворот.
	Вирга задержал дыхание и попробовал оторваться от решетки, но
сзади наседали остервенелые журналисты.
	Послышалось глухое угрожающее рычание.
	Вирга смотрел прямо в оскаленную морду доберман-пинчера,
стоявшего за воротами. Расширенные от ярости глаза предвещали
неизбежное нападение, острые зубы белели всего в нескольких дюймах от
лица профессора. Если бы не цепь, удерживавшая пса, Вирге бы
несдобровать.
	-  Боже мой, -  вырвалось у него.
	Позади щелкали фотоаппараты, стрекотали камеры. Журналисты
напирали на ворота.
	Человек, державший добермана, выпустил цепь из рук.
	Вирга едва успел отпрянуть: собака бросилась на ворота. Она
подпрыгивала на задних лапах, рыча и щелкая зубами, норовя вцепиться
в репортеров, которые, испуганно пятясь, продолжали снимать. Откуда-
то выскочил второй доберман. Рыча, готовый в любую минуту прыгнуть,
он настороженно следил, не появится ли новая угроза.
	Охранники-бедуины с автоматами наперевес врезались в толпу
журналистов, отгоняя их от ворот. Прогремела очередь; пули прошли в
считанных дюймах над головами репортеров, на землю посыпались
гильзы. Другой бедуин грубо схватил Виргу за шиворот и поволок
прочь.
	-  Нет, -  вдруг сказал мужчина за воротами -  тот, что спустил на
Виргу добермана. -  Этого оставьте.
	Бедуин поднял голову. Он тотчас выпустил Виргу и занялся
другими.
	Человек за воротами подобрал с земли конец цепочки и подтащил
собаку к себе. Еще кто-то отозвал второго пса.
	Вирга тряхнул головой: от удара о ворота она кружилась. Он
встал, медленно отряхнулся и посмотрел через решетку на высокого
блондина с одутловатым, неприятно бледным лицом. Глаза этого
человека казались мертвыми, они смотрели сквозь Виргу. Рядом со
светловолосым стоял второй мужчина, смуглый, кудрявый и
широкоплечий. Оба глядели одинаково равнодушно и надменно. И у
обоих, бросилось в глаза профессору, на лбу были одинаковые странные
отметины. Какие, он затруднялся сказать.
	Светловолосый сказал по-английски:
	-  Я слышал, как вы что-то сказали. Вы американец?
	-  Да, -  ответил Вирга. У него вдруг разболелась голова. -
Американец.
	-  Журналист? -  спросил блондин. Собака сидела у его ног,
плотоядно глядя на Виргу.
	-  Нет. -  Он на миг задумался о том, кто же он, но головная боль
мешала вспомнить.
	-  Ваше имя?
	-  Вирга, -  ответил он. -  Джеймс Вирга.
	Светловолосый кивнул, взглянул на смуглого, и тот без единого
слова повернулся и пошел по подъездной дороге к особняку.
	Вирга вдруг вспомнил:
	-  Я теолог.
	-  Я знаю, -  ответил блондин. Он отодвинул засов, потом другой и
наконец распахнул ворота.
	Толпа позади Вирги вновь устремилась вперед. Светловолосый
схватил Виргу за плечо, втащил во двор и под охраной добермана
торопливо задвинул засовы. Толпа отшвырнула от ворот сыплющих
проклятиями бедуинов; люди с криками и мольбами напирали на
решетку.
	Светловолосый спокойно распорядился:
	-  Рашид, пристрели троих.
	Его слова возымели действие. Журналисты шарахнулись от ворот;
каждый старался спрятаться за чужую спину, отчаянно цепляясь за
коллег и топча тех, кто не удержался на ногах.
	Но один из охранников уже выступил вперед. Довольно улыбаясь,
он с нарочито медленно поднял автомат, и в следующий миг по
охваченной ужасом толпе ударила очередь. Во все стороны полетели
гильзы.
	Взяв добермана на короткий поводок, светловолосый пошел по
подъездной дороге от ворот. Увидев, что Вирга медлит, он обернулся и
негромко спросил:
	-  Идете?
	Вирга смотрел сквозь решетку на убитого. Толпа журналистов
рассеялась; кое-кто и убегая продолжал снимать. Один из бедуинов пнул
мертвеца в лицо. Вирга отвернулся.
	-  Да, -  сказал он. -  Иду.


17

	Вирга шагал по полутемным коридорам следом за блондином,
который всего за несколько минут до этого приказал казнить трех
человек.
	Они поднялись по длинной мраморной лестнице, испачканной
остатками еды и экскрементами, и профессор задался вопросом, не
гуляют ли здешние доберманы сами по себе. Они очутились в начале
узкого коридора с дюжиной закрытых дверей и прошли мимо них туда,
где коридор то оборачивался огромным залом, то вдруг расширялся
нишей. Один участок больше походил на разгромленный музей
исламского искусства -  Вирга увидел картины, изодранные в клочья,
словно ногтями безумца, и черепки древних и, вероятно, бесценных
глиняных сосудов. Останки некогда прекрасных предметов теперь
хрустели у них под ногами.
	Вирге было тревожно в этом неприветливом окружении. Ему
казалось, что за ним неотступно следят чьи-то глаза, что за ним
отовсюду подсматривают и подглядывают, хотя по дороге они никого не
видели и не встречали. Он чувствовал, вернее, ~чуял~, чье-то зловещее
присутствие, бывшее частью этого места. Он не мог избавиться от
ощущения, что в полумраке что-то прячется, глядит ему в спину из тени.
К тому же он заметил: стены, пол, даже потолок сырого коридора
покрывали бесчисленные рисунки -  треугольники, круги, странные
письмена -  бессмысленные, с его точки зрения, и тем не менее
наполнявшие его необъяснимым страхом. Вирга очень надеялся, что
блондин не заметит, что он дрожит.
	Но было и еще кое-что. Запах, отвратительное зловоние. Своим
происхождением оно было отчасти обязано экскрементам, размазанным
повсюду, даже по стенам, отчасти протухшей еде, но было и еще что-то,
что-то, что вилось у Вирги над головой, цеплялось за одежду, словно не
бесплотный, пожираемый тленом призрак. В коридорах особняка разило
смертью -  или, может быть, чем-то, давно миновавшим этот этап.
	-  Вы тоже американец? -  спросил Вирга у блондина. Его голос
эхом разнесся по коридору.
	-  Я родился в Америке, -  ответил тот не оборачиваясь.
	Вирга неслышно чертыхнулся: он-то надеялся, что блондин
обернется. Ему хотелось рассмотреть, что у того на лбу.
	-  Как вас зовут?
	-  Оливье.
	-  И все?
	-  Да. И все.
	Впереди коридор заканчивался двустворчатыми дверями,
украшенными золотым орнаментом. Двери были закрыты. Стены и
потолок покрывали все те же странные символы, треугольники и круги.
Над дверями, прямо по центру, Вирга увидел перевернутое распятие.
	Блондин вдруг обернулся:
	-  Полагаю, мы еще увидимся. А сейчас я вас покину. -  Он открыл
двери, и Вирга вошел, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть во мраке,
обступившем его в этих безмолвных стенах. Блондин решительно
затворил за ним дверь.
	Едва она закрылась, как Виргу охватило непереносимое, жуткое
чувство: ему померещилось, что он заперт в темнице, откуда нет выхода.
Он задрожал. В комнате, как ни странно, было холодно. Когда глаза
Вирги привыкли к полумраку, он увидел, что стоит в своего рода
библиотеке. Вокруг были полки, забитые тысячами и тысячами книг. Не
желая выдавать своего страха, он попытался унять дрожь и подавил свой
первый порыв -  повернуть к дверям и, если возможно, возвратиться
прежним путем на залитую жарким солнцем улицу. В этой комнате
чужое присутствие было агрессивным, давящим, впивалось в спину, как
оскаленные зубы добермана.
	Вдруг по спине у Вирги побежали мурашки. Он понял, что он не
один.
	В глубине комнаты кто-то дышал -  тихо, размеренно. В узкую
щель между шторами пробивался единственный узкий луч света. Он
падал на плечи какому-то человеку.
	Он неподвижно сидел за широким столом, сложив перед собой
руки. Разбитая на темные и светлые квадраты столешница представляла
собой шахматную доску. Войска уже были выведены на позиции; фигуры
грозно смотрели друг на друга с противоположных краев поля боя.
Вирга шагнул вперед. Он еще смутно различал лицо сидящего, скрытое
широкой полосой тени, но ясно видел руки этого человека, чрезвычайно
костлявые и такие белые, словно они были выточены из льда или
слоновой кости. Руки были неподвижны, но, приблизившись, Вирга
понял, что незнакомец чуть-чуть -  почти незаметно -  повернул к нему
голову. Взгляд невидимых профессору глаз проник в его мозг, и Вирга
почувствовал, что раскрыт и беззащитен.
	-  Доктор Вирга? -  негромко осведомился Ваал.
	Профессор удивился. Неужели этот человек знал о его
присутствии? Он остановился. Он боялся подойти ближе.
	-  Вы доктор Вирга, не так ли? -  снова спросил мужчина.
	-  Да. Совершенно верно.
	Человек за шахматной доской покивал. Тонкий палец
шевельнулся, указывая на книжные полки:
	-  Здесь есть ваши работы. Я читал их. Я прочел все тома этой
библиотеки.
	Вирга хмыкнул. Не может быть.
	-  Это действительно так.
	Он оцепенел. Разве он высказал свои сомнения вслух? Разве? Из-за
гнетущей атмосферы он с трудом мог сосредоточиться. Да, через
мгновение решил он, я сказал это вслух.
	-  Ваш коллега, доктор Нотон, -  продолжал Ваал, -  очень много
рассказывал мне о вас. И, разумеется, ваша добрая слава, слава
выдающегося ученого, опережает вас.
	-  Нотон? Он здесь?
	-  Конечно. Разве вы приехали сюда не за тем, чтобы найти
доктора Нотона? Да, мне думается, это и есть причина вашего визита.
Доктор Нотон тоже чрезвычайно умный и образованный человек, очень
прозорливый человек. Он умеет распознать свой шанс, и следовательно,
он -  хозяин своей судьбы.
	Вирга напряг глаза, чтобы разглядеть тонущее в полумраке лицо
своего собеседника. Ему показалось, что он различил резкие черты,
высокие скулы, узкие глаза.
	-  Я приехал издалека и хотел бы повидать доктора Нотона.
	Ваал улыбнулся. Вирге почудилось что-то непристойное в том, как
искривился его рот и блеснули зубы. От этого человека исходило нечто
гнетущее, наполнявшее его тревогой.
	-  Доктор Нотон все свое время посвящает работе над
исследованием. Скоро его книга будет закончена.
	-  Книга?
	-  Полагаю, он обсуждал это с вами перед отъездом из Америки.
Книга о лжемессиях, первоначально искажавшая правду. Однако я помог
доктору Нотону вычистить материал, и последняя глава его труда будет
посвящена моей философии.
	-  Я бы хотел увидеться с ним. Вы же не прогоните меня -  я ведь
проделал такой длинный путь... Нотон здесь, не правда ли?
	-  Здесь, -  ответил Ваал. -  Но работает.
	Вирга ждал, однако Ваал молчал. Делая последнюю попытку,
Вирга сказал:
	-  У меня письмо от его жены.
	-  У него нет жены.
	Вирга вдруг почувствовал, что ему совершенно необходимо ясно
увидеть лицо Ваала, и шагнул вперед, к самому краю шахматной доски.
	И с трудом удержался, чтобы не отпрянуть под властным, грозным
взглядом Ваала. Он вдруг обнаружил, что не может долго смотреть в эти
темные, глубоко посаженные глаза, в которых искрились жестокий ум и
безграничная ненависть, и отвернулся. Судя по широким крепким
плечам, Ваал при всей своей худобе физически был очень силен. Вирга
