Для нас различие между благородными расами Севера и расами Юга состо-
ит только в том, что оно является  не  столько  различием  между  расам,
сколько различием между расой и сверхрасой. Каким бы скандальным это  ни
показалось современной профанической плебейско й ментальности, но мы ре-
шительно утверждаем, что некоторые расы могут обладать божественным  ха-
рактером - в буквальном смысле этого слова - в противоположность другим,
не имеющим в своей крови никаких сверхбиологических,  и  можно  сказать,
сверхчеловеческих факторов.
   И с нашей точки зрения, учение графа Гобино  имеет  только  видимость
истины и не больше. Ухудшение качеств и факторов,  составляющих  величие
расы, не является - вопреки его мнению - - следствием ее смешения с дру-
гими расами, следствием ее этнического, биологического и демографическо-
го упадка. В действительности раса только тогда приходит в упадок, когда
приходит в упадок ее дух, когда  ослабевает  то  внутреннее  напряжение,
благодаря которому сохранялась ее изначальная форма и  духовный  тип.  И
только тогда раса, оторванная от своих тайных корней, изменяется и  дег-
радирует, тогда она теряет ту невидимую, непобедимую, преображающую доб-
родетель, в силу которой другие расы, приходящие с ней  в  соприкоснове-
ние, не только не заражали ее, а, напротив, постепенно  принимали  форму
ее культуры и увлекались ею, как мощным широким потоком.
   Вот почему возвращение к расе для нас не может означать возвращение к
крови - особенно в наши мрачные времена,  когда  восстановление  должной
расовой чистоты уже почти невозможно. Оно должно означать возвращение  к
духу расы, не в тотемистском, а в аристократическом смысле, т.е. к заро-
дышу нашей "формы", нашей культуры.
   Когда мы утверждаем возвращение к расе и к традиции, в  центре  этого
утверждения стоит идея вождя. В своей солнечной  индивидуальности  вожди
являются для нас конкретными реальными выражениями духа как расы и  расы
как духа. Они суть новое оживление самой праидеи, спящей в глубинах  на-
шей крови, как принцип установления победоносной Формы над хаосо м и жи-
вотным миром, спящей в глубинах крови тех, кто сознательно или бессозна-
тельно, актуально или потенциально избежал тлетворной деградации.  Вожди
снова создадут внутреннее напряжение, пробудят  к  жизни  "божественные"
компоненты нашей крови. И  это  являе  тся  магией  власти,  но  не  на-
сильственной или тиранической,  а  королевской,  магией  действия  "при-
сутствия", непобедимого "деяния недеяния" - согласно  выражению  Дальне-
восточной традиции. Отсюда начинается путь к Новому  Рождению.  Разнооб-
разные силы рода, с необходимостью склоняющиеся к фальсификации и разло-
жению, лишенные внутреннего притока и сде рживаемые совокупностью  мате-
риальных, этнических и политических условий,  снова  найдут  тогда  сак-
ральное и живое единство и примут участие в высшей реальности: как  тело
животного, в которое вливается могущество души.
   Любая апелляция к расе, не удовлетворяющая этим  высшим  требованиям,
любая присяга в символах "расы", "народа" или "группы" лишь простому за-
кону крови и наследственности означает не более не менее, как возврат  к
тотемизму, склонность к деградации до уровня социальной формы,  присущей
лишь низшему типу человечества. Именно  к  установлению  такого  порядка
стремится социалистическая, демократическая и коммунистическая идеология
- и Советы показывают нам пример осуществления этой  идеологии,  которая
была разработана евреем (Марксом), и которая в рационализированной форме
оживила древний, варварский, сла вянский коллективизм, став угрозой  от-
равления для всех последних остатков традиционной Европы.
   Но это отнюдь не является стремлением в будущее, - с идеальной  точки
зрения, - а стремлением в прошлое, стремлением к тому, что было  преодо-
лено созданием истинной традиционной культуры и Империи. Как бы ни окру-
жали  "социалистический"  и  демократический,  националистический  идеал
блеском святости - он все равно остается, mutatis mut andis(2) , отраже-
нием низших общественных форм анти-арийского и анти-нордического типа. И
когда стремящиеся к этому идеалу течения  требуют  подчинения  отдельных
людей и даже высших духовных потенций праву наследства  крови,  они  тем
самым проповедуют "морал ь", ничем не отличающуюся от "морали",  которую
установило бы получившая сознание раса животных.