решил, что ему лет двадцать пять -  тридцать, не больше. Он
превосходно говорил по-английски, без малейшего намека на какой-либо
акцент, а его голос был мягким и умиротворяющим, как первая волна,
набежавшая на берег сна. Только его глаза, страшные, живые на
мертвенно-бледном лице с твердым подбородком, придавали ему
некоторое сходство со смертью.
	-  Вы американец? -  спросил Вирга.
	-  Я Ваал, -  ответил мужчина, словно это отвечало на вопрос
профессора.
	Вирга внезапно обратил внимание на шахматные фигуры,
вырезанные из красивого блестящего камня. Белые (Вирга стоял у их
половины доски) были представлены монахами в развевающихся рясах,
скромными монашками, суровыми священниками и стройными
готическими соборами. Ферзь, женщина в накинутом на голову
покрывале, возводил очи горе. Король, бородатая фигурка Христа,
воздев руки, о чем-то молил Отца. На противоположном краю
шахматного поля -  Вирга теперь заметил, что Ваал уже сделал несколько
ходов черными, начав игру, -  стояли колдуны, варвары, размахивающие
мечами, горбатые демоны; короля и ферзя изображали соответственно
некто поджарый, лукаво изогнувший стан и манящий кого-то пальцем, и
женщина со змеиным языком.
	Ваал заметил интерес Вирги к шахматным фигурам.
	-  Играете? -  спросил он.
	-  От случая к случаю. Я вижу, вы атакуете. Но вам недостает
противника.
	-  Атакую? -  спокойно переспросил Ваал. Он подался вперед и
впился в Виргу горящим взглядом. -  О нет, еще нет. Я еще только учусь
искусству маневра.
	-  Это требует времени.
	-  Оно у меня есть.
	Вирга поднял глаза от шахматной доски и посмотрел в лицо
Ваалу. Наконец профессор почувствовал, что не смеет дольше
выдерживать его пристальный взгляд.
	-  Скажите, -  спросил он, -  кто вы на самом деле? Почему вы
выбрали имя бога дикарства, жестокости и жертвоприношений?
	-  Мое имя это... мое имя. Меня всегда звали и будут звать Ваалом.
А жестокость и жертвоприношения, дражайший доктор Вирга, в этом
мире -  причастие истинного Бога.
	-  Кто же этот истинный Бог?
	Ваал опять улыбнулся, словно был причастен тайне, которую
Вирге было не постичь.
	-  Вы же не слепой. Вы не могли не заметить действия
определенных сил в этой стране -  да и во всем мире. Следовательно, вы
сами можете ответить на свой бессмысленный вопрос: кто истинный Бог?
	-  Я вижу людей, которые все становятся все меньше похожи на
людей. Я вижу жестокость, насилие, убийства и хочу знать, какова ваша
роль во всем этом. Чего вам надо? Политической власти? Денег?
	Угроза во взгляде Ваала стала более явственной. Виргу охватило
желание отступить на несколько шагов.
	-  Я располагаю любыми деньгами, какие мне требуются.
Политическая же власть ничего не стоит. Нет. Моя власть -  власть
насаждать волю подлинного Вседержителя этой юдоли. И будет так!
Меня слушают -  слушают. Люди устали от того, что их учат и школят,
как неразумных детей. Настоящие люди должны жить в настоящем мире,
а настоящий мир учит одному -  выживанию. Выживи, даже если тебе
придется пройти по трупам тех, кто надеется сломать ~твой~ хребет.
Это мир живых и мертвых, умных и дураков.
	-  Плоды вашей философии, философии пауков в банке -  то, что
здесь творится. Город сошел с ума. Я видел вещи, невообразимые для
цивилизованной страны!
	-  Напротив, город пришел в себя.
	-  В таком случае, -  сказал Вирга, -  безумны вы. Вы проповедуете
смерть и разрушение, пожары и ненависть. Вы прекрасно выбрали себе
имя! Ваш тезка и предшественник был подлинной язвой на теле Иеговы.
	Ваал сидел не шевелясь. Вирге показалось, будто что-то холодное
и твердое сдавило ему горло. Ваал чрезвычайно медленно поднял
голову; с белого лица смотрели глаза змеи.
	-  У меня не было ни тезки, ни предшественника, -  промолвил он. -
Я знаю Иегову, -  он выплюнул это имя, как гной, -  вам и не снилось, как
хорошо я его знаю. Вефиль, Гай, Иерихон, Асор... все эти славные города
обратились в золу. -  Его лицо неожиданно исказилось, голос из
бархатистого превратился в утробный вой бури. -  Война, -  выдохнул он.
-  Война -  вот власть моего Бога, и он отлично знает, как ею
распорядиться. Назваться Иеговой и склонять людей предать их главную
суть -  грех. Извращая мир ложью, Иегова сам роет себе яму. Ему хочется
скрыть правду.
	Глаза Ваала сверкнули.
	-  Довольно игр, -  сказал он.
	-  Боже мой, -  в ужасе прошептал Вирга. -  Вы и в самом деле
хотите хаоса и смерти. Кто вы?
	-  Я -  Ваал, -  ответил тот с другого края шахматной доски, и Вирге
почудился мимолетный пугающий промельк красного огня в его глазах. -
А вот вы -  у меня в пальцах.
	Взмахом руки он смел фигуры с доски, рассыпав белых по полу у
ног Вирги. У Вирги тяжело застучало в висках; он подумал, уж не
получил ли он сотрясения мозга, ударившись о ворота. Да, но ощущение,
что кто-то держит его за горло? Теперь профессор не сомневался: чьи-то
ледяные бесплотные пальцы сдавливали ему шею. Он приложил ладонь
ко лбу. Лоб был потный и горячий, словно у Вирги начиналась
лихорадка. Он пошатнулся и тряхнул головой, чувствуя на себе горящий
взгляд Ваала. О Боже, жжет, жжет... как больно... больно...
	-  Да, -  негромко подтвердил Ваал. -  Больно.
	В голове у Вирги клубился черный дым: горел мозг. Дым мешал
видеть, мешал дышать. Профессор затряс головой, чтобы прийти в себя,
но это не помогло. Спотыкаясь, он попятился от Ваала и чуть не упал.
	-  Вы здесь не случайно, -  сказал Ваал. -  Мы вас ждали. Вас
привело сюда письмо Нотона.
	Вирге казалось, что Ваал говорит сразу несколькими голосами.
Они то сливались, то дробились на сотни отчетливых звуков,
пробивались сквозь калейдоскоп дыма, щипавшего Вирге глаза.
	Ваал сказал:
	-  Вы -  уважаемый теолог, у вас репутация трезво и логически
мыслящего, разумного человека. Я найду вам дело. Вы будете...
	Стук в висках не прекращался. Вирга никак не мог его унять. Голос
оглушал его, он не слышал ничего, кроме этого голоса, кроме приказов,
кроме Ваала.
	-  ...приводить ко мне других. Рассказывать о том, как мне, нищему
американскому мальчишке, во сне явился Бог и приказал повести людей
по лабиринту знания. Вы сделаете это. Вы сделаете больше. Намного,
намного больше. Вы публично заявите, что верите в меня и отрекаетесь
от иудейской заразы. Я -  огонь очищающий.
	-  Нет, -  пробормотал Вирга, стараясь удержаться на ногах. Он
закрыл глаза, но безжалостные голоса не смолкали. -  Нет... не... буду...
	-  Да-аааа, -  зашипела тысяча голосов, и эхо, отраженное от стен
библиотеки, прошило его, словно пули, летящие со всех сторон. -  Да-
аааа...
	Вирга, сопротивляясь, затряс головой. Черный дым душил его.
Нет. Нет.
	-  Да, -  простонал он, падая на колени. -  Да. Больно. Больно.
	Ваал поднялся. Он обошел вокруг стола, и Вирга увидел, что к
нему, неестественно медленно, как в кошмаре, тянется тонкая рука с
растопыренными пальцами.
	-  Да-а, -  сказал Ваал в самое ухо профессору. -  Да-аааа.
	Вирге стало нечем дышать, он задыхался в этой вонючей комнате.
Судорожно разевая рот, он, дергая, распустил узел галстука, рванул
ворот рубашки, и солнце блеснуло на маленьком распятии.
	Ваал не шелохнулся.
	-  Снимите это, -  очень тихо велел он. -  Вы слышали, что я сказал?
-  Его голос был как острие ножа.
	Вирга пошевелился, чувствуя, что бесплотные пальцы на его горле
чуть-чуть ослабили хватку. Он попытался встать, но не смог.
	Ваал по-прежнему не двигался с места.
	-  Снимите ~это~. -  Его глаза расширились и покраснели.
	-  Нет, -  ответил Вирга. Внутри у него все горело. -  Нет.
	-  ПРОКЛЯТЫЙ ПЕС! ШЛЮХИНО ОТРОДЬЕ! -  прорычал Ваал
сквозь стиснутые зубы. -  БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! БУДЬ ЖЕ ТЫ
ПРОКЛЯТ!
	Вирга отчаянно замотал головой, чтобы в ней прояснилось. Ваал
замахнулся, но отпрянул; он не мог подойти к распятию ближе. Вирга
рванул цепочку и простер руку к Ваалу: на ладони дерзко блестел
золотой крест.
	Он слишком поздно заметил, что двери распахнулись и в
библиотеку ворвались двое мужчин, темноволосый и белокурый. Ваал
сделал знак рукой, Вирга обернулся и получил сильный удар кулаком в
висок. Застонав от боли, он повалился ничком, сжимая распятие
слабеющей рукой.
	-  ЗАБЕРИТЕ ЭТО У НЕГО! -  приказал Ваал, не сходя с места.
	Оба ученика взялись за стиснутую руку Вирги так, словно она
была из раскаленного железа, и стали разжимать ему пальцы. Вирга,
плохо сознававший, что происходит, сопротивлялся, понимая, что, если
он лишится распятия, он погиб. Тогда его, беззащитного, поглотит
чудовищная утроба вааловой власти.
	Пальцы Вирги не желали разжиматься. Темноволосый в сердцах
выругался и наступил профессору на руку. Захрустели кости, и Вирга
потерял сознание. Человек, сломавший ему руку, увидел распятие и
носком ботинка отшвырнул его в темный угол.
	-  Сволочь, -  шепотом выругался Ваал над самой головой Вирги. -
Ты думал, это будет легко. Нет, мой друг, это нелегко. Ты научишься
любить меня и презирать ~это~. Его прикосновение, один только его
вид будет жечь, как те воспаленные кишки, откуда оно вывалилось,
слабый ты ублюдок. -  Ваал умолк и поглядел на искалеченную руку
Вирги: на ладони показалась кровь. Ваал грубо расправил сломанные
пальцы и впился взглядом в рану на том месте, где башмак
темноволосого вдавил в ладонь золотую безделушку.
	Рана повторяла очертания распятия.
	Ваал с громким проклятием выпустил руку профессора и
отпрянул.
	-  РУКА! -  вскрикнул он. -  Закройте ее! Закройте!
	Белокурый ученик приподнял Виргу за воротник и вновь бросил
на пол, так что отвратительная для Ваала рана оказалась под телом
профессора, и тоже попятился, дрожа.
	-  Мы многого добились, -  промолвил Ваал, -  и все же этого мало.
Когда-нибудь мы сможем справиться и с ~этим~, но не сейчас... не
сейчас. Наш добрый доктор Вирга -  наш мерзкий ублюдок доктор
Вирга -  должен был проторить нам дорогу. Но теперь... -  он
прищурился. -  Есть иной путь. Есть иной путь.
	-  А его куда? -  спросил темноволосый.
	Ваал повернулся, стараясь не смотреть в дальний угол библиотеки,
и навис над неподвижным телом профессора.
	-  Он осквернен этим знаком. С культей от него не будет толку. Но
я не хочу, чтобы его труп нашли где-нибудь поблизости от этого места.
Ты понял, Верен?
	-  Да, -  ответил тот.
	-  В таком случае, вы с Кресилем можете делать с ним все что
угодно; труп бросите в пустыне, стервятникам.
	Белокурый -  Кресиль -  нагнулся и, оставляя на полу кровавый
след, поволок Виргу к дверям. Верен шел следом, как шакал, почуявший
смерть.