   В противоположность нашей истине - повторим еще раз - подобные  тече-
ния только усугубляют процесс инволюции и полностью отказываются от  ис-
тинного утверждения. Они являются тем, что пробуждается в моменты  уста-
лости и бессилия, в моменты, используемые заклю ченным в Космосе элемен-
том Хаоса. Они - это явления, возникающие тогда, когда  эпоха  более  не
может создать существ, в которых индивидуализируется, собирается и осво-
бождается в трансцендентной, солнечной форме все напряжение, вся  тради-
ция высшей расы.
   Отнюдь не демократическая или "националистическая" идея, основывающа-
яся на простой общности страны, крови или рождения, - а  аристократичес-
кая идея традиции вождей должна быть основой и осью любого правильно по-
нимаемого расового учения, основой и осью наш его Восстановления.

Сноски

   (1) Мы говорим "нео-гегельянские" потому, что в первую очередь мы хо-
тим возразить некоторым новейшим политическим направлениям, чьи  апелля-
ции к учению Гегеля могут быть оправданы лишь частично. Так  как  Гегель
написал (в "Энциклопедии философских наук" па раграф 539 ): "Государство
является живым духом только тогда, когда единая мысль организует в  осо-
бом действии различные отдельности"- и добавил (параграф 542): "...В со-
вершенной форме государства, в которой все моменты мысли  получают  сво-
бодное существова ние, эта субъектность является не моральной  личностью
или личностью, выбираемой решением большинства - т.е. формой, в  которой
единство решающей воли не имеет действительного бытия, - а истинной  ин-
дивидуальностью единой решающей воли - т.е. Монархией", -  наша  критика
не может быть направл ена непосредственно против него. Мы имеем в  виду,
в первую очередь, некоторые новые итальянские толкования мыслей  Гегеля,
в которых идея "государства" объединяется с тенденцией к безличной цент-
рализации, к абсолютной "социализации" всякой  деятельности,  и  которые
отмечены крайней нетерпимостью ко  всем  традиционным  представлениям  о
кастовой системе и аристократии: даже в такой мере, что они считают воз-
можным в рамках фашизма примирение не только с марксизмом, но и с  Сове-
тизмом.
   (2)"Внося соответствующие изменения" - лат.

ЧАСТЬ IV

КОРНИ EВРОПЕЙСКОГО НЕДУГА
КАСТОВАЯ ДЕГРАДАЦИЯ - ДЕНЬГИ И ТРУД
НАУКА ПРОТИВ МУДРОСТИ
ТЕ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ, И ТЕ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ
МЕХАНИЧЕСКАЯ СИЛА И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ МОГУЩЕСТВО
АКТИВИЗМ И ГУМАНИЗИРОВАННЫЙ МИР
   Мы уже говорили о том, что в современном мире сложилась такая  ситуа-
ция, в которой бесполезно предаваться иллюзиям о  возможности  реального
противодействия, не коренящегося в глубочайшем духовном перевороте.  Из-
лечиться от изнуряющего нас недуга можно тольк о путем тотального  отри-
цания, путем духовного взлета, который превратит нас в новое существо  и
даст нам возможность узнать новый мир, вдохнуть воздух новой  свободы  и
который при этом должен разрушить все то, чем гордятся сегодня ничтожные
люди Запада.
   Сознавая, что наш мир - это мир развалин, мы должны снова  обратиться
к тем принципам, которые позволят нам выяснить причины такого  положения
вещей.
   Первым корнем европейского упадка является  "социализм",  анти-иерар-
хия.
   Из этого развились следующие основные направления:

Кастовая деградация.
Засилье позитивистской науки и философии.
Техника и иллюзия механического могущества.
Новый романтический и активистский миф.

   Рассмотрим последовательно эти основные причины европейского упадка и
противопоставим им наши иерархические ценности.
   При этом мы представим в общих чертах иное мировоззрение и иную  сис-
тему ценностей, которые должны быть тайной силой и душой нашей борьбы.

КАСТОВАЯ ДЕГРАДАЦИЯ - ДЕНЬГИ И ТРУД

   Мы уже указывали на то, что, если  нужно  вывести  закон,  обобщающий
"смысл истории" последних веков, то мы должны говорить не  о  прогрессе,
а, напротив, об инволюции.
   С этой точки зрения можно выделить один наиболее объективный и наибо-
лее показательный процесс: процесс кастовой деградации . Начиная с доис-
торических времен "смысл истории" состоял именно в последовательном нис-
хождении четырех главных каст - 1) "солнечно й"  "королевско-сакральной"
касты; 2) воинственной знати; 3) мещанства, "орговцев" и 4) рабов,  -  в
которых в традиционных культурах и, в особенности, в арийской Индии, на-
ходила свое выражение качественная дифференциация  человеческих  возмож-
ностей.
   Вначале произошел закат эпохи королевской божественности. Вожди,  яв-
лявшиеся божественными существами, вожди, объединявшие в себе  оба  вида
могущества, - королевскую и жреческую, понтификальную власть,- отошли  в
далекое, почти мифическое прошлое.  Эта  перва  я  катастрофа  произошла
вследствие фальсификации культурной, творческой, нордическо-арийской си-
лы. В германском идеале Священной Римской Империи мы видим последний от-
голосок этой традиции, этого "солнечного" уровня.
   После исчезновения этой верховной касты власть перешла к  нижестоящей
касте воинов. К этой касте принадлежали  властители,  являющиеся  только
военными вождями, господами временного правосудия, политически  абсолют-
ными правителями. Иногда кое-где еще сохранял ась  форма  "божественного
права", но лишь в качестве бессодержательной и пустой реминисценции.  За
государственным устройством, лишь формально сохраняющим  аристократичес-
ки-сакральные черты, часто уже в древности мы сталкиваемся с правителями
именно такого типа. А после падения вселенского  единства  Средневековья
это стало уже повсеместным явлением.
   Второй катастрофой было падение аристократии, исчезновение рыцарства,
"национализация" и  деградация  великих  европейских  монархий,  которые
вследствие революций и введения "конституций" - там, где они не были за-
менены другими формами правления (республикой , федерацией) -  преврати-
лись в пустой, бессмысленный пережиток, подчиненный так называемой "воле
нации". Сопровождающееся парламентаристскими, республиканскими или наци-
оналистическими формами демократии установление  капиталистической  оли-
гархии знаменует собой переход власти и авторитета  от  второй  касты  к
современному эквиваленту третьей касты, от воинов  к  торговцам.  Вместо
могущественного принципа верности и чести  появляется  новое  учение  об
"общественном договоре". Социальный союз является только утилит арным  и
экономическим союзом: он  является  соглашением,  выработанным  в  соот-
ветствии с интересами и выгодой отдельных лиц. Таким образом, этот  союз
с необходимостью от личного переходит к  безличному.  Деньги  становятся
при этом главным посредником, и тот, к то сможет завладеть ими и  макси-
мально увеличить их количество (капитализм, индустриализм), тот,  уже  в
силу самого этого факта, потенциально получит в свои руки бразды правле-
ния. Место аристократии занимает при таком порядке плутократия, а  место
воинов - банкиры, евреи и промышленники. Торговля со своими  процентами,
сконцентрированная ранее в гетто, становится славой и высшей точкой пос-
ледней эпохи. Тайная сила социализма, анти-иерархии начинает открыто за-
являть о своем могуществе.
   Кризис мещанского общества, пролетарское восстание против  капитализ-
ма, манифест "Третьего Интернационала" и последующая постепенная органи-
зация масс и групп в чисто коллективное и механизированное существо -  в
форме новой "культуры труда" - возвещают нам близость третьей  катастро-
фы, вследствие которой вся власть грозит перейти к последней  традицион-
ной касте, к касте рабов и людей толпы: вместе с соответствующим ограни-
чением всех горизонтов и ценностей уровнем количества и материи.
   Если сверхчеловеческая духовность и "Слава" характеризовали  "солнеч-
ный" период, героизм, верность и честь -  период  проявления  воинов,  а
деньги - период власти евреев и торговцев, то рабы с приходом  к  власти
должны установить свой рабский закон: труд, воз веденный в степень рели-
гии. И ненависть рабов садистически провозглашает: "Кто не работает, тот
не ест"; и их тупость, прославляя саму себя, готовит священный фимиам из
чада человеческого пота: "Труд облагораживает человека", "Труд - это ве-
личие", "Труд - это этическая обязанность". Итак, каста  рабов  и  эпоха
труда окончательно заставляет человечество сойти в могилу, и цикл дегра-
дации завершается окончательно.