18

	Вирга пришел в себя оттого, что на лицо ему бросили губку. Нет,
это была не губка, моментально сообразил он, а его собственная
распухшая и окровавленная кисть. Он вспомнил, как страшно захрустели
кости -  словно прутья, переломленные сильными руками, -  и
почувствовал позыв к рвоте, но не мог пошевелиться. Вирга с усилием
проглотил обжигающую горечь, подступившую к горлу, и попробовал
определить, где находится.
	Он посмотрел на яркие звезды, вершившие свой божественный
путь по небосводу. Ночь только начиналась; там, где солнце
соскользнуло за горизонт, небо еще сохраняло неприметный лиловый
отлив. Виргу куда-то везли -  громко ревел мотор, машину подбрасывало
на ухабах. Соленый запах моря исчез, слышен был лишь сухой
горьковатый запах остывающей в ночи пустыни.
	Колени Вирги были высоко подняты и плотно прижаты друг к
другу, ноги затекли. Он лежал на полу в кузове лендровера и, только
когда хотел повернуть голову, понял, что во рту у него тряпичный кляп.
За рулем сидел кто-то смутно знакомый. Вирга напрягся и вспомнил: да.
Блондин из библиотеки Ваала. Рядом с ним сидел темноволосый. Обоих
Вирга успел увидеть лишь мельком, за долю секунды до того, как кулак
погрузил его в небытие. Сейчас он разглядел у них на поясе пистолеты.
	Вирга не имел никакой возможности определить, как далеко они
забрались в пустыню. Он не знал ни куда они едут, ни зачем, однако ни
звуком, ни шорохом не выдавал того, что очнулся.
	В голове у профессора отчаянно гудело, за глазами немилосердно
ломило и жгло. Сестры-мучительницы, головная боль и боль в
раздробленной руке, встречались где-то в районе его плеча.
	Он понял: распятие спасло его, оно, как ни удивительно,
отпугнуло Ваала, точно он был вампиром. Еще миг, и моментально
взмокшего, вопящего Виргу смыла бы чудовищная волна ужаса и
невыразимого блаженства. До сих пор перед глазами профессора,
передразнивая звезды, кружили глаза Ваала.
	Лендровер нырял и покачивался на барханах, как корабль в море.
Ученики Ваала молчали; за них говорило оружие. Вирга подумал, что
его или убьют, или будут держать где-нибудь до тех пор, пока он не
согласится сотрудничать с Ваалом. Возможно, его даже будут пытать.
Эти люди, как и их зловещий господин, не знали ни стыда, ни угрызений
совести, ни жалости.
	Вирга отогнал незаметно подкравшуюся новую волну
беспамятства. Его раздавленные, скрюченные пальцы посинели. На
запястье вздулись вены, а поврежденная кисть распухла и стала в два
раза толще. Вот тебе и язвы Иова, почти весело подумал Вирга.
Лендровер тряхнуло на камнях, профессор вернулся в страшную
реальность и понял, что должен хотя бы попытаться сбежать.
	Он медленно выпрямился, держа в поле зрения своих конвоиров.
Пострадала как будто бы только рука, других повреждений не было. Вот
только ноги совсем одеревенели. Если бы удалось выпрыгнуть из
лендровера и где-нибудь спрятаться в темноте, быть может, тогда... но
Вирга боялся, что ноги подведут его. Если он упадет, его либо просто
переедут (если собираются его убить), либо вновь затолкают в машину
(если собираются держать его под стражей). Морщась от боли, Вирга
осторожно приподнялся и выглянул в темноту. Со всех сторон их
окружала голая, неприветливая пустыня. Свет фар -  единственный свет,
какой заметил Вирга, -  выхватывал из мрака ровный плоский песок и
местами выступающие из-под него камни. Профессор убрал голову.
	Другого шанса у него не будет. Элемент неожиданности должен
сыграть ему на руку. Возможно, найти укрытие не удастся, но придется
рискнуть. Поступок вполне логичный и в случае, если его собираются
убить, и в том случае, если его собираются пытать: он скорее умрет, чем
станет помогать этому безумцу, который называет себя Ваалом. Сипло
дыша через тряпку, Вирга освободил ноги, напряг их для прыжка,
расслабил, снова напряг, снова расслабил. С громко бьющимся сердцем
он ждал, чтобы волна адреналина подхватила его.
	Лендровер взбирался вверх по склону. Под колесами глухо
постукивали камни. Пора!
	Вирга стиснул зубы и, оттолкнувшись ногами, перевалился через
борт лендровера.
	Он бережно прижимал к груди поврежденную руку, но при
падении на камни сильно расшиб локти и разорвал пиджак. Он невольно
вскрикнул и понял, что выдал себя. Съезжая по камням на гладкий песок
у подножия склона, Вирга увидел, что его конвоиры заглядывают в
опустевший кузов лендровера.
	Лендровер резко развернулся. Желтые фары обшаривали тьму, как
паучьи глаза.
	Вирга торопливо поднялся на ноги, обливаясь потом от
нестерпимой боли, и побежал, увязая в песке. Позади все громче ревел
мотор. Вирга не смел оглянуться. Вдруг сухо треснул пистолетный
выстрел, и пуля взметнула песок меньше чем в футе от профессора. Вирга
понял, что его хотят убить. Впереди расстилалась песчано-каменная
равнина; там лендровер нагонит его в два счета. Перед ним и так уже
бежала его тень, заключенная в полосу света, который неумолимо
приближался. Вирга чертыхнулся и почувствовал, что внутри растет
холодная паника. Спрятаться было негде!
	Но нет! Вирга пригнул голову и побежал, ловя ноздрями песчаную
пыль, летящую из-под рубчатых шин. Равнина впереди внезапно
обрывалась в темноту: там была узкая расселина с неровными краями.
Если он успеет добежать до нее, лендроверу придется затормозить,
чтобы не перевернуться. Но насколько глубок провал? Это никак нельзя
было определить. Вирга мог пролететь десять футов и упасть в мягкий
песок, а мог приземлиться на острые как бритва камни в двадцати пяти
футах от края обрыва. Сейчас некогда было раздумывать, что лучше -
смерть от пули или смерть в свободном падении. Лендровер ревел за
самой спиной профессора; пуля просвистела мимо его левого уха. Вирга
сделал глубокий вдох и прыгнул с обрыва в пустоту.
	Падение оказалось таким долгим, что, несмотря на кляп, Вирга
пронзительно вскрикнул. Наконец, весь исцарапавшись о выступы скалы
и кусты, профессор упал на усеянный камнями песок и, до крови обдирая
локти и колени, откатился под прикрытие стены провала. Здоровой
рукой он вырвал кляп изо рта и, тяжело дыша, прислушался, не грянет
ли новый выстрел.
	В десятке футов над его головой по противоположной стене
расселины скользнул свет: фары лендровера. Две темные фигуры
заглянули в расселину. Вирга распластался по стене обрыва,
испугавшись, что громкий стук сердца выдаст его, и постарался
выровнять прерывистое дыхание. Прошло несколько бесконечно долгих
минут, и Вирга увидел, как свет переместился на десяток ярдов дальше.
	Вирга встрепенулся. Может быть, они окончательно потеряли его.
Может быть, они решили, что он идет по дну расселины или даже что он
разбился насмерть, и теперь искали тело. Лендровер очень медленно
ехал по краю извилистой трещины. Вирга смотрел, как удаляются
желтые огни фар. Да! Они потеряли его! Но он не спешил встать; не
обращая внимания на мучительную боль в руке, он, щурясь, вглядывался
в обступавшую его густую тьму, опасаясь подвоха. Вдруг один из тех
двоих спустился в расселину и сейчас подкрадывался к нему с
пистолетом в руке?
	Но тут из лендровера открыли беспорядочную стрельбу по
расселине, наугад рассылая пули. Они запели в воздухе вокруг Вирги; он
вздрогнул, съежился и увидел, как рикошеты высекают искры из
скалистых стен. Стрельба продолжалась до тех пор, пока Вирга не
услышал холостые щелчки. Его преследователи вернулись в машину, и
лендровер помчался прочь, вздымая тучи песка.
	Прошло очень много времени, прежде чем Вирга добрался до
верха обрыва. Дважды он срывался, оступившись на камнях или
ненадежно ухватившись за кусты, и лишь с третьей попытки перевалился
через край расселины и увидел очень далекие, но еще различимые
красные огоньки -  задние фары лендровера.
	Глядя, как машина исчезает в ночи, Вирга наконец почувствовал
боль, которая, прокравшись вверх по руке к плечу, разлилась по груди и
теперь рассылала по плацдармам плоти своих разведчиков, острые
внезапные уколы. Коварная, она медленно и незаметно завладела сразу
занемевшей шеей Вирги, а когда добралась до висков, он скорчился и
ткнулся губами в песок.
	Очнувшись, профессор понял, почему они так сравнительно легко
отказались от попыток найти его. Он с трудом поднялся на ноги под
безжалостно алым рассветным небом (рука висела плетью и казалась
тяжелой, как мешок с цементом) и увидел бескрайнюю пустыню, которая
даже в столь ранний час дышала зноем. На многие мили вокруг
простирались лишь белые барханы и плоские прокаленные равнины. Бог
весть, далеко ли до шоссе или бедуинского колодца. Вскоре над далекой
полоской земли вспыхнет солнце и утопит его в океане соленого пота.
Ослепительный огненный край уже показался из-за горизонта, и,
просыпаясь в своих песчаных норах, загудели насекомые. Над головой
Вирги замельтешили мухи, то и дело слетая выпить каплю пота; почуяв
кровь, они жадно облепили запекшуюся рану на ладони профессора.
	Виргу бросили в пустыне, не заботясь о том, жив он или мертв,
потому что выжить здесь было невозможно. У него не было ни воды, ни
надежды отыскать хоть клочок тени. Впрочем, еще четкие следы шин на
песке указывали, в каком направлении уехал лендровер. Благословляя
исчезающие вдали глубокие колеи за то, что они, по крайней мере, не
дадут ему сбиться с пути, Вирга снял пиджак, соорудил из него нечто
вроде арабского головного убора, чтобы защитить от солнца лицо и
лысину, и, щурясь от солнца, белым шаром повисшего на горизонте,
двинулся вперед.
	Солнце взбиралось все выше. К зною добавилось новое
испытание -  насекомые. Они впивались в незащищенные участки кожи.
Они роились над головой Вирги, а когда он пригибался, пытаясь
увернуться, спускались следом. Они лезли в глаза, набивались в ноздри,
разбивались о его лицо. Вирга шел по плоской каменистой земле, шел по
барханам, по колено утопая в песке, а солнце висело в небе -
неподвижное воспаленное око, разверстый окровавленный рот.
	Мысли Вирги лихорадочно кипели. Ноги сводила судорога, он без
конца спотыкался, и тогда приходилось садиться на песок и здоровой
рукой разминать мышцы до тех пор, пока не появлялась возможность
идти дальше. Вскоре Вирга обнаружил, что, одурманенный жарой, убрел
в сторону от следа протекторов. Стряхнув дремоту, он всмотрелся в
горизонт, надеясь увидеть телефонную линию или буровые вышки, но
ничто не нарушало запустения. Губы профессора потрескались на
невыносимом полуденном солнце, мысль о прохладной воде сводила с
ума, но прогнать ее было очень трудно. Он уже не чувствовал ни боли,
ни страха, его занимало только одно -  голубое мерцание реки,
привидевшейся ему далеко-далеко впереди.
	Он вспомнил, как стоял на палубе "Чарльза": Кэтрин -  ее
обветренные щеки горели, темные волосы разлетались -  цеплялась за его
руку, над ними хлопал парус, и Вирга вдыхал чудесную речную свежесть,
глядя на далекие прекрасные берега. Сейчас, за тысячи миль от этой
реки, он удивился, почему не набрал тогда пригоршню воды и не поднес
ее к губам, бережно... вот так.
	Он открыл глаза, покачнулся и выплюнул песок.
	Кэтрин, сказал он, закрывая глаза, чтобы не видеть солнца.
Кэтрин. Мир вращался вокруг ее лица, центра вселенной. У него на
глазах Кэтрин превратилась из ирландской девчонки-сорванца в
очаровательную изящную женщину. Он вспомнил, какие выразительные
были у нее руки. Они не знали покоя, порхали, точно белые бабочки, и
он не мог отвести глаз от этого представления. Кэтрин говорила, что
этот постоянный монолог ткущих что-то невидимое пальцев, -  их
фамильная черта, переходившая из поколения в поколение по линии ее
матери. Кэтрин была прекрасна. И память о ней была прекрасна. Кэтрин
была энергия и жизнь, красота и надежда.
	Вирга вспомнил, как она радовалась, поняв, что беременна. Когда
после двух выкидышей к жене впервые закралась мысль, что ей не
суждено иметь детей, она ничем не выдала своих чувств. Может быть,
шептала она ему, когда они лежали в постели, слушая, как трещат дрова
в камине и дождь выстукивает на окнах свою негромкую мелодию,
может быть, ее предназначение не в детях.
	-  Как ты можешь судить об этом? -  спросил он тогда.
	-  Не знаю. Просто чувствую, вот и все.
	-  Миссис Вирга, -  проговорил он с шутливой угрозой, -
берегитесь. Вы легкомысленно вторгаетесь в область теорий
предопределения.
	-  Нет, я серьезно.
	Он всмотрелся в ее безмятежные глаза, в их бездонную синеву, и
увидел, что так и есть. Он сказал:
	-  Говорят, на третий раз все проходит удачно.
	-  Это последний, -  сказала Кэтрин. -  Если опять что-нибудь
случится, я не знаю, что я сделаю. Вряд ли я смогу снова пройти через
это.
	-  Ничего не случится, -  твердо сказал он.
	-  Я боюсь, -  ответила она, прижимаясь к нему. В камине треснуло
полено. -  Правда боюсь. Я никогда ничего так не боялась.
	-  А я не боюсь. -  Он заглянул Кэтрин в глаза. -  Не боюсь, потому
что знаю: все будет нормально. Что бы ни случилось, все будет хорошо.
	Но все было "хорошо" очень недолго. Несколько месяцев спустя
Кэтрин, сияющая, с огромным животом, споткнулась о сбившийся ковер
на лестнице, беспомощно взмахнула руками и с отчаянным криком
скатилась вниз по ступенькам.
	Интересно, кто бы у них родился? Мальчик, решил Вирга. Может
быть, похожий на Нотона.
	Он открыл глаза, вспугнув мух движением век. Он заснул на ходу!
Солнце было все таким же горячим, пустыня -  все такой же безлюдной.
Он мог брести по ней уже не один день. Мог ходить кругами. Вирга не
знал. Поглядев на горизонт, он почувствовал, как сведенный судорогой
желудок вдруг взорвался жгучей болью.
	Впереди лежал бесконечный ровный песок.
	Вирга потерял след лендровера.
	Куда ни глянь, всюду была только слепящая белизна. Больше
ничего. Вирга залез в карман изорванного пиджака, нашел пузырек с
бальзамом от солнечных ожогов и намазал лицо. Пальцы нащупали
потрескавшуюся кожу и начинающие набухать огромные волдыри. Два
или три лопнули от его прикосновения, и по лицу заструилась жидкость,
приманившая новые орды насекомых. Вирга, спотыкаясь, упрямо
двигался вперед по, как он полагал, прямой, ведущей к заливу, но вскоре
решил: нет, я иду неправильно. Он развернулся и пошел обратно по
своим следам; несколько минут спустя профессору показалось, что он
вновь ошибся, выбирая направление, и он отправился в другую сторону.
	Солнце, прожигая череп Вирги, добиралось до мозга. Огромный
белый круг темнел, темнел, темнел, пока не стал черным, как око Ваала.
Вирга увидел лицо этого человека, громадное, как солнечная система,
где одним глазом было солнце, а другим -  луна. Плененная им планета
была под вечным его надзором. Вирга увидел, как Ваал в черных
развевающихся одеждах воздвигается над городами, растет, растет, и
тень его наползает на лик Земли. Наконец страшный силуэт заслонил
звезды, и все творение поглотила черная трясина бездны. Вирга затряс
головой, чтобы избавиться от непосильных для человеческого рассудка
видений, но и после этого он видел висящую в небе исполинскую голову
Ваала с разверстым ртом, готовым поглотить библиотеки, музеи, все то
прекрасное, что создал человек.
	Вирга упал на четвереньки. Мухи густо облепили его голову. Он
слабо отмахнулся от них почерневшей распухшей рукой. Час пробил. Он
читал это на песке, в ослепительно сверкающем небе, на колеблющемся
горизонте. Сотни безумцев, сотни мошенников объявляли себя
мессиями, но этот был не такой.
	С подбородка у него закапала жидкость, вытекшая из лопнувших
волдырей. Он всматривался в рисунок, в который складывались следы
капель на песке.
	Этот был не такой. Зверь и человек. Рассудительность и хитрость
человека сочетались в нем с силой и свирепостью хищного зверя. Этот
был... не такой. Он уже заразил своим безумием тысячи; скольких он
заразит еще? А значит, резня и хаос не закончатся до тех пор, пока
последний палец не потянется к кнопке на стальном цилиндре. Грянет
взрыв, и четыре ветра разнесут по земле стон: ~"Ваал, Ваал, Ваал"~, и
взрыв этот начертает его имя на истерзанном бетоне и опаленной плоти.
И тогда будет слишком поздно. Может быть, уже слишком поздно?
Возможно ли это? Дрожа, Вирга замотал головой. Антихрист. Он
посмотрел на солнце -  не сжалится ли над ним огненный бог? -  но оно
лишь сильнее обожгло ему лицо. Антихрист. Рассудок Вирги держался
на волоске: палачи-насекомые толкали профессора за грань безумия.
Насосавшись крови, они улетали в норы и гнезда, чтобы переварить ее, и
возвращались за новой. В ушах у Вирги стояло их тонкое, пронзительное
зудение. Откуда-то издалека сквозь безмолвие пустыни к нему доносился
миллионоголосый крик: ~"Антихрист, Антихрист"~.
	Силы Вирги иссякли. Он увидел свое отражение в луже, натекшей с
его лица. Это были соки его тела. Его жизнь.
	Сознание покидало его. Миллионоголосый хор грянул громче,
громче, и падающий ничком в песок Вирга полностью оглох.