   Именно такой идеал готовит будущее жрецам "прогресса". А сегодня  еще
продолжается борьба между евреями,  всемогущими  обладателями  денег,  и
восставшими рабами-пролетариями. Та  "культура",  которой  так  гордятся
современники, еще более способствует функционир ованию чудовищного меха-
низма, приводимого в движение грубыми, безличными силами: силами  денег,
капитала, машин.
   И цепи зависимости отнюдь не ослабли, напротив, они стали более креп-
кими. Но власть теперь более  не  соответствует  авторитету,  подчинение
признанию, а ранг превосходству. Господин носит это имя более не потому,
что он - господин, а потому, что он имеет бо льше  денег,  даже  если  в
действительности он видит лишь узкие горизонты повседневной жизни, кото-
рые полностью детерминированы материальными условиями. И при этом он еще
имеет возможность подчинить себе и обезвредить тех, кто обладает несрав-
ненно более мог ущественным духом, нежели он  сам:  возможность  подлого
обмана и гнусного порабощения. Могущество и узы зависимости,  обезличив-
шись и механизировавшись, превратились в капитал и машины. И это не  па-
радокс: об истинном рабстве стало возможным говорить только сейчас, -  и
говорить о нем значит говорить о  современной  хозяйственно-механической
иерархии Запада, идущей по пути огрубления, прекрасным примером которого
является "свободная" Америка.
   И возможно, что уже через несколько поколений, воспитанных на научных
правилах "социальных служб", смысл индивидуальности будет уничтожен пол-
ностью, а вместе с ним и последние остатки  сознания,  необходимого  для
того, чтобы хотя бы смутно понимать, что та кое рабство. И, быть  может,
тогда наступит состояние обновленной невинности, отличающееся от  невин-
ности мифического Эдема тем, что только труд станет той  единственной  и
всеобщей жизненной целью, о которой в "Бесах" Достоевского говорил Шига-
лев, - и это и деал Советов.
   Полная социальная зависимость при отсутствии истинных вождей, органи-
зация, лишенная всякого качественного начала - такой "социальный"  идеал
реализуется сегодня с помощью грубой,  безличной,  чисто  количественной
силы денег.
   Мы сказали "при отсутствии вождей". Мы не оговорились. Повторим, что,
если род вождей и не исчез полностью, то это, во всяком случае, произой-
дет очень скоро. И все устремится в торопливом крещендо к  нивелированию
материальной и безличной жизни. Так назыв аемые "высшие" или  "правящие"
классы - это сегодня звучит как ирония: заправилы интернациональных  фи-
нансовых организаций, а также  промышленники  и  чиновники,  являются  в
действительности не более, чем вольноотпущенниками, которых господа отп-
равили присматр ивать за своими слугами и управлять своим хозяйством.  И
это ярмо надето на гигантскую, слепую, автоматизированную массу  рабочих
и служащих. Но даже над этим уровнем не веет свободный воздух ни для ра-
бов, ни для вольноотпущенников, надсмотрщиков над рабам и  -все  это  не
принадлежит никому , и в этом ужасная истина "цивилизации"!
   И как суетливый и лихорадочный, насыщенный обязанностями день  госпо-
дина денег и машин внутренне бесконечно более стеснен, зависим  и  убог,
нежели день простого ремесленника - так же дело  обстоит  и  у  "высших"
классов, которым деньги служат только для того, чтобы их жажда  "развле-
чений", комфорта, удовольствий или дальнейшего накопления денег перерос-
ла в патологию и болезнь.
   И во всем этом никаких следов господства. А при его отсутствии и  ни-
какого смысла во всей этой псевдо-организации. Спросите у миллионов  за-
пертых в бюро и прикованных к машинам людей: "Зачем?"; спросите  у  них:
"Чем все это оправдывается?". И кроме эфемерно го  стремления  подражать
"респектабельности" высших классов вы не получите никакого ответа. И ес-
ли подняться выше и спросить о том же у "заправил экономики", у  избира-
телей, у господ стали, нефти, угля, народов (разве мы не видим, что  по-
литические проблемы сегодня ограничиваются одной экономикой?!), золота -
снова никакого ответа. Средства к жизни стали сейчас  важнее,  чем  сама
жизнь. Да, они превратили жизнь в свое средство. И вот  великие  сумерки
поглотили свет чудесной иллюзии "западной" гордости; сумерк и  новейшего
и чудовищнейшего мифа: мифа о работе во имя самой работы, мифа о  работе
как о самоцели, как о единственной ценности и всеобщем долге.
   Несметное количество людей на отравленной, обезличенной Земле, людей,
опустившихся до уровня простого количества - чистого количества!; людей,
уравненных в материальной идентичности зависимых частей предоставленного
самому себе механизма, который не оста навливается, и  с  которым  никто
ничего не может поделать - такова картина, открывающаяся за  хозяйствен-
но-промышленным увлечением, охватившим весь Запад.
   И тот, кто ощущает, что это означает конец жизни и начало  царствова-
ния грубых законов материи, триумф того рока, который  особенно  страшен
тем, что он безличен, тот ощущает также, что осталось  только  одно  ле-
карство: разбить семитское ярмо денег, преодолет ь фетиш социальности  и
закон взаимной зависимости,  возродить  аристократические  ценности,  те
ценности качества, дифференсации и героизма,  тот  смысл  метафизической
реальности, которым противоречит сегодня все, и которые мы, однако, воп-
реки всему отстаиваем .
   И поэтому: только тогда, когда  революция  понимается  как  революция
против хозяйственной тирании, против такого положения вещей, при котором
правит не индивидуум, а груды золота, при котором забота о  материальных
условиях существования уничтожает само  суще  ствование;  только  тогда,
когда стремление к хозяйственному равновесию имеет целью создать основу,
способствующую освобождению и развитию различных форм жизни  -  тогда  и
только тогда мы можем признать за определенными крайними  революционными
течениями неко торую оправданность и возможность будущего успеха.
   Причина отсутствия в  современной  жизни  качественной  дифференсации
кроется в том обстоятельстве, что  для  активности,  не  ведущей  непос-
редственно к практической выгоде и не служащей на благо "обществу",  се-
годня фактически не осталось места. Хозяйственные пр едрассудки  продол-
жают нивелирование. Они все уравнивают,  так  как  в  деньгах  и  в  хо-
зяйственно-механической иерархии нет и не может быть никакой  качествен-
ной дифференсации: все здесь находится на одном и  том  же  уровне,  все
имеет одно и то же качество. И пом  имо  этого  уровня,  взятого  в  то-
тальности всех его возможных модификаций, необходимо, чтобы  наличество-
вали иные уровни, которых, однако, сегодня нет: иные уровни,  совершенно
независимые и подчиняющие себе хозяйственный уровень, а не наоборот - не
так, как это происходит в современном обществе.
   Поэтому когда гипертрофия этой болезни в чудовищном  банко-промышлен-
ном тресте присваивает себе название "империализм", мы не  не  можем  не
улыбаться. И хладнокровное утверждение идеи радикальной революции против
власти золота, капитала, машин, процентов м мифа труда неизбежно  должно
являться предпосылкой истинной Империи. Отмечая эту линию, которая  про-
ходит через все революционные идеологии  как  признак  восстания  против
современного рабства, мы идем дальше и утверждаем, что она сама страдает
тем же недугом : она сама остается лишь на уровне хозяйственных и  соци-
альных проблем, она не ставит своей целью освобождение от хозяйственного
ига во имя дифференцированных, сверх-экономических и метафизических цен-
ностей, освобождение, при котором избавленные от хозяйс твенного рабства
глубинные силы снова смогли бы выйти на поверхность - напротив, ее целью
является лишь "социалистическое" освобождение,  т.е.  просто  улучшенная
систематизация тех же хозяйственных проблем, определяющихся чисто  мате-
риальными и утилитарными потребностями масс. Отсюда недоверие,  нетерпи-
мость и скрытая злоба в этих тенденциях по отношению ко всему  "духовно-
му" и "интеллектуальному" как к "ненужной роскоши":  вне  хозяйственного
уровня они не видят и не хотят ничего замечать, с тем же духом плеб ейс-
кой нетерпимости, который уже проявился во времена падения Рима.
   Против этого первого корня европейского  недуга  необходимо  бороться
двумя видами оружия. О первом виде мы не будем широко  распространяться:
он состоит в создании элиты, в строгом и жестком вырабатывании из недиф-
ференцированной субстанции сегодняшних индив идуумов новых отличий,  но-
вых интересов и новых качеств. И при этом должна возродиться  аристокра-
тия, поколение господ и повелителей. И это прежде всего.