19

	Откуда-то из глубин тьмы возникла рука и закружила над его
лицом, целясь выцарапать ему глаза. Вирга в отчаянье попытался
отдернуть голову, отвернуться, но не мог этого сделать. Он был словно
пришпилен к земле, лишен возможности защищаться. Он застонал и
забился, пытаясь увернуться от страшных скрюченных пальцев, которые,
подрагивая, медленно приближались к его открытым глазам. Рука
постепенно разрасталась, делалась все шире и жилистее, заслоняла от
Вирги весь мир. Он заметил, как дрожат сухожилия, предвещая острую
боль в глазницах, которые вот-вот опустеют. С истошным "Нет!" Вирга
начал сопротивляться.
	Рука вдруг вспыхнула. В считанные секунды она сгорела дотла и
рассыпалась пеплом. Он увидел очертания другой руки. Она легла ему на
лоб, и ее прикосновение успокоило Виргу, принесло блаженное
избавление от боли, с каждым вздохом разрывавшей все его тело. Он
попробовал разглядеть, кто это, но ему на глаза легла ладонь, и он забыл
обо всем, кроме неги отдохновения.
	Незнакомый мужской голос произнес:
	-  Жара нет. Спите.
	И Вирга провалился в сон, в котором он снова шел под парусом на
"Чарльзе", а рядом, крепко держа его за руку, стояла Кэтрин, и от нее
пахло корицей.
	Когда он опять открыл глаза, ему почудилось, будто он наяву
чувствует запах теплого дерева обшивки, мягкую податливость реки. Но
вокруг по-прежнему царила тьма, и в первый момент Вирга подумал, что
его сон продолжается. Он лежал с открытыми глазами и прислушивался.
	Вдалеке гудели насекомые; вспомнив о них, Вирга вздрогнул. Что-
то горело. Вирга слышал тихое потрескивание, чувствовал запах дыма.
Он лежал на раскладушке в палатке из козьих шкур. За откинутым
пологом в маленьком костре трещали палки и ветки. Была ночь, но
сколько прошло времени с тех пор, как он заблудился в пустыне, Вирга
не знал. Попытавшись подняться, он понял, что ему на руку наложена
самодельная шина -  несколько прутьев, притянутых к кисти тряпичным
бинтом.
	Вирга осторожно откинул одеяло, встал и покачнулся,
оглушенный внезапным приливом крови к голове. Когда
головокружение прошло, он подошел к выходу из палатки. Снаружи
стоял потрепанный джип с лобовым стеклом в паутине трещин. Над
огнем жарилось на вертеле не то мясо, не то какая-то птица. Вирга хотел
уже выйти из палатки, когда в его поле зрения появился высокий
худощавый человек в широкополой шляпе и охотничьей куртке с
множеством карманов. Он нагнулся и стал подкладывать в костер прутья
и ветки из принесенной им охапки, затем занялся мясом. Вирга
прищурившись смотрел, как он поворачивает вертел, чтобы мясо не
пригорело, а потом садится у огня, подобрав под себя ноги, и замирает
без движения, устремив взгляд на далекие костры, мерцающие на другом
краю пустыни.
	Человек этот, казалось, чего-то ждал. Выражение напряженного
спокойствия не сходило с его лица. Лет ему как будто бы было немного,
но точно определить его возраст Вирге мешал неверный свет костра.
Незнакомец был светловолосый, белокожий -  вне всяких сомнений, не
араб -  и казался даже хрупким, но у него были странные глаза. Они
смущали, и Вирга засомневался, сможет ли выдержать их прямой взгляд.
Они блестели, отражая огонь костра, и словно бы впитывали на миг
золотистый отблеск пламени, прежде чем вновь потемнеть, как будто не
имели своего постоянного цвета. Человек протянул руку к вертелу и при
этом повернул голову на несколько дюймов влево. Он посмотрел прямо
на Виргу, как будто с самого начала знал, что тот прячется за пологом
палатки, посмотрел так внезапно и пристально, с такой силой, что
сердце у Вирги бешено заколотилось, и профессор попятился.
	Незнакомец поднялся. В нем оказалось больше шести футов роста,
а его худоба делала его еще выше. Заметив испуг Вирги, он притушил
ярость во взгляде, и ее постепенно сменил сдержанный интерес.
Отвернувшись, он молча занял свое прежнее место у костра.
	Вирга стоял у входа в палатку. Он вдруг почувствовал, как
болезненно пульсирует его покалеченная рука. Незнакомец, казалось, не
замечал его; он, как и прежде, сидел, неподвижно глядя на огненные
точки в черной дали. От голода у Вирги подвело живот. Это заставило
его пренебречь той опасностью, какую мог представлять для него этот
человек, и рискнуть. Помедлив, он спросил распухшими губами:
	-  Вы собираетесь съесть это или сжечь?
	Взгляд неизвестного метнулся к костру. Он снял вертел с огня,
ножом, висевшим на поясе, отрезал ломоть жилистого мяса и очень
отчетливо проговорил:
	-  Будьте осторожны. До сих пор, чем бы я вас ни кормил, вас
рвало.
	Вирга взял мясо и благодарно впился в него зубами. Вытерев
жирные пальцы о брюки, он с великим трудом опустился на землю
напротив незнакомца, загораживая лицо от огня: ему казалось, будто от
жаркого дыхания костра его покрытая волдырями кожа ссыхается и
сморщивается.
	-  У вас начиналось заражение, -  сказал светловолосый, глядя не
столько на Виргу, сколько куда-то сквозь него. -  Я очистил рану и
наложил повязку.
	-  Благодарю вас.
	-  Я нашел вас в нескольких милях отсюда. Что вы там делали?
	Вирга не знал, можно ли доверять этому человеку. Он отвел
взгляд, но это мало помогло. Он чувствовал, что незнакомец
внимательно следит за ним. "Меня там бросили", -  пояснил он.
	-  Понятно.
	Незнакомец вдруг вновь целиком и полностью сосредоточился на
далеких огнях. Оглянувшись, Вирга увидел огромный язык оранжевого
пламени, взвившийся к небу среди малых костров.
	-  Что это, взрыв? -  спросил он.
	-  Они жгут книги, -  негромко ответил незнакомец. -  Со
вчерашнего дня. Сперва прочесали библиотеки, потом частные
собрания. Скоро они перейдут к другим вещам.
	Вирга безнадежно вздохнул и опасливо потрогал подсыхающие
волдыри на лбу и щеках.
	-  Они зашли слишком далеко. Их уже ничто не остановит.
	-  Кто вы?
	-  Джеймс Вирга. Профессор теологии.
	Незнакомец поднял бровь:
	-  Вот как?
	-  А вы? Хотелось бы знать, кто спас мне жизнь.
	-  Спас вам жизнь? Ничего подобного, я просто нашел вас в
пустыне.
	-  Разве это не одно и тоже?
	Тот помедлил с ответом, а потом сказал:
	-  Меня зовут Майкл.
	-  Вы тоже американец?
	-  Нет, -  последовал ответ, -  не американец.
	Вирга принялся обгладывать кость. Жар костра заставил его
пересесть подальше. Он выбросил кость и сказал:
	-  Почему вы здесь? Почему вы не в городе?
	Майкл со слабой улыбкой махнул в сторону джипа.
	-  Я ездил в город, -  объяснил он, -  но не смог пробиться через
толпу так... чтобы никому не повредить. Это было больше двух недель
назад. И я решил, что лучше будет расположиться здесь. В городе
слишком быстро растет волна насилия.
	-  Я никогда еще не видел ничего подобного. Никогда.
	-  В таком случае, приготовьтесь увидеть гораздо больше, -  сказал
Майкл так резко, что Вирга вскинул на него глаза, оторвавшись от
очередного куска мяса. -  Это только начало.
	Вирга непонимающе уставился на него.
	-  Это далеко не самое худшее место, оно просто наиболее
известно. На Ближнем Востоке несть числа деревням и поселкам,
которые были сожжены дотла своими обитателями. А те, окончательно и
бесповоротно покончив с тем, что их окружало, в конце концов перебили
друг друга. Аль-Ахмади, Аль-Джара, Сефван, даже Абадан и Басра.
Иран, Ирак, на очереди Турция... Я знаю, потому что видел.
	-  Все это так неожиданно, -  проговорил Вирга. -  Никто и не
подозревал, что происходит.
	-  Неожиданно? -  переспросил Майкл. -  Нет, отнюдь не внезапно.
Эта отчаянная последняя схватка назревала с начала времен, там истоки
этого наследия гибели. Нет. Ничего неожиданного в этом нет.
	-  А Святая Земля?
	Майкла скользнул по нему -  сквозь него -  быстрым взглядом:
	-  Скоро, -  проговорил он.
	-  Боже мой, -  охнул Вирга. -  Если это безумие когда-нибудь
занесут в Америку...
	Майкл некоторое время хранил молчание, наблюдая, как
догорают мириады понятий и идей. Потом сказал:
	-  Последние четыре дня вы пролежали в горячке. Сперва я
подумал, что вы умрете, но вы постепенно, понемногу стали пить. Все
это время -  четыре дня -  вы одной ногой стояли в могиле. Вчера жар
спал, и вы на мгновение очнулись.
	-  Четыре дня... -  повторил Вирга.
	-  В пустыне мне время от времени попадались дезертиры, -  сказал
Майкл. -  Те, кто, неведомо как сохранив в этой свистопляске остатки
здравого смысла, пытаются покинуть страну. Но их мало. Полиция и
армия чудовищно ослаблены. Четыре дня можно считать очень долгим
сроком; этой стране осталось немного. Использовав ее до конца, Ваал
отправится куда-нибудь еще.
	Услышав это гнусное имя, Вирга содрогнулся. Он вспомнил
фигуру в темноте за шахматной доской.
	-  Откуда вы все это знаете? -  спросил он.
	-  У меня есть свои источники информации.
	-  Какие?
	Майкл улыбнулся.
	-  Вы задаете слишком много вопросов.
	-  Но я хочу понять, -  сказал Вирга. -  Я должен понять... Боже
мой, ~должен~...
	Майкл чуть наклонился вперед, пронзая Виргу взглядом:
	-  Вам больно от того, что вы увидели здесь, -  небрежно
констатировал он.
	-  Да. Я увидел смерть и дикость. Я встретился с Ваалом и едва
спасся.
	Майкл, казалось, удивился. Он едва заметно прищурился:
	-  Вы виделись с Ваалом?
	-  У него мой коллега, доктор Нотон.
	-  Он его последователь?
	-  Черт подери, нет! -  воскликнул Вирга и тотчас понял, что не
знает этого наверняка. -  Вероятно, он узник... Не знаю. Но Ваал сказал
мне, что Нотон у него.
	-  Если он не погиб, -  заметил Майкл, -  то наверняка предался
Ваалу. Третьего не дано. Как же вам удалось сбежать? -  В его голосе
прозвучали осторожные, недоверчивые нотки.
	-  Не знаю. Сам удивляюсь. У меня было распятие...
	Майкл кивнул.
	-  ...и, покуда я держал его на виду, он не мог ко мне притронуться.
А ведь над его дверью, на самом видном месте, я тоже заметил крест...
	-  Но, -  сказал Майкл, -  наверное, перевернутый?
	Вирга вспомнил:
	-  Да, верно.
	Майкл, по-видимому, довольный, вновь выпрямился.
	-  Мне хотелось бы знать, -  продолжал Вирга, -  откуда вы столько
знаете об этом человеке?
	Ожидая ответа, Вирга краем глаза заметил, что в небо вновь
поднялись оранжевые языки пламени.
	Майкл сказал:
	-  Я давно уже охочусь за Ваалом. Я выслеживал его по всему миру
и не остановлюсь, пока не настигну его. Мне известно его прошлое и
настоящее, мной будет начертано его будущее.
	-  Чего вы хотите? Убить его?
	Собеседник Вирги медлил с ответом, глядя по-прежнему
настороженно.
	-  Нет. Я хочу остановить его, прежде чем болезнь безбожия
поразит главные центры человечества. Уничтожения вполне довольно,
возможно, оно даже оправданно, хотя об этом не мне судить. Но сдирать
с творения покровы разума и достоинства, как кошка сдирает шкурку с
раненой мыши... нет, это чересчур.
	-  А вы сами его когда-нибудь видели?
	-  Да, мы знакомы, -  ответил Майкл.
	-  И вы полагаете, что его власть и могущество безграничны?
	-  Пока нет, но это вопрос времени. Они будут расти, и он в конце
концов сметет нынешние барьеры.
	-  Боже, -  выдохнул Вирга. -  Вы хотите сказать, что он еще не
вполне развил свои способности?
	Майкл поднял глаза:
	-  Несомненно.
	-  Едва зайдя к нему в комнату, я ощутил его силу. До сих пор не
пойму, что это было -  какой-то гипноз? Своего рода "промывка мозгов"?
	-  Да, -  ответил Майкл. -  Именно.
	-  Он чуть не сломал меня, -  сознался Вирга. -  Бог весть, что он
сделал с Нотоном.
	-  Помните эти минуты. Помните, что Ваал не знает жалости. Он
существует лишь для того, чтобы осрамить творение перед его Творцом.
	Вирга снова отметил термин "творение". К нему закралось
подозрение, что перед ним фанатик.
	-  Если вы не убьете, -  спросил он мгновение спустя, -  как же вы
его остановите? Стоит вам подобраться к нему, и его присные
растерзают вас.
	Майкл словно не слышал. Он сидел у костра такой неподвижный,
словно был частью пустыни, кустом верблюжьей колючки. Потом, очень
спокойно, он сказал:
	-  Его влияние следует ограничить.
	-  Это не так-то просто сделать.
	-  Да. Не так-то просто.
	Повисла сухая, напряженная тишина. Вирга ждал, что его
собеседник скажет больше, но внимание Майкла, казалось, было
полностью сосредоточено на книгах, горевших за много миль от их
костра. Каждый новый столб огня, вздымавшийся к небу, заставлял его
неприметно вздрагивать.
	У Вирги болела рука. Ему хотелось продолжать разговор, чтобы
не оставаться наедине с болью.
	-  Вы сказали, что охотились на Ваала. Откуда началась ваша
охота?
	-  Неважно. Важно то, что происходит здесь и сейчас.
	-  Мне просто интересно.
	-  Ничего подобного, -  ответил собеседник.
	Вирга возразил:
	-  Нет. Я хочу знать.
	Майкл оторвался от созерцания огня, посмотрел на Виргу и вновь
уставился в костер. Потом он с усилием проговорил:
	-  Я вышел на его след в Калифорнии несколько лет назад. Он со
своими учениками -  их тогда было немного -  подчинил себе Борху,
городишко у мексиканской границы. Горожане, полиция, священники -
все поначалу сочли их общиной фанатиков, а потом подпали под
влияние тех сил, которые вы видите за работой здесь. Вскоре вспыхнула
вражда всех со всеми. Кое-кого Ваал ввел в свой круг, прочих уничтожил.
И начало было положено: слово Ваала тайно дошло до каждого безумца,
который хотел его услышать. Ваал брал под свое крыло банды байкеров,
наркоманов, одержимых властолюбцев. Когда закончился
подготовительный этап, община, в которой насчитывалось более
пятисот верных последователей Ваала, раскололась на четыре группы,
быстро снискавшие дурную славу. Не зная и не желая знать зачем, они
превратились в убийц и террористов. Гниль незаметно разъедала их
души. Но они были лишь частью воспитания в духе Ваала.
	-  Воспитания в духе Ваала? -  переспросил Вирга, наблюдая за
игрой огненных бликов на лице своего собеседника.
	-  Его власть, сила, могущество тем больше, чем больше у него
последователей. Те, кого он прибирает к рукам, вливая свои силы в его
движение, позволяют ему исподволь, чрезвычайно незаметно влиять на
тысячи людей. В то время ему еще не нужны были фанфары и стяги. Он
был не готов к этому. Его община покинула Калифорнию и где-то в
Неваде отыскала сатанистов, которые существовали на деньги некой Ван
Линн и базировались в пустыне. За несколько недель Ваал завладел и
людьми, и деньгами; они поклонялись ему как господину их хозяина.
Несколько лет Ваал держался миссис Ван Линн, а его сподвижники тем
временем тайно вербовали под их знамена людей в Америке и Европе.
Он с самого начала знал, что ему делать: взывать к низменнейшим
желаниям человека, пробуждать жажду насилия, жажду власти.
Дурманить иллюзиями. Он внушил своим последователям, что Бог, по
чьим заветам они жили, мертв, что его представления о мире и гармонии
давным-давно обесценились. Следовательно, говорил Ваал, человек
может выжить лишь одним путем: подобно зверю, в ожесточенной
борьбе, где побеждает сильнейший.
	-  От порядка до хаоса, -  заметил Вирга, -  всего один шаг.
	Майкл мотнул головой.
	-  Нет, к сожалению, нет. Прихватив остаток денег миссис Ван
Линн, Ваал покинул Америку. В Европе он принялся за старое: избирал
учеников и рассеивал их по миру, дабы влиять на остальных. Но ему
нужны были деньги -  много денег -  и власть, еще большая власть, и
тогда он пришел туда, где нефть.
	-  Значит, за всем тем, что здесь творится, стоит Ваал?
	-  Да.
	-  И ведет нас к... -  Вирга осекся. Слишком уж страшен был ответ.
	-  Да, -  ответил Майкл. -  К полному уничтожению порядка. К
смерти и разрушению.
	-  Но что им движет? И почему он назвался именем бога
жертвоприношений?
	Майкл не ответил.
	-  Покуда мы с вами еще в здравом уме, -  сказал Вирга, -  мы не
можем сидеть сложа руки. Должен быть кто-то, кого можно
предупредить... предостеречь... кто-то, кому можно все это рассказать.
	-  Мы? Мы? -  Майкл зорко поглядел на Виргу поверх
догорающего огня. -  Вас это не касается.
	Виргу не смутил его пристальный взгляд. Подавшись вперед, он
проговорил:
	-  Нет. Я не могу бросить Нотона и сделаю все, чтобы помочь ему.
	-  Глупец. Вы не представляете, с чем имеете дело.
	Вирга ответил:
	-  Согласен, я глупец.
	Майкл на миг впился в него глазами, и его взгляд смягчился:
	-  Все люди -  глупцы. А глупцы опасны, -  пробормотал он.
	-  Вы сказали, что знакомы с Ваалом, -  вспомнил Вирга. -  Где же
вы познакомились?
	Поначалу ему показалось, что ответа он не услышит. Потом
Майкл медленно расстегнул воротник куртки и вздернул подбородок.
	-  Где -  вас не касается, -  отрубил он. -  Достаточно сказать, что
мы встречались.
	Вирга отшатнулся.
	В белое горло Майкла глубоко впечатались два ожога, следы рук,
пытавшихся задушить его.