   Во-вторых, нам необходимо восстание, принципиальная революция,  кото-
рая освободит нас от машин, от внешней, неорганичной,  автоматической  и
насильственной зависимости, которая сбросит еврейское хозяйственно-капи-
талистическое ярмо, которая осмеет обязанност ь  труда,  возведенную  во
всеобщий закон и поставленную как самоцель, которая освободит нас, кото-
рая вскроет отверстие для воздуха и света, чтобы на основе этой  свободы
- не через насилие, не через спекуляцию на потребностях, не  через  игру
на жалости, инте ресах и амбициях, а через спонтанное осознание,  порож-
денное ощущением ценностей и  сверхрациональных  сил,  порожденное  вер-
ностью особому виду бытия, знанием природы,  достоинства  и  качества  -
создать иерархию. Органичную, прямую, реальную иерархию: более св  обод-
ную и более строгую, нежели какие-либо другие.
   И как при этом не увидеть, что действительность Прошлого является од-
новременно пророческим мифом лучшего будущего? Возврат к кастовой систе-
ме есть возврат к системе истины, оправданности и формы в высшем  смысле
этих понятий.
   В кастах мы видим идеал общности активности, призвания, крови, насле-
дия, законов, прав и обязанностей, точно соответствующий  типам  челове-
ческого бытия, органичным проявлениям близких по духу натур.  Предпосыл-
кой такой общности служит непосредственно воля человека быть тем, кто он
есть, качественная воля к  реализации  своей  особой  природы  и  особой
судьбы, и при этом заглушаются все индивидуалистические и  карьеристские
поползновения - принципы любого беспорядка  и  любой  дезорганизации.  В
кастах осуществляетс я преодоление количественной схожести,  централиза-
ции и стандартизации. Касты являются базисом социальной иерархии,  прямо
отражающей иерархию типов бытия, ценностей и качеств, восходящих  посте-
пенно от материального к духовному, от бесформенного к обладающ ему фор-
мой, от коллективного к универсальному.
   Древняя Индия показывает нам совершенный образец этого идеала,  кото-
рый также, только в различных формах, встречается и в других  культурах,
вплоть до культуры нашего нордическо-римского Средневековья.
   И наша отправная точка не может быть никакой иной. В самом  низу  ие-
рархии стоит здоровое труболюбие низших классов (шудры), не  анархизиро-
ванных демагогической идеологией и управляемых сведущей в товарообмене и
торговле, упрощенной, за счет упрощения потре бностей, хозяйственно-про-
мышленной организацией (вайшьи). Над ними  стоят  кшатрии,  воинственная
знать, осознающая ценности и цели войны, в героизме, в славе и в триумфе
которой пылает высшее оправдание всего народа. Над кшатриями стоят брах-
маны, солнечный род духа и мудрости, те, которые "видят" (rshi)  и  "мо-
гут", и их жизнь является свидетельством того, что мы не  принадлежим  к
этой темной Земле, и что наши жизненные корни теряются в вышине, в блес-
ке "Небес". И надо всем этим, как миф и граница, высится и  деал  Чакра-
варти, "Короля Мира",  невидимого  Императора,  обладающего  оккультной,
всемогущей и безусловной силой.

НАУКА ПРОТИВ МУДРОСТИ

   Подобно тому, как  могущество,  обезличившись  и  социализировавшись,
стало деньгами, капиталом, так и Мудрость, обезличившись и  социализиро-
вавшись, стала "рассудочностью", "рациональностью". И это второй  корень
европейского недуга.
   Как философия, так и позитивная наука Запада являются по  своей  сущ-
ности социалистическими, демократическими, анти-иерархическими. Они  по-
нимают под "истинным" то, с чем каждый может согласиться, то, что каждый
- так как предполагается, что все живут одина ковой жизнью и имеют  одну
и ту же конституцию - может признать. Так же, как политическая  демокра-
тия устанавливает критерий "большинства", так и  современная  наука  ут-
верждает равенство и подчиняет критерию количества все  принадлежащее  к
области качества, е го нередуцируемость, его приоритет.