20

	Когда поутру Вирга проснулся, его трясло от страха, что
кошмары, пережитые им во сне, станут явью.
	Он рывком сел на койке и робко ощупал поврежденную руку. От
запястья до кончиков пальцев она полностью онемела. Когда Вирга
попробовал пошевелить сломанными пальцами, где-то глубоко внутри
предплечья возникла боль. Она стремительно взлетела по истерзанным
нервам Вирги вверх к плечу и дальше по шее в мозг. Профессору стало
страшно, что привести руку в порядок уже не удастся. Он вышел из
палатки под белое солнце пустыни, плоской, ровной, уходящей в
вечность, и увидел Майкла, сидевшего на земле почти на том же месте,
что накануне ночью. Щурясь от ослепительного света, Майкл
высматривал что-то в бескрайних просторах.
	Вирга огляделся. И надобность в объяснениях отпала.
	У горизонта, где они видели ночью костры, в облачном небе,
свивая кольца, как гнездо гадюк, клубился черный дым, густой, тяжелый,
словно там взорвалась исполинская бомба. При виде этой зловещей
картины, в предчувствии грядущих событий Виргу пробрала дрожь. Он
смотрел, как потоки воздуха разносят дым по небу, понимая, что вскоре
к ним донесет его тошнотворный запах.
	-  Что это? -  спросил он.
	-  Город, -  ответил Майкл.
	-  Они разрушили свои дома? Как они могли?
	-  Там ни у кого больше нет дома, -  негромко откликнулся его
собеседник. -  Они ушли к Ваалу и подожгли город. Может быть, это их
жертва новому богу.
	Вирга стоял, опустив руки, и смотрел, как дым заполняет небо.
Никогда в жизни он не чувствовал себя столь беспомощным; нет,
поправил себя он, был один случай, когда он не менее остро сознавал
свое бессилие, но память о нем он упрятал так далеко, что она не
причиняла боли. Сейчас Вирга казался себе пылинкой на ладони
мироздания и ничего не мог поделать с тем, чья власть вырастала до
небес, как столбы черного дыма. Никакие слова не могли их спасти -  ни
философская мудрость святых, ни даже учение Христа. Ваал дал им то,
чего им хотелось; им милостиво разрешили крушить путеводные силы
разума, и они теперь будут, как бешеные псы, грызться на улицах, пока
безумие не овладеет ими.
	Дым клубился уже совсем рядом. Он угрожающе навис над
пустыней. Вирга следил за его приближением. Он сказал:
	-  Я должен во что бы то ни стало узнать, жив Нотон или мертв.
	-  Он мертв.
	-  Откуда вы знаете?
	-  Знаю, -  ответил Майкл. -  Возможно, он еще ходит, дышит и не
утратил способности мыслить, но он мертв.
	-  Не верю, -  пробормотал Вирга и немедленно распознал фальшь
в своем голосе. Если Нотон попал в лапы к Ваалу, его уже ничто не
спасет.
	Майкл встал рядом с Виргой -  высокий, прямой.
	-  Вы знаете, кто такой Ваал, вы знаете, что он представляет. Вы
чувствуете это. Не отворачивайтесь; глаза выдают вас. Скоро Ваал
сможет сжечь дотла всю эту страну. Может ли человек противостоять
~такой~ силе?
	-  А может ли человек закрыть на это глаза? -  задал Вирга
встречный вопрос. -  Нет. Закрыть глаза на происходящее -  это
покориться Ваалу. Нет, если я могу вырвать у него хоть что-то, пусть
даже труп Нотона, я не отступлюсь.
	Грязный дым коснулся белого песка пустыни, и тот немедленно
почернел. Вскоре тьма накатит на них и поглотит, как туман над морем.
Вирга вдохнул резкий едкий запах, и его замутило.
	Майкл сказал:
	-  Вы уже пожилой человек.
	-  Но человек! -  резко ответил Вирга. Он дрожал и не мог унять
дрожь. -  Чтобы я больше такого не слышал!
	Майкл подождал, пока гнев Вирги утихнет. Потом заговорил
снова:
	-  Вы хотите найти своего друга?
	-  Я найду моего друга.
	-  Что ж, хорошо. Мы отправляемся в город, точнее, в то, что от
него осталось, вряд ли много. Может быть, мы найдем сразу и вашего
друга, и Ваала. -  Он взглянул Вирге в глаза. -  Впрочем, не исключено,
что ваш друг, когда мы его найдем, уже не будет вашим другом.
	И Майкл прошел мимо Вирги к джипу. Он уже садился в него,
когда вдруг замер, прислушался и огляделся, обшаривая взглядом
горизонт. Вирга тоже завертел головой, но ничего не увидел за
безмолвной стеной дыма. Он почувствовал, что Майкл насторожился, и
услышал:
	-  Здесь водятся призраки. Я слышу, как безумные боги требуют
мести. Слушайте...
	Вирга ничего не слышал. Он подумал, что Майкл не в себе, и
сказал:
	-  Ничего не слыхать.
	-  Нет, -  мягко возразил Майкл. -  Нет, еще как слыхать.
	Он сел за руль. Вирга устроился рядом. Джип с ревом сорвался с
места и, разбрасывая песок, исчез в дыму. Двадцатью минутами позже
они уже были на безлюдной окраине города. Повсюду лежали трупы
людей и животных, словно по городу пронесся страшный ураган. Все
было неподвижно, мертво. Впереди пожары жадно пожирали город,
равно и старый и новый, а небо, насколько хватал глаз, представляло
собой водоворот огня и черного вихрящегося дыма, калейдоскоп хаоса.
	Рев пожаров оглушал. Казалось, по улицам шествует великан с
факелом, поджигая все, что попадется на глаза. Вирга был полон
отвращения; он никогда еще не видел такой бойни, такого погрома.
Майкл гнал джип вперед, крепко сжимая руль, стреляя прищуренными
глазами по сторонам -  что там во мгле? Людская буря безжалостно
промчалась по торговому центру города, оставив после себя разбитые
витрины и разграбленные магазины. Улицы были усеяны всевозможным
товаром, и джип вилял, словно ехал по полосе препятствий.
	Майкл первый услышал это. Вирга увидел, как он неуловимо
подался вперед, а потом тоже услышал громкий, прорывающийся через
помехи голос, говоривший по-арабски: "...~невозможно точно сосчитать,
сколько здесь людей... также представители прессы из США, СССР,
Великобритании и Японии... власти не способны обеспечить порядок.
Все машины "скорой помощи" уже... организованные здесь медицинские
центры разграблены, вероятно, в поисках наркотиков. Не знаю, слышит
ли меня кто-нибудь~...
	Майкл резко притер джип к тротуару и заглушил мотор. В
разбитой витрине хозяйственного магазина среди побитого и
поломанного товара он увидел три телевизора. Два были перевернуты и
бесполезны, зато третий работал, хотя изображение то тускнело, то
разгоралось. Над улицей гремел близкий к панике голос:
	-  ...Но мы постараемся держать вас в курсе событий. -  Диктор,
стройный араб в темных очках, стоял на платформе над безбрежным
морем голов. Не прерывая передачи, он то и дело беспокойно
оглядывался на собравшуюся внизу толпу. Вирга увидел, как платформа
дрожит под натиском сгрудившихся у ее основания тел.
	Тележурналист продолжал:
	-  ...Одни называют его живым Мухаммедом, другие Дьяволом, но
не вызывает сомнений одно: сила этого человека. Он объявил себя
недосягаемым, неприкасаемым спасителем человечества, и сотни тысяч
собрались здесь присягнуть ему на верность. Даже сейчас я вижу... вижу
пожары -  это горит старый город. С этого места Ваал объявил о начале
новой эры, ~своей~ эры, и собравшиеся здесь его почитатели вскоре
заложат первый камень в фундамент ~его~ города. Сейчас он... -  Голос
диктора заглушили помехи, и Вирга приставил к уху ладонь. Когда
изображение вновь стало четким, камера панорамировала, и профессор
увидел страшные подробности: одни катались по песку, другие
кружились в безумном танце, одетые или нагие. В отдалении виднелись
грузовики с эмблемами ближневосточных, европейских и прочих
зарубежных телекомпаний. Над толпой, как нефтяные вышки,
поднимались мачты с телекамерами.
	-  ...Я впервые вижу подобное, -  продолжал комментатор.
Платформа задрожала. Он взялся за перила, чтобы не упасть. -  Я
чувствую странную смесь страха и восторга, робости и воодушевления.
Это невозможно описать словами. Остается лишь уповать на то, что
происходящее здесь творится действительно во благо человечества...
	Оцепеневший Майкл впился глазами в экран. Позади них
затрещало дерево: пламя побежало по крыше здания на другой стороне
улицы.
	-  Здесь собрались люди из разных уголков нашей планеты, -
говорил араб. -  То, что здесь сейчас происходит, не имеет аналогов.
Говорят, Ваал от рождения отмечен небесами. Он пришел в этот мир,
чтобы повести народы к вратам величия. Впрочем, будущее рассудит.
Несомненно одно: это -  начало новой эры... -  Он поправил наушники и
некоторое время слушал. Изображение расплылось и опять стало
четким. -  Да... да. Мы получили подтверждение. Да. Он сейчас в толпе!
Смотрите! Люди падают на колени, волна за волной, -  он идет в самую
их гущу! Я вижу его! -  Вновь пошла панорама; камера задергалась,
зашарила по толпе и наконец выхватила живописную сцену:
коленопреклоненные фигуры запрокидывали головы, чтобы проходящий
мимо Ваал коснулся их. Вирга узнал широкие плечи человека, сидевшего
напротив него за шахматной доской. Ваал, по-прежнему далекий и едва
видный в толпе, притрагивался к подставленным ему лицам, и люди
падали наземь в экстатических судорогах.
	-  Он здесь, среди масс! -  вскричал корреспондент. -  Нам впервые
представляется возможность получить хорошее изображение, хотя еще
не вполне понятно... -  Платформа вдруг сильно затряслась.
Корреспондент крикнул: -  Осторожней, микрофон! Марш отсюда! -  За
кадром кто-то, видимо, помощник оператора, заорал: "Всем отойти от
платформы!"
	Комментатор упрямо пытался сохранять спокойствие.
	-  Власти не в состоянии контролировать эту толпу, -  говорил он, -
пробираться через нее очень рискованно. Минуту назад я своими
глазами видел, как кто-то упал и был растоптан; толпа чересчур... -  Он
резко обернулся к волнующемуся людскому морю. Камера снимала
поверх его плеча.
	Неожиданно Майкл весь подался к телевизору, заметив что-то, что
ускользнуло от внимания Вирги.
	-  Что это? -  пронзительно вскрикнул корреспондент. Платформа
зашаталась. Толпа напирала, и Вирга услышал что-то похожее на
протяжный стон, который становился все громче и громче. -  ~Я только
что услышал нечто странное!~ -  волновался корреспондент на экране. -
~Но что?~ -  Он потряс наушник. -  Эй! Что это было? Хасан! Ты
слышишь меня?
	Он прислушался. Людская масса позади него вдруг хлынула
вперед. Крики и стоны многотысячной толпы заглушили голос
журналиста, отчаянно кричавшего что-то в микрофон. Он вдруг
осунулся и посерел.
	Краем сознания Вирга отмечал, что дома на противоположной
стороне улицы целиком объяты пламенем и вокруг них с Майклом на
мостовую сыплются горящие доски.
	-  ...несколько секунд назад. Мы до сих пор не знаем кто и зачем... -
Журналист посмотрел наверх, как будто усомнился, идет ли репортаж в
эфир, и кому-то кивнул. -  Там Хасан со звукозаписывающей
аппаратурой, но у него какие-то проблемы со связью... Плохо слышно. А
сейчас... кажется, прогремели два выстрела... Толпа не останавливается...
СОБЕРИ ОБОРУДОВАНИЕ! -  Платформа задрожала и накренилась.
Что-то треснуло. -  СКОРО КОНЕЦ!
	Одно из зданий за спиной у Майкла и Вирги развалилось,
изрыгнув тучу черного дыма. По разбитому тротуару разлетелись куски
бетона. Вирга инстинктивно втянул голову в плечи.
	Комментатор перегнулся через перила.
	-  ТОЛПА РАЗРЫВАЕТ ЕГО НА КУСКИ! ОН МОЛИТ О
ПОЩАДЕ, НО ЕГО НЕ СЛУШАЮТ! -  Он приложил руку к
наушникам. -  Что? Проваливай оттуда немедленно! Они и тебя
растерзают! -  И в микрофон: -  Какой-то еврей дважды выстрелил в
Ваала, почти в упор! Толпа подхватывает Ваала... несет... не вижу куда,
вокруг слишком много народа... Его сажают в машину, но люди по-
прежнему толпятся вокруг него... ОТОЙДИТЕ ОТ НЕГО! ДАЙТЕ
МЕСТО! -  Араб задохнулся и умолк. На его щеках блестели слезы то ли
ярости, то ли разочарования. Когда он вновь заговорил, помехи
исказили его голос.
	-  ...Мне передали... он серьезно ранен... Повторяю, Ваал серьезно
ранен. Теперь с этой толпой невозможно совладать. Они набрасываются
друг на друга... Еврей, который стрелял в Ваала... его растерзали,
останки расшвыряли по площади... Мы вызываем по радио вертолет,
чтобы выбраться отсюда! Машина уезжает... Не знаю, куда именно его
увозят; не знаю, кто стрелял; не знаю... -  Он вдруг накренился вперед и
снова вцепился в поручень. Внизу вспыхивали драки. Толпа громко
кричала, требуя крови. Корреспондент рявкнул: -  Отойдите от
платформы! Не наступайте на кабель! Отойдите от... -  Изображение
вдруг пропало, на пустом экране замелькал серо-черный "снег" помех.
	Майкл завел мотор и дал газ. На другой стороне улицы взорвалось
еще одно здание. Вниз дождем посыпался пепел. Чтобы не клюнуть
носом, Вирге пришлось ухватиться здоровой рукой за приборный щиток.
Майкл гнал машину по горящим улицам, словно преследовал кого-то
или кто-то преследовал его. Он въезжал на тротуары, нырял в вонючие
узкие улочки, проносился через пепелища когда-то элегантных домов.
Вирга стиснул зубы и что было мочи вцепился в сиденье. Джип выскочил
из нового города в старый, где зола уже остыла и дорогу по обугленной
земле, смыкавшейся с серым небом, освещали лишь редкие очаги
красного пламени. На миг Вирга увидел, как вдали, за развалинами
сожженных жилищ, промелькнули опаленные стены и башни особняка
Мусаллима.
	Они свернули на длинную улицу, вымощенную неровными,
разбитыми каменными квадратами. С обеих сторон потянулись высокие
стены, покрытые сеткой трещин и исписанные лозунгами на арабском
языке. Прямо в камне были прорублены двери. Кое-где Вирга заметил на
земле трупы.
	Мотор взвыл: Майкл до упора вдавил педаль газа. Вирга
вскрикнул:
	-  Какого черта?!
	Впереди, подпрыгивая на неровностях мостовой, ехал сверкающий
черный лимузин с зашторенным задним окном. Стиснув зубы, полный
решимости Майкл нагонял его. Джип поравнялся с лимузином с его
левого бока, и Вирга увидел, что заглянуть на заднее сиденье
невозможно -  все шторки в этой части машины были закрыты. Шофер,
который до сих пор не подозревал о погоне, оглянулся -  и широко
раскрыл глаза.
	Вирга увидел, что это Оливье.
	Майкл крутанул руль, и джип резко ушел вправо. Лязгнул металл.
Запахло жженой резиной. Вирга вскрикнул, поняв, что Майкл задумал
вогнать лимузин в стену. Он увидел, как чья-то рука приспустила
шторку. Из темноты выглянули черные, страшные глаза. Пальцы
разжались, и шторка поднялась.
	Не обращая внимания на громкие протесты Вирги, Майкл снова
вывернул руль. На сей раз Оливье встретил его на середине мостовой, и