   И не следует выдвигать новые индивидуалистические или  релятивистские
учения, так как сам способ их выдвижения, который с необходимостью  ока-
жется абстрактным приемом профанической философии, уже  выдает  то,  что
они основываются на демократических, безличны х, коллективистских  пред-
посылках, являющихся общими предпосылками всей этой  философии.  Следует
идти совершенно иным путем. - Если вы не хотите  впасть  в  заблуждение,
утверждая такой Империализм, который вместо того, чтобы быть  образован-
ным посредством иер архии, будет в качестве оправдания прибегать к приз-
нанию народа, то надо в первую очередь вступить в борьбу с самими  этими
предпосылками. И тогда вы начнете понимать - с каким врагом вам предсто-
ит бороться. И тогда вы начнете понимать тот ужасающий факт, что вся се-
годняшняя "культура", а не только "общественный строй", является  демок-
ратией. И тогда вы начнете понимать, от чего вы должны  отречься,  чтобы
восстановить свое здоровье.
   Как деньги являются реальностью безразличной по отношению к  качеству
индивидуума, который ими обладает, так же дело обстоит у современных лю-
дей и со "знанием". Подчиняясь воле к  равенству,  к  анти-иерархической
нетерпимости и, следовательно, к социалистич еским предрассудкам, знание
европейцев с необходимостью должно быть обращено к тому, в чем  действи-
тельность индивидуального различия и обусловленности, активная индивиду-
альная дифференциация сведена к минимуму. Поэтому обычно в  первую  оче-
редь апеллируют к физическому опыту, приблизительно одинаковому  у  всех
людей постольку, поскольку они являются "человеческими животными"  ("по-
зитивистская" наука) или к миру абстракций и вербальных условностей (фи-
лософия и рационализм).
   Социализация знания с необходимостью привела  к  возникновению  таких
абстракций, и она создала непреодолимую пропасть между самим  знанием  и
жизнью, между мыслью, бытием и тем, что  является  качеством  явления  и
"метафизической" реальностью. И мысль на  Западе  ,  будучи  сведена  до
инструмента, описывающего условную, наиболее внешнюю, общеколичественную
и однообразную сторону материальных вещей, превратилась сейчас в созида-
тельницу ирреальности, "наглядно представляемых" слов и пустых  логичес-
ких схем, даже там, где она еще не полностью растворилась  в  псевдо-ин-
теллектуальном спорте. И она тем смехотворнее, чем больше в ней  веры  в
собственную значимость.
   Отсюда вся ирреальность современного духа: отделенный от жизни, чело-
век сегодня - это только тень, мечущаяся между  схемами,  программами  и
интеллектуальными надстройками, неспособными подготовить его к реальнос-
ти и к самой жизни. И в то же время он станов ится все  более  зависимым
от науки, ведущей от абстракции к абстракции и являющейся рабой  феноме-
нологических законов, которые открыты, но не  понятны,  и  которые  пол-
ностью исчерпываются описанием механической поверхности и  не  открывают
никаких духовных возм ожностей и не несут в себе никаких  ценностей  для
внутреннего бытия человека.
   Из-за ограничений, накладываемых на нас темой данной  работы,  мы  не
можем разобрать этот вопрос более подробно. Однако  не  следует  думать,
что он не относится к проблеме Империи: мы утверждаем, что проблема  Им-
перии является проблемой par excellence, и что,  напротив,  нет  никакой
возможности рассматривать ее самостоятельно, в отрыве от всех  остальных
проблем. Партикуляризм, взаимная несвязанность различных форм человечес-
кой деятельности - здесь политика, там наука, здесь практика, там  рели-
гия и т.д. - являе тся еще одной отличительной чертой европейского упад-
ка и несомненным симптомом полной неорганичности европейской культуры.
   На знании должна основываться  имперская  иерархия:  "Править  должны
знающие", как сказал Платон - и это  является  центральной,  абсолютной,
конечной точкой любого разумного порядка вещей. Но ничего не может  быть
смешнее, чем смешивание такого знания с технич еской компетенцией,  "по-
зитивной" наукой или философскими спекуляциями: оно скорее  совпадает  с
тем, что мы назвали Мудростью, в том смысле, в котором  ее  понимали  на
классическом Западе и на Востоке. И если Мудрость есть  нечто  в  высшей
степени аристократич еское, индивидуальное,  реальное,  субстанциальное,
органичное и качественное, то знание современных "цивилизованных"  людей
есть нечто демократическое, социальное,  универсалистское,  абстрактное,
нивелированное и количественное. И снова здесь два  разных  мир  а,  две
разные перспективы, два разных воззрения, которые  абсолютно  противопо-
ложны и несовместимы друг с другом.