оба автомобиля, как сцепившиеся рогами быки, с ревом понеслись по
улице. Что-то маленькое, металлическое, похожее на колпак вылетело
из-под лимузина и, вращаясь, просвистело мимо головы Вирги.
Профессор скорчился на сиденье.
	Теперь уже Оливье старался прижать джип к стене. Надсадно ревя
мотором, лимузин все ближе отжимал джип к каменной ограде. Они
мчались так быстро, что намалеванные на древних стенах лозунги
превратились в сплошные полосы основных цветов. Снова лязгнул
металл; джип тряхнуло, и руки Майкла на руле побелели от напряжения.
Лимузин теснил их к стене. Из разбитой фары посыпалось стекло. Вирга
мельком увидел лицо Оливье, бледное и оскаленное, как череп. Джип
задел дальнюю стену; сминаясь, металл застонал человеческим голосом,
и Вирга понял, что это его собственный голос.
	Майкл ударил по тормозам. Лимузин прошел впритирку к джипу,
оцарапав ему бок, вернулся на середину улицы и помчался прочь. Майкл
сражался с рулем, стараясь предотвратить лобовое столкновение; на шее
у него вздулись жилы. Почти не снижая скорости, он отвернул от стены и
тоже очутился на середине улицы. Далеко впереди лимузин скрылся за
углом.
	Они ринулись следом и увидели, как лимузин сворачивает в
боковую улочку. Новый резкий поворот, и он исчез из вида.
	Через несколько секунд перед ними возник дворец Мусаллима.
Осыпавшаяся каменная кладка придавала ему заброшенный, нежилой
вид; повсюду толстым слоем лежал пепел -  как пыль. Особняк, казалось,
вымер; Вирга не заметил ни охранников, ни собак. Ворота были сорваны
с петель. Джип влетел за ограду, во двор, пошел юзом и выскочил с
подъездной дороги на выжженную солнцем землю. Майкл затормозил.
Мотор заглох.
	Майкл вытащил ключ из замка зажигания и осмотрелся. Никаких
признаков того, что здесь кто-то жил, не было. Обгорелый кирпич, битое
стекло -  особняк мог простоять так тысячу лет, и никто не заметил бы
разницы. Вирга увидел распахнутую настежь огромную дверь и
непристойно раззявленный вход.
	Майкл вылез из джипа, но не успел сделать и шага, как
послышался вой набирающих обороты двигателей. В следующий миг -
ни Майкл, ни Вирга никак не успели бы добежать до взлетной полосы -
промчавшись по черному асфальту, в небо взмыл блестящий белый
самолет. Последний поворот штурвала, едва заметная дрожь,
пробежавшая вдоль хвоста, -  и, унося с собой призрачное стенание
моторов, самолет взял курс на северо-запад.
	Майкл смотрел, как поднятый при взлете ветер шевелит траву.
Потом тихо, словно только для себя, сказал:
	-  Я опоздал.
	-  А что вы хотели здесь найти? -  поинтересовался Вирга. -
Особняк разрушен. Никого.
	-  Да. Теперь никого.
	-  Куда же они повезут Ваала? Все больницы сожжены.
	Майкл, казалось, не слушал. Он провел рукой по лбу и посмотрел
на копоть, оставшуюся на пальцах.
	-  Вы слышите меня? Нужно узнать, куда отвезли Ваала.
	-  Что? -  переспросил Майкл, но потом, казалось, сообразил, о чем
речь. -  Ваал улетел на том самолете. Вероятно, сейчас он покидает
страну, а может быть, и континент.
	-  Что? Откуда вы знаете?
	-  Просто знаю, -  ответил Майкл.
	-  Но ведь без медицинской помощи он истечет кровью. Куда его
повезли?
	Майкл ничего не ответил и отвернулся. Он пошел по голой земле
ко входу в особняк, Вирга -  за ним. У самой двери Майкл остановился и
оглядел сырое помещение с грязными стенами.
	-  Что-то не так, -  негромко сказал он.
	-  Ловушка?
	-  Не знаю. Кажется, что здесь никого нет... и все же... идите за
мной, как можно тише, и не отставайте ни на шаг. Договорились?
	-  Да, -  ответил Вирга. -  Хорошо.
	Майкл вошел, и Вирга последовал за ним, стараясь не наступать
на битое стекло и обгорелые ковры. В особняке царил разгром.
Обгорелые ободранные стены, изорванные в клочья ковры, вдребезги
разбитые огромные зеркала, резная мебель тонкой работы, изрубленная
словно топорами. Все окутывал густой дым, сильно пахло помойкой.
Особняк убили, и от него уже несло мертвечиной. Майкл обернулся,
чтобы убедиться, что Вирга в состоянии идти дальше, и они двинулись
по коридору мимо огромных комнат и мраморных лестниц,
поскальзываясь то на стекле, то на экскрементах.
	В доме стояла мертвая тишина. Никого не осталось, подумал
Вирга, никого. Ученики испарились вместе со своим раненым учителем.
Профессор с Майклом молча шли по извилистым темным коридорам, и
им казалось, будто они пробираются по кишкам обугленного трупа.
	Вдруг за одной из закрытых дверей резко звякнуло стекло. Майкл
напрягся и прислушался, схватив Виргу за руку, чтобы тот не двигался,
но шум не повторился.
	Майкл весь подобрался и пинком вышиб дверь. Та сорвалась с
дряхлых петель и грохнулась на потрескавшийся каменный пол.
	Они оказались в разгромленной столовой. Перевернутые стулья в
беспорядке валялись вокруг обгорелого, засыпанного золой стола,
накрытого как для банкета: на нем еще стояли тарелки с остатками пищи
и оловянные кубки. Три кубка были опрокинуты, питье растеклось под
ними вязкими лужицами. По комнате, словно духи умерших, плавали
сизые клубы дыма. Пахло гарью, гнилью и чем-то еще, чем-то, что
заставило Виргу с отвращением стиснуть зубы. Это был густой,
тошнотворно-сладкий запах склепа. Вирга почувствовал, как Майкл
рядом с ним весь напружинился.
	За столом кто-то сидел.
	Кто-то сгорбленный, тяжело навалившийся грудью на стол,
перевернув хрустальный графин. Кто-то, чье лицо пряталось в тени.
Изможденный, бледный, в лохмотьях мужской одежды. Увидев
страшные темные пятна на голой руке, Вирга охнул. Человек за столом
пошевелился, повернул голову, и мутный свет, струившийся в дверной
проем, упал на его лицо.
	-  Боже мой! -  воскликнул Вирга. -  Это Нотон.
	Однако он тотчас понял, что перед ним не тот Нотон, которого он
знал. Тот, кто сидел за столом, возможно, и обнаруживал схожие с
Нотоном черты -  высокий, красивой лепки лоб (теперь покрытый
гнойниками), знакомый нос (теперь полусъеденный какой-то страшной
болезнью), светлые волосы (кто-то вырывал их клочьями, сдирая кожу;
на проплешинах запеклась кровь) -  но в то же время это не был Дональд
Нотон.
	Глаза человека за столом загорелись лютой яростью. Он
сграбастал кубок и, выкрикивая нечто невнятное, запустил им в незваных
гостей.
	Майкл пригнулся. Кубок с грохотом ударил в дальнюю стену.
Нотон с трудом поднялся, поднял над головой стул и швырнул в них; от
усилия он пошатнулся, упал на четвереньки, рыча отбежал в темный
угол и засверкал оттуда красными горящими глазами.
	-  Бог мой, -  ужаснулся Вирга, -  они превратили его в животное! О
Господи!
	-  Не подходите! -  приказал Майкл. Он сделал шаг вперед. Нотон
взвыл, как взбешенный пес, и в Майкла полетели ножи, вилки, осколки
стекла -  все, что попадалось Нотону под руку. Майкл негромко спросил
Виргу:
	-  Как его звали?
	-  Дональд, -  ответил Вирга. "Звали"? Майкл сказал "звали"?
	Нотон в своем углу уселся на корточки.
	Майкл сделал еще шаг вперед, и Нотон оскалился.
	-  Тихо, -  проговорил Майкл спокойно и властно. -  Тихо. Вы -
Дональд Нотон. Вы помните это имя?
	Нотон наклонил голову набок, слушая. Потом прижал руки к
ушам и уперся подбородком в грудь.
	-  Дональд Нотон, послушайте меня, -  сказал Майкл. -  Вы по-
прежнему человек. Вы по-прежнему можете сопротивляться этому. Я
хочу, чтобы вы сопротивлялись этому. НУ ЖЕ!
	Нотон глухо заворчал и стал озираться, отыскивая, что бы еще
бросить.
	Майкл сделал третий шаг вперед, нагнулся и посмотрел прямо в
глаза Нотону.
	-  Сопротивляйтесь, -  скомандовал он и внезапно протянул
Нотону руку с раскрытой ладонью. -  Верьте мне. Верьте. С этим можно
бороться.
	Казалось, Нотон растерялся. Он бессмысленно затряс головой,
повернулся и стал царапать стену в поисках лазейки, через которую
можно было бы сбежать.
	-  ДОНАЛЬД НОТОН! -  загремел Майкл.
	-  НЕЕЕЕЕЕТ! -  застонало животное на полу. -  БОЛЬШЕ НЕ
ДОНАЛЬД НОТОН! НЕТ!
	-  Господи Иисусе! -  едва слышно пробормотал Вирга.
	Майкл мгновенно выпрямился и, когда больной повернулся от
стены, коршуном кинулся на него. Нотон испустил дикий крик страха и
ярости. Майкл прижал ладони к вискам Нотона, и Вирга увидел, как у
него на руках вздулись вены.
	-  ДОНАЛЬД НОТОН!
	Тот затрясся, из раскрытого рта потекла слюна. Медленно, очень
медленно выражение его глаз стало меняться. Мелькнула искра
осознания. Он расслабился, предаваясь рукам Майкла, потом всхрапнул,
наполнив зал вонючим дыханием, и обмяк. Майкл очень осторожно
уложил сотрясаемого рыданиями Нотона на каменный пол и знаком
велел Вирге подойти.
	Вирга наклонился над своим другом. Гноящиеся болячки вблизи
оказались еще ужаснее, чем он полагал. Неведомый и невообразимый
недуг, как жадный пес, терзал плоть Нотона. Майкл, бережно
поддерживавший голову Нотона, сказал:
	-  Этот человек умирает. Для него это единственное спасение от
боли.
	-  Мне уже нельзя помочь, -  пробормотал Нотон непослушными
губами. Взгляд его остекленел. -  Поздно. Уже поздно... -  Он посмотрел
на Виргу, не веря своим глазам. -  Вы... доктор... Вирга?
	-  Да. Боже мой. Боже мой. Что они с вами сделали?
	Нотон застонал. Боль была нестерпимой. Ему удавалось забывать
о ней лишь на жалкие мгновения, и она неизменно возвращалась с новой
силой.
	-  Они все ушли, -  едва слышно прошептал он, запинаясь на
каждом слове. -  Кресиль, Верен, Зоннейльтон, Каро... все. Ваал увел их.
	-  В Ваала стреляли, он ранен, -  сообщил Вирга. -  Куда его могли
отвезти?
	Нотон посмотрел на него. Вирге почудилось, что он улыбается, но
это была лишь тень улыбки.
	-  Ранен... Нет.
	-  Куда его отвезли? -  снова спросил Вирга.
	Нотон прерывисто задышал. Боль возвращалась. Она ласкала его
раскаленными пальцами. Он задрожал, и Майкл положил руку ему на
лоб.
	-  Ушел, -  пробормотал Нотон, судорожно хватая ртом воздух.
	-  Что? -  Майкл наклонился ниже. -  Куда ушел?
	-  Тот ребенок тот ребенок, -  бормотал Нотон, заливаясь слезами. -
Господи у меня был нож... я не знал... я и подумать не мог... -  Майкл
осторожно вытер ему мокрые щеки. -  Теперь его никто не остановит, -
прошептал Нотон.
	-  В Ваала стреляли, -  сказал Вирга. Он быстро взглянул на
Майкла: -  Верно?
	-  Дважды... -  выдавил Нотон. -  Два раза. Арабы поднимутся,
чтобы отомстить за убийство живого Мухам... о-о Боже больно больно
больно-о-о-о-о! -  Он стиснул зубы, пытаясь бороться с болью.
	Вирга понял, что плачет.
	-  Зачем? -  услышал он свой голос. Нотон взглянул на него
мутными от боли глазами.
	-  Уничтожить евреев... полностью... всех до одного... террор по
всему миру... тотальный...
	-  Зачем?
	Майкл пристально посмотрел на Виргу.
	-  Месть, -  ответил он за Нотона.
	В горле у Нотона заклокотало.
	-  Он задумал воскресение... покуда его ученики будут повсюду
сеять вражду и хаос... он будет ждать... и... о Господи больно-о-о!
	Боже правый, выдохнул Вирга. Боже правый.
	-  А когда он вернется, с ним придет Владыка...
	Этот человек болен, он безумен. Боже правый. Черт, черт, черт.
	-  Не понимаю, -  пробормотал Вирга себе под нос. -  Ваала
застрелили... застрелили...
	Майкл мягко спросил:
	-  Куда ушел Ваал?
	-  Его никому не найти, -  проговорил Нотон. Он захрипел, пуская
омерзительно пахнущие слюни. -  Слишком далеко...
	-  Куда? -  не отступался Майкл. Его взгляд испугал Виргу; в
тусклом свете глаза Майкла, странно золотые, светились яростью.
	Нотон заморгал. Перед глазами у него все плыло, и Вирга увидел,
что его друг вновь погружается в забытье.
	-  Я видел... карты, -  наконец проговорил он. -  И кое-что слышал.
Они бросили меня здесь умирать... но я видел карты.
	Майкл подался вперед.
	-  Они в Гренландии, -  прохрипел Нотон. -  Готовятся...
эскимосское селение... Аватик... потом через льды... -  Он посмотрел
мимо Майкла, отыскивая взглядом Виргу, и дотронулся до руки
профессора: -  Джудит... С ней все в порядке?
	-  Да. У Джудит все хорошо.
	-  Меня заставили написать письмо... Он собирался использовать
вас...
	-  Я знаю.
	Казалось, бледный свет в глазах Нотона вот-вот погаснет. Лицо у
него побелело, а губы едва шевелились, когда он говорил. Постанывая от
боли, он вдруг умоляюще посмотрел на Виргу полными слез глазами:
	-  Я не хочу умирать... так, -  сказал он. -  Так... не хочу.
	Вирга молчал: умирающий Нотон смотрел так беспомощно, что
профессору сдавило горло.
	Майкл прижал руку ко лбу Нотона.
	-  Все в порядке, -  прошептал он. -  Отдохните. Закройте глаза и
немного отдохните.
	-  О-о, -  тихо выдохнул Нотон. Вирга увидел, как свет жизни в
глазах Дональда замерцал и погас. Майкл сложил руки Нотона на груди
и встал.
	-  Вы заберете его тело в Штаты. Этот дом будет сожжен, а пепел -
погребен в земле.
	-  Он был прекрасным человеком.
	-  И наконец обрел упокоение.
	Вирга вдруг резко вскинул голову.
	-  Я отправлю его морем, жене, пусть похоронит его как положено.
А я еще не собираюсь возвращаться.
	Майкл медленно повернулся к профессору. Он излучал осязаемую
силу.
	-  Вы добились своего. Нашли своего друга. Дальнейшее -  не ваше
дело.
	-  Будьте добры объяснить, как вы будете выслеживать его в
одиночку?
	-  А как я выслеживал его целых... столько лет? Один.
	-  Я отправляюсь с вами.
	-  Нет.
	-  Да.
	Майкл сказал:
	-  А знаете, я могу заставить вас остаться.
	-  Не знаю, кто вы такой, но вот что я вам скажу: я полностью
отдаю себе отчет в том, на что способен Ваал, и не собираюсь сиднем
сидеть в Бостоне.
	Несколько секунд Майкл молча смотрел на него. Потом пожал
плечами:
	-  Как угодно. Мне все равно, я не собираюсь присматривать за
вами, я вам не нянька. Но повторяю: вы глупец.
	-  Пусть, -  ответил Вирга.
	-  М-да, -  хмыкнул Майкл. -  В Гренландии вот-вот должна
начаться полярная ночь -  полагаю, это вам известно. А посему вам не
мешало бы пополнить свой гардероб. Поедем порознь. Я буду ждать вас
в Аватике в течение трех дней. Если за это время вы не появитесь, я уеду
без вас.
	-  Я появлюсь.
	-  Да, полагаю, что так. Стало быть, утрясайте формальности и как
можно скорее улетайте из этой страны. Не думаю, что у нее большое
будущее. Ну-ка, дайте, я помогу вам вынести отсюда вашего друга.



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

		"...И видел я... стеклянное море, смешанное с огнем..."
Откровение Иоанна Богослова, 15:2.


21

	Над белыми песчаными просторами в краю медленно кипящего
зноя, над укрытой пологом зимы Европой, над бесконечными синими
нитями рек и широкими долами, где путь Человека был отмечен вехами
городов, Вирга думал только о Ваале.
	Ваал был носителем той бациллы безумия, что, притаившись в
телах некогда здоровых людей, медленно заражала весь мир; он был
погибелью человечества. Почему Вирге так страстно хотелось снова
выступить против него? Профессор вновь и вновь задавал себе этот
вопрос и не находил ответа. Майкл был прав. В грядущих событиях ему,
Вирге, не находилось ни роли, ни места. Он был всего лишь человеком,
да, и немолодым человеком, и его мучило страшное предчувствие, что
назревает нечто выше его понимания. Блестящие золотые глаза Майкла
вселяли в профессора не меньшую тревогу, чем темный лик Ваала. Эти
двое должны были непременно встретиться, сойтись лицом к лицу, если
не в Гренландии, то где-нибудь еще, в ином уединенном уголке земного
шара, где будет лишь один свидетель: он сам. Ему ~необходимо~ видеть
их встречу; он твердо решил увидеть ее, и это-то, заключил Вирга, и
гнало его вперед.
	К макушке земного шара Вирга добирался на перекладных,
наблюдая, как солнце все ниже спускается к горизонту, кроваво-красным
шаром повисает в ледяном небе. Один аэропорт сменял другой, рейс
следовал за рейсом, а Вирга, всматриваясь в лица пассажиров,
недоумевал, как можно ни о чем не подозревать. Бизнесмены в темных
костюмах, с вечными черными "дипломатами", молодые туристы,
путешественники-одиночки -  все безмятежные, все такие беспечные. А
ведь везде журналы и газеты на всех языках кричали с первых страниц о
бомбежках и убийствах, и с фотографий смотрели воинственные,
рвущиеся в бой лица. Ваал, возможно, спрятанный сейчас даже от
всевидящего Господнего ока, трудился не покладая рук. Вирга
отвернулся от улыбающейся стюардессы авиакомпании "САС" и
поглядел в овальное окошко на море темнеющих облаков. Где же Бог? -
спросил он себя. Неужели человек нынче так безнадежно погряз в
пороке, что Господь умыл руки? Или Ваал стал до того силен, что даже
Его охватил ужас? От этой мысли Виргу зазнобило. Ему вдруг начало
казаться, что великий механизм, отмеряющий последние минуты
человечества, уже запущен и, точно исполинские часы с маятником,
отсчитывает секунды.
	Вирга был выжат как лимон. Жесткий график перелетов,
необходимый для того, чтобы уложиться в сроки, установленные
Майклом, вконец измотал его. От усталости профессор не мог даже
спать. В туалете на него взглянул из зеркала испуганный, неряшливый
старик -  отросшие встрепанные бакенбарды, новые морщины у глаз.
	В сверкающем от инея морозном Копенгагене Вирга купил сапоги
и теплую одежду. Теперь до окончания путешествия оставались
считанные часы. Ему предстояла посадка в Рейкьявике, затем на
грузовом аэродроме в Сэндрестримфьорде, а там нужно было
договориться, чтобы чартерным рейсом добраться вдоль западного
побережья в Аватик, крошечную точку на карте Гренландии.
	Исландия осталась позади, и солнце исчезло за горизонтом,
оставив в небе лишь тончайшую багровую полоску. Они перегнали его
ослепительное сверкание и мчались теперь к темному полюсу.
	Вирга выпил последнюю порцию виски и вдруг подумал, что
Майкл мог обмануть его. Возможно, он вовсе не собирался никого
ждать, и, прибыв в Аватик, Вирга не застанет его там. Тогда долгое
путешествие окажется напрасным. Он, растерянный и одинокий, будет
гадать, остаться ли в Аватике или, похоронив всякие надежды, вернуться
в Соединенные Штаты, теперь такие же чужие для него, как эскимосское
селение.
	Но незаметно для себя, чувствуя, как все сильнее сосет под
ложечкой, Вирга пустился размышлять над тем, что они будут делать,
когда -  и если -  найдут Ваала. Его можно было остановить
единственным способом -  убив, но, убив его, они лишь упрочат
философию насилия, выросшую в его тени. Нет, Вирга еще не был готов
выступить в роли религиозного фанатика-убийцы, в мире и без того
пролилось уже довольно крови.
	На аэродроме в Сэндрестримфьорде Вирга обнаружил, что
насилие прибыло туда вместе с Ваалом. Датские власти тщательно
проверяли паспорта и багаж. В зале ожидания под сиденьем, пояснил
таможенник человеку, за которым стоял в очереди Вирга, кто-то оставил
бомбу, спрятанную в чемодане. Взрывом убило четверых и шестерых
ранило. Проверив единственную сумку Вирги, таможенник махнул
рукой: проходите. Вирга прошел через зону взрыва; на месте сидений
торчали металлические пеньки, на линолеуме темнели пятна. На миг
Вирга задумался, кем были эти люди.
	Без особого труда, что несказанно удивило его, поскольку он не
знал датского, Вирга выяснил у темноволосой девушки в
информационном центре, что да, частные самолеты совершают
чартерные рейсы вдоль побережья, но следовало сделать заказ заранее.
Нет, сказал Вирга, так не пойдет. Он заплатит пилоту столько, сколько
тот скажет, -  ему жизненно важно попасть в Аватик к утру. Девушка
поморщилась и потянулась за списком пилотов. Вирга выбрал наугад:
Хельмер Ингесталь. Только услышав сонный голос в телефонной трубке,
Вирга сообразил, что на дворе давно ночь; он потерял ощущение
времени и едва держался на ногах.
	-  Аватик? -  переспросил на другом конце провода голос с сильным
датским акцентом. -  Знаю такой поселок. Там есть посадочная полоса.
Кто дал вам этот номер?
	-  Я звоню из аэропорта, -  сказал Вирга, медленно, чтобы
Ингесталь понял. -  Вы не представляете, как мне важно немедленно
попасть в Аватик.
	-  А в чем дело? -  поинтересовался Ингесталь. -  Вы занимаетесь
чем-то незаконным?
	-  Нет. Я заплачу любые деньги.
	Молчание. Потом Ингесталь спросил:
	-  Что, правда?
	-  Да, -  подтвердил Вирга.
	Ингесталь хмыкнул.
	-  Ну ладно, -  проговорил он, -  тогда я, пожалуй, прощу вам, что
вы меня разбудили.
	Ингесталь оказался широкоплечим здоровяком с рыжевато-
каштановыми волосами и толстой бычьей шеей. Когда они шагали по
заснеженному летному полю к его ангару, он поглядел на волчью шубу,
купленную Виргой в Копенгагене, и расхохотался.
	-  Вы собираетесь ходить в ~этом~? -  спросил он. -  Ха! Только
яйца отморозите.
	Самолет оказался маленьким, старым, американского
производства. Его, сознался Ингесталь, он купил на свалке и сам довел
до ума. То, как пилот пинал шипованные шины и дергал предкрылки, не
прибавило профессору оптимизма.
	-  Хороша старушка, -  крякнул Ингесталь. -  Молодцы
американцы.
	Через двадцать минут они уже катили по заледенелой взлетной
полосе. Самолет в последний раз содрогнулся, моторы взвыли, и они
оторвались от земли. Вихрящийся снег на миг залепил стекла кабины, но
не успел Вирга испугаться, как они поднялись над облаками и помчались
выше, выше, выше, во тьму.
	Ингесталь выругался и сильно стукнул по обогревателю. Тот
затрещал и отказался работать. Вирга повыше поднял воротник, кутая
горящие от мороза уши, и стал дышать медленно и неглубоко, чтобы не
застудить легкие. Самолет продолжал набирать высоту. Когда подъем
был закончен, Ингесталь открыл термос с кофе, отхлебнул и протянул
термос Вирге.
	-  Вы так и не сказали, зачем вы туда летите, -  заметил пилот. -  И
не собираетесь?
	Вокруг поднимались темные горные вершины. Солнце скрылось
совсем, хотя тьма у горизонта была чуть серее и прозрачнее. Внизу на
много миль раскинулась заснеженная земля, кое-где отмеченная редкими
огнями поселков. Это был суровый край. Даже с такой высоты нельзя
было этого не заметить. Вирга надел капюшон и стянул завязки под
подбородком. Ледяной воздух обжигал щеки, как стылый металл.
Светилась зеленым приборная панель, зеленый отсвет ложился на лицо
Ингесталя, а Вирга сидел с дымящимся термосом в руках и, если
оборачивался, видел в темноте мигающий габаритный огонь на конце
крыла.
	-  Мне надо кое с кем встретиться, -  сказал он наконец.
	-  Что ж. Мое дело маленькое. Вы платите, я везу. Похоже, вы
упали?
	-  Что?
	-  Похоже, вы упали. Рука.
	-  Ах, это. Несчастный случай.
	Пилот кивнул:
	-  Я сам раз упал. Сломал плечо, ключицу и левую ногу. Ха! -  Его
смех был похож на кашель. -  Аварийное приземление. Я тогда служил
испытателем в Манитобе.
	Вирга отхлебнул из термоса. Брр! По-видимому, кофе не раз
подогревали. Впрочем, он был горячий, а это главное. Вирга выглянул в
заиндевевшее окошко и увидел грозные ледники, неумолимо сползавшие
к морю. Теперь ничто не нарушало однообразие снежной равнины,
кроме редких темных сопок. Но вот горная страна осталась позади, и под
крылом самолета поплыли плоские ледяные поля, у горизонта
сливавшиеся с небом. Казалось, им не будет конца. Это было царство
двух красок, черной и белой; черный и белый чередовались, повторялись
в самых различных сочетаниях, смешивались и все же оставались
пугающе отдельными. Лишь два цветных пятнышка вторгались в этот
монотонный пейзаж: габаритный огонь на крыле и зеленое свечение
приборной доски.
	-  Не знаю, зачем вы туда летите, -  проговорил Ингесталь, -  но
хочу вам кое-что сказать. Это суровая земля. Она убаюкивает вас, а когда
вы уснете, убивает. По вашему лицу видно, что вы не привыкли к
холодам. И потом, вы знаете эскимосский, а?
	-  Нет.
	-  Как я и думал. Вы чужак, по-ихнему, "краслунас". Вам здесь не
место. Так что глядите в оба.
	Передавая друг другу термос, они допили кофе. Когда полет уже
подходил к концу и внизу снова замелькали черные скалы и белый
метельный снег, обогреватель вдруг щелкнул и кабину затопило
благословенное тепло. Вирга снял перчатки и поднес руки к печке.
	-  Возвращаться скоро будете? -  поинтересовался Ингесталь. -
Если заплатите, могу вас подождать.
	-  Нет, -  отозвался Вирга. -  Толком не знаю. Не стоит меня ждать.
	Ингесталь кивнул.
	-  В Аватике с эскимосами живет одна датская семья. Пастор-
лютеранин и его жена. Приехали сюда года четыре назад. Прилетите как
раз к завтраку, -  он показал рукой куда-то вперед. Далеко внизу слева на
огромном паке светились огни. -  Вот Аватик. Здешние эскимосы -
серединка на половинку: живут слишком далеко на юге, чтобы кочевать,
и слишком далеко на севере, чтобы стать частью современной
Гренландии. Сами увидите.
	Самолет начал плавный разворот. Вирга увидел два ряда
расставленных на произвольном расстоянии друг от друга железных
бочек, в которых горел бензин: они отмечали короткую посадочную
полосу. Ингесталь продолжал снижение, и наконец Вирга смог
разглядеть бледный желтый свет в окнах убогих жилищ. За Аватиком
высились ледяные горы, похожие на засыпанные снегом бескровные тела.
Ингесталь посадил самолет на полосу, спокойно прекратил опасное
скольжение юзом и остановил самолет, подняв тучу снега и льдинок.
	Не выключая мотор, Ингесталь вытащил из-за сидений чемодан
Вирги. Он подождал, пока пассажир выберется на снег, бросил ему
багаж, показал большой палец и, перекрикивая шум пропеллера,
пожелал: "Удачи!"
	Вирга отошел с дороги, остановился и, не обращая внимания на
колючий снег, жаливший лицо, посмотрел, как самолетик промчался
между рядами ярко горящих бочек, поднялся в воздух и устремился во
тьму.
	Поплотнее запахнув шубу от морозного ветра, Вирга по хрусткому
снегу пошел в сторону поселка. В конце взлетной полосы стоял железный
сарай, обложенный битым камнем. У распахнутых настежь дверей были
рассыпаны пустые ящики. На другом краю ледяного поля виднелись
сборные домики Аватика. За окнами (двойными, подумал Вирга, иначе
им было бы не выдержать отрицательных температур) поблескивали
фонари.
	Впереди залаяли и завыли собаки. Затем послышался
пронзительный визг и поскуливанье, словно одну из них -  а может, и не
одну -  ударили или укусили. Потом собаки угомонились, и остался
только свист ветра и шорох снега под ногами.
	Вдруг из просвета между домиками появился кто-то укутанный в
меха. Испуганно замерев, Вирга наблюдал за приближением закутанной
фигуры. Он слышал хруст снега под тяжелыми сапогами. Там, откуда
шел этот человек, снова завыли собаки; послышались звуки драки.
	Подошедший к Вирге Майкл сказал:
	-  Вы опоздали.