   Знать, согласно Мудрости, - это не означает просто "думать", а,  нап-
ротив, это означает быть познанной вещью: жить ею, внутренне  реализовы-
вать ее. Тот, кто в действительности не знает вещи, тот не может активно
преобразить в ней свое сознание. И поэтому только то, что  получено  не-
посредственно из индивидуального опыта, можно считать знанием или позна-
нием. И современному мышлению, согласно которому все  то,  что  испытано
непосредственно самим индивидуумом, является "феноменом", "субъективным"
взглядом, и кот орое за этим как "истинную реальность" воздвигает  нечто
иное, лишь "мыслимое и предполагаемое" ("вещь в себе" философов,  "абсо-
лют" профанической религии, "эфир" или  "энергия"  науки),  противостоит
мудрость абсолютной духовной позитивности, называющей реал  ьным  только
то, что может быть испытано путем прямого опыта, а все остальное считаю-
щей ирреальным, абстрактным, иллюзорным.
   Могут возразить, что, с этой точки зрения все знание будет  органичи-
ваться конечными, случайными, физическими вещами  -  в  действительности
так и обстоит дело, и оно должно обстоять именно так для большинства лю-
дей. Только полностью отказавшись ото всех сов ременных "научных"  псев-
до-объяснений, обычные люди могут сказать о себе, что они  действительно
нечто знают. Но на более высоком уровне мы  встречаемся  с  возможностью
таких форм опыта, которые в корне отличаются от чувственного опыта обыч-
ных людей, которые не являются ни "данностью", ни "нормальностью", и ко-
торые достигаются только путем определенного активного процесса внутрен-
него преображения. Особенность таких трансцендентных  опытов  (символами
которых у традиционного человечества являлись "Сверхмир", " область  Бы-
тия", "Семь Небес", "Огненные Сферы" и т.д.) состоит в том, что они  яв-
ляются непосредственными,  конкретными  и  индивидуальными,  как  и  сам
чувственный опыт, и одновременно с этим охватывают иную реальность,  не-
жели реальность случайной, пространст венно-временной стороны  бытия,  к
которой относится все чувственное. Выйти за эту грань бытия  пытается  и
сама наука, чтобы ценой полного отрицания того, что действительно  явля-
ется знанием - т.е. индивидуальной и живой очевидности  -  лишь  прикос-
нуться к ино му через несостоятельные гипотезы,  смутные  уподобления  и
абстрактно разъясненные принципы.
   Именно в этом смысле мы говорим о "метафизической" реальности. Но на-
до твердо понять, что при этом мы имеем дело с опытом и только с опытом.
С точки зрения Традиции, не существует конечной реальности и  абсолютной
реальности, а существует только конечный способ и абсолютный способ пос-
тижения реальности, конечный взгляд и абсолютный взгляд. Вся так называ-
емая "проблема познания" заключена внутри каждого существа. Она  зависит
не от "культуры", но от способности освободиться как от всего человечес-
кого, так и от всего  чувственного,  рационального  и  эмоционального  и
идентифицироваться с той или иной формой "метафизического" опыта - в со-
ответствии с иерархией, которая восходит к кульминационной точке состоя-
ния совершенного  отождествления,  духовного  прозрения,  полной  сверх-
чувственной актуализации вещи в "Я" и "Я" в вещи; состояния  внутреннего
могущества в отношениии этой вещи и  одновременно  состояния  абсолютной
ясности в отношении ее внутренней природы; состояния,  наличие  которого
на оставляет желать ничего св ерх него, и в котором вся деятельность ра-
зума предоставляется излишней и бессмысленной, не говоря уже о словах.
   В этом, в общих чертах, и состоит смысл той Мудрости, которая являет-
ся осью метафизического учения и традиционной духовной науки (обряд ини-
циации изначально как раз и призван  был  осуществлять  необходимое  для
"знания" и метафизического "видения" преображе ние сознания), и традиция
передачи Мудрости, хотя и по подземным артериям, сохранилась на Западе и
после семитизации и падения его античной культуры. Следует уяснить себе,
что священная наука Мудрости не является профаническим "мышлением"; нап-
ротив, она является бытием, и ей нельзя научиться читая книги и обучаясь
в университетах, ее нельзя передать в словах. Чтобы постичь ее,  необхо-
димо преобразиться , чтобы постичь ее необходимо суметь перейти от обыч-
ной жизни к высшей жизни. Она зависит непосредственно от качества и  ре-
альности индивидуального бытия и является его неотъемлемой привилегией и
органичной частью, а отнюдь