22

	Они пошли мимо примитивных хижин. Вирга понял, что если бы
не густой снег, ровным слоем запорошивший землю, то его вывернуло
бы наизнанку. Повсюду валялся смерзшийся мусор, обрывки веревок,
собачий кал, какие-то банки и ящики. Майкл и Вирга перешагивали
через застывшие лужи черной крови, поблескивавшей в падавшем из
окон свете фонарей, и один раз профессор испуганно вздрогнул при виде
замерзшей оскаленной пасти огромного тюленя; выпученные глаза зверя
походили на бейсбольные мячи.
	Возле многих сборных домиков лежали собаки, привязанные к
вбитым в землю железным колышкам. Когда Вирга с Майклом
проходили мимо, громадные звери с умными глазами поднимались со
снега, запутывая свои веревки. Вирга заметил среди них и больных, и
жестоко порванных в собачьих баталиях -  эти бедолаги, свернувшись
белыми меховыми клубками, позволяли более сильным
беспрепятственно переступать через них.
	-  Вы здесь давно? -  спросил Вирга.
	-  Со вчерашнего дня. Прилетел чартерным рейсом. И попросил
выставить для вас бочки с бензином.
	Вирга кивнул. Теперь он чувствовал, что из окошек за ними
украдкой следит множество глаз. Он слышал скрип дверных петель, но
стоило ему разок обернуться, и дверь громко захлопнулась, заставив
упряжку ездовых собак вскочить в ожидании свиста хлыста.
	Впереди поднимался высокий шпиль деревянной церкви. Ледяные
ветры не пощадили его. Над аркой входа было прибито гипсовое
изображение Иисуса; его глаза грустно смотрели на входящих.
Защищенная от ужасного ветра лишь обычными для Назарета
просторными одеждами, фигура Христа показалась Вирге нелепой.
	Слева от церкви был сборный дом с несколькими окнами и
каменным дымоходом, над которым стоял короткий столб белого дыма.
В окне кто-то мелькнул, и в следующий миг дверь распахнулась.
	Сутулый пожилой человек в темно-коричневом свитере сказал:
	-  Доктор Вирга, верно? Мы ждали вас. Проходите, пожалуйста.
	Вирга вошел в комнату, освещенную керосиновыми лампами. Для
лучшей теплоизоляции стены были оклеены старыми газетами. Вирга
увидел картину, аляповатое изображение Христа в золотом нимбе. На
полу лежали шкуры. В широком каменном очаге горел огонь, и Вирга
немедленно подошел к нему, чтобы впитать тепло. Человек в свитере
взял у Вирги шубу и перчатки и сказал:
	-  Вы издалека?
	-  Да. Я очень долго добирался сюда.
	-  Меня зовут Томас Лар. Я местный священник.
	Вирга пожал протянутую ему руку. Ладонь у Лара оказалась
жесткая, как продубленная кожа. Вирга спросил:
	-  Вы лютеранский пастор?
	-  Да. Мы приехали сюда, когда мой предшественник заболел и
умер. Его могила на окраине поселка. -  Пастор крикнул кому-то в
соседнюю комнату: -  Дорти, у нас новый гость. Чай готов?
	В комнату вошла женщина одних лет с пастором. С морщинистого
обветренного лица смотрели глаза, в которых ярко светилась
живительная надежда. Пасторша поздоровалась и спросила:
	-  Доктор Вирга?
	-  Да.
	-  Покушаете с дороги? Хотите бульону?
	-  Да, это было бы превосходно. Благодарю вас.
	Она улыбнулась и, кивая, вернулась в маленькую кухоньку.
	Майкл неторопливо снял огромную шубу, потом более легкую
парку и повесил их сушиться на деревянную вешалку у огня.
	Вирга заметил за окном лучи света и движение призрачных фигур
в темноте.
	-  Эскимосы очень любопытный народ, -  объяснил Лар. -  Они не
имеют в виду ничего плохого. Вы напугали их, а теперь они успокоились
и вышли набрать льда, чтобы растопить его и получить воду. Их
растревожил шум самолета и внезапное оживление в поселке.
	-  Они ведь не тронут ящик? -  спросил Майкл.
	-  Нет, нет, -  заверил Лар. -  Пусть это вас не тревожит.
	-  Что за ящик? -  спросил Вирга, поворачиваясь к Майклу.
	-  Я кое-что привез.
	-  Я его не видел.
	Лар сказал:
	-  Мы оставили его на складе. Там с ним абсолютно ничего не
случится. Никто его не тронет.
	Вирга по-прежнему смотрел на Майкла.
	-  А что в нем? -  спросил он.
	Вошла пасторша с чаем. Чай был густой, черный и оседал на
стенках глиняных чашек. Майкл и Вирга молча стали пить.
	Лар удобно устроился на стуле у огня и сказал:
	-  Вот так. Мы с вашим другом обсуждали проблемы
распространения христианского учения среди эскимосов-кочевников,
доктор Вирга. Его взгляды показались мне чрезвычайно интересными.
	-  Вы здесь единственная датская семья? -  спросил Вирга.
	-  Да. Как ни странно, эскимосы отнеслись к нам очень хорошо.
Мы к ним тоже. Удивительный народ! Когда я решил, что хочу
отправиться миссионером на Север, я перечитал множество книг о
местных обычаях. Даже ходил на лекции по эскимосской культуре. Но
все это не идет ни в какое сравнение с личными наблюдениями. Связь
эскимосов с землей, с природой абсолютна.
	-  Белые люди, явившиеся сюда проповедовать им учение Христа, -
заметил Майкл из угла комнаты, -  в некоторых отношениях очень им
повредили.
	Старый пастор засмеялся и махнул рукой:
	-  Да, да. Совершенно с вами согласен. Здесь побывало несколько
нечистоплотных субъектов, выдававших себя за миссионеров. К
несчастью, с ними сюда попали венерические болезни и алкоголизм.
Сейчас правительству Дании приходится ограничивать ежемесячное
поступление спиртного к эскимосам: бутылка спирта, две бутылки вина
или двадцать маленьких бутылок пива. Вот главный недуг Гренландии:
пьянство. И еще самоубийства. В этом году здесь у нас покончило с
собой шесть человек. Почему, не знаю. У них так быстро меняется
настроение. Они непредсказуемы. А знаете ли вы, -  повернулся он к
Вирге, -  что много лет назад, наслушавшись голландских миссионеров-
христиан, отцы-эскимосы убивали сыновей, чтобы этим доказать свою
преданность религии? Да, это правда. Невероятно, но правда. Но,
конечно, тогда эскимосы были куда наивнее. И все же, -  продолжал Лар,
-  в них по-прежнему много первобытного. В летние месяцы, когда лед в
заливе начинает таять, ~пиньярторсьюты~, лучшие охотники, прежде
чем выйти на лед, молятся каждый своему и только своему божеству.
Животным, ветрам, приливам: у всех у них есть духи, такие же
переменчивые, как сами эскимосы.
	-  Ваша задача, должно быть, очень сложна, -  заметил Вирга,
допивая чай и отставляя чашку.
	-  Я рассматриваю это как полезный опыт. Мы уже не уедем
отсюда. Я даже думать не могу о том, чтобы снова жить в Копенгагене.
Все это теперь кажется слишком далеким, чтобы быть реальностью. Вот,
-  пастор твердыми смуглыми руками очертил в воздухе круг, -
реальность. Реальные люди. Четыре года я улаживал их семейные
неурядицы, смеялся и плакал вместе с ними, наблюдал за их рождением и
смертью. Нет, мы уже не уедем отсюда и, когда умрем, ляжем в здешнюю
прекрасную землю. А! Вот и бульон. Пейте, пока он горячий.
	Когда Вирга поднес дымящуюся кружку к губам, Лар наклонился к
нему и негромко сказал:
	-  Стало быть, вы с вашим другом идете на север, а? Их вертолеты
полетели туда.
	Вирга уставился на него. Майкл не шелохнулся.
	-  О, -  пастор посмотрел на Майкла. -  Вы ничего ему не
рассказали?
	-  Нет.
	-  Так, -  Лар снова повернулся к Вирге. -  Они появились здесь с
неделю назад. Привезли стройматериалы и припасы и поставили у
взлетной полосы сарай, чтобы ничего не отсырело. Не знаю, кто это
были такие, но... что ж, признаюсь, я сделал вид, что ничего не
происходит, и посоветовал старейшинам последовать моему примеру.
Эскимосы не выходили из хижин. Даже собаки боялись чужаков. Я
подумал, не связаться ли с ледовым патрулем -  вдруг эти люди задумали
недоброе? -  но ко мне пришел молодой охотник, Ингсавик, и сказал, что
разговаривал с ними и они назвались метеорологической экспедицией.
Парень уверял, что все в порядке и не стоит беспокоить власти. Я
послушался его совета, и вскоре эти "метеорологи" улетели. Я подумал,
что на этом можно поставить точку, -  продолжал пастор. -  Но
несколько дней назад они вернулись, забрали свои запасы и улетели на
север, в сторону ледяных равнин. Тем все и закончилось, вот только...
	-  Что "только"? -  спросил Вирга.
	-  Возможно, здесь нет никакой связи. Я заметил, что Ингсавик
запил, стал бить жену, и это, вероятно, имело самое прямое отношение к
визиту "метеорологов". Но потом случилось вот что: Ингсавик разделся
догола и ушел в буран. Его жена голосила и умоляла его не ходить, но он
избил ее до бесчувствия и бросил в снегу. Я целый километр шел вместе с
ним, хотел узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь, но он в ярости
набросился на меня. Потом вдруг попросил прощения и побежал прочь
по равнине. Это освященный веками способ самоубийства.
	Вирга сидел неподвижно. За его спиной в очаге трещало пламя.
	Лар сказал:
	-  Кто были эти люди? Вы ведь знаете, правда?
	-  Да, -  отозвался Майкл. -  Знаем.
	-  Но не можете мне сказать?
	-  Нет. Не можем. Но если вы поймете, что мы действуем во имя
справедливости, вы, пожалуй, сумеете помочь нам. Мы с доктором
Виргой хотели бы выступить как можно скорее; уже сейчас может быть
поздно. Нам нужен проводник, кто-нибудь, кто хорошо знает эти
ледяные равнины, потом сани и собаки.
	Пастор пожал плечами:
	-  Все эскимосы прекрасно знают эти льды, но по натуре они
осторожны и сторонятся чужаков. И уж конечно, никто из них не
захочет, рискуя жизнью, повести на север двух ~краслунасов~. Там
тяжело пройти. Сами вы льдов не знаете, а того, кто согласится быть
вашим проводником, соплеменники немедленно запишут в дураки.
	-  А нельзя с ними сторговаться?
	-  Возможно. -  Лар повернул голову: дверь открылась, и в комнату,
опасливо поглядывая на Виргу и Майкла, зашел юноша-эскимос с двумя
ведрами колотого льда. Лар сказал:
	-  Заходи, не бойся. Это Чиноганук, он приносит нам по утрам
свежий лед. Будь добр, отнеси это на кухню. В позапрошлом году Дорти
помогла появиться на свет его младшему братишке, и он таким образом
думает вернуть долг.
	Юноша, с ног до головы укутанный в густой грязный мех, щуря и
без того узкие, быстрые глаза, что-то сказал Лару по-эскимосски. Вирге
показалось, будто мальчик защелкал языком и неожиданно закашлялся.
Лар покачал головой и ответил. Юноша поглядел на чужаков и стал
осторожно пятиться к двери. Лар пояснил:
	-  Он боится, что вы "пиктонгитоки", дьяволы, как люди из
вертолетов. -  Он что-то сказал, успокаивая Чиноганука, но эскимос, с
явным страхом заглянув в сияющие глаза Майкла, выскочил за дверь и
скрылся в темноте.
	-  Что ж, -  проговорил Лар после недолгого молчания, -  древние
суеверия живучи, и здесь я бессилен что-либо изменить. Я могу
рассказывать этим людям о всепрощающем и всемогущем Господе и
славе Христа, но не могу заставить их забыть древнюю веру. И не знаю,
стоит ли.
	Лар посмотрел в огонь, словно пытался прочесть там ответ на
вопрос, который он задавал себе. Потом снова повернулся к Вирге.
	-  Я попросил Чиноганука прислать сюда отца, Мигатука. Он -
один из здешних старейшин и может найти вам проводника, хотя вряд ли
увидит в вашей затее что-нибудь помимо пустого риска. Извините за
прямоту, но так обстоят дела.
	-  Мы понимаем, -  отозвался Майкл.
	-  Полагаю, мой друг Мигатук не сразу нанесет нам визит, -
продолжал пастор. Он собрал пустые чашки и направился на кухню. -  Я
принесу еще чаю, а потом вы, ребята, расскажете мне, что происходит на
более низких широтах. Боюсь, что большинство тех новостей, которые
доходят сюда ко мне, уже давно устарели.
	Когда Лар вышел из комнаты, Вирга сказал Майклу:
	-  Я не понимаю, как вам удалось добраться сюда раньше меня.
	Майкл посмотрел на него и ничего не сказал.
	-  Спасибо, что подождали, -  сказал Вирга. Майкл кивнул.
	Они выпили еще чаю, поговорили -  Лар внимательно слушал,
негодуя по поводу убийств и бомбежек, -  и дверь вновь отворилась.
	С порывом ледяного ветра, засыпавшего пол снегом, вошел
коренастый эскимос с непокрытой головой. Узкие глаза смотрели
испытующе, губы из осторожности были крепко сжаты. Во рту у
эскимоса дымился окурок сигареты, и Вирга почувствовал острый запах
пота и дешевого табака. Эскимос прикрыл дверь и почтительным
кивком поздоровался с Ларом.
	-  Сын сказал, вы меня звали, -  проговорил мужчина по-английски
с заметным датским акцентом.
	-  Садись, Мигатук. Сюда, к огню. Вот так. Выпьешь?
	-  Нет. -  Эскимос оглядывал чужаков.
	-  Дома все здоровы?
	-  Да.
	-  Жена теперь спит хорошо?
	-  Да.
	Лар объяснил Вирге:
	-  Жене Мигатука вдруг начали сниться очень неприятные сны.
Кошмары. -  Он снова повернулся к коренастому эскимосу. -  Ты мой
друг, Мигатук. Я очень высоко ценю твою дружбу. И, поскольку ты мой
друг, я знаю, что могу попросить тебя об одном одолжении, а ты, прежде
чем ответить, все тщательно взвесь.
	Мигатук склонил голову набок.
	-  Эти люди хотят пройти в глубь равнин, -  сказал Лар. Эскимос
кивнул. Он смотрел по-прежнему бесстрастно, но Вирге почудился в его
лице намек на насмешливую улыбку. Мигатук выбросил окурок в огонь.
-  Они проделали очень длинный путь, чтобы попасть сюда, -  продолжал
пастор. -  Но они ничего не знают о льдах.
	-  ~Нуна сутакасьюток~, -  сказал эскимос. -  Зачем вам туда? Там
только лед да несколько крошечных деревушек. В темноте плохая охота.
Так зачем?
	-  Это из-за тех людей, которые оставляли здесь свои припасы, -
ответил Майкл. -  Мы должны найти их.
	Мигатук пожал плечами:
	-  Они ушли. Они полетели отсюда на север, это верно, но почему
вы уверены, что они потом не изменили курс?
	-  Такая возможность есть. Но, может быть, в северных поселках
видели их вертолеты.
	Лар сказал:
	-  Я хотел просить тебя, Мигатук, вот о чем: посоветуй этим
людям, кого им взять в проводники. Да, я знаю. Они не знают льдов, и
из-за этого переход будет очень опасным. Но я верю в то, что ими
движет, хоть они и предпочитают помалкивать о своих резонах.
	-  Чего-то я здесь не понимаю, -  жестко проговорил Мигатук.
Несколько секунд он смотрел на Майкла, потом вновь взглянул на Лара.
-  Я не стану никого просить. И сам их не поведу.
	У Лара сделался разочарованный вид. Он кивнул, помолчал,
потом сказал:
	-  Ну что ж, на нет и суда нет. Я тебя понимаю. Но, если мои
друзья позволят, я попрошу тебя еще об одном. Как по-твоему,
двухголовый может им помочь?
	Насмешливая улыбка сошла с лица Мигатука. Он неторопливо
закурил новую сигарету и пожал плечами.
	-  Отведешь их к двухголовому? -  спросил Лар. -  Если да, то ты
очень меня этим обяжешь. Буду перед тобой в неоплатном долгу.
	Мигатук пробормотал что-то по-эскимосски, Лар ответил.
Несколько минут они переговаривались, и Вирга заметил в темных
глазах эскимоса едва сдерживаемый страх. Некоторое время Мигатук
сидел неподвижно, разглядывая свои загрубелые руки в мозолях, потом
оглянулся на Виргу и Майкла и властно объявил:
	-  Я отведу вас к человеку с двумя головами. Но не дальше.
Выходим утром. Я попрошу женщин подыскать вам унты и рукавицы на
собачьем меху. -  Он в последний раз затянулся и отправил ее в огонь
вслед за первым окурком. Потом кивнул Лару и ушел.
	-  Прекрасный человек, -  сказал Лар. -  Немногие ради вас
решились бы на такое.
	-  Что это за двухголовый? -  поинтересовался Вирга.
	-  Шаман, -  ответил Майкл. -  Колдун.
	Лар с удивлением посмотрел на него:
	-  Так вы знаете язык? Значит, вы уже поняли, что эти люди очень
уважают человека с двумя головами. Он живет в нескольких километрах
к северу и уже несколько лет -  в полном одиночестве. Теперь редко
услышишь слово "шаман". Это, в общем-то, нечто такое, о чем говорят
старики, вспоминая давно минувшее. Я сам никогда его не видел, хотя
прошлым летом побывал в тех местах с охотниками, которые очень
неохотно согласились проводить меня туда. Я видел его хижину, но ни
собак, ни саней там не было.
	-  Почему его прозвали двухголовым?
	-  Не знаю. Согласно легендам, шаман всегда урод или калека, но
мне кажется, причина в общей ~убежденности~, будто у него и впрямь
две головы. Судя по всему, он прекрасный охотник. Раз в год, перед
оттепелью, избранным старейшинам дозволяется прийти к нему и
спросить, чего ждать от наступающего сезона охоты. Возможно, он
поможет вам определить, куда полетели вертолеты; говорят, у него глаза
повсюду. Но есть и другая возможность: он может отказаться говорить с
вами, потому что вы -  белые, и значит, с точки зрения эскимоса, далеки
от совершенства.
	Лар выглянул в окно. Проследив за его взглядом, Вирга различил в
темноте какую-то фигуру с качающейся керосиновой лампой в руке. Кто-
то шел к дому пастора.
	-  А! -  воскликнул Лар. -  Чиноганук идет, чтобы помочь вам
собраться в дорогу. Пожалуйста, не обижайтесь, если женщины
примутся обсуждать ваши мужские достоинства. Они так редко видят
~краслунасов~!



 

<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]

Страница:  [3]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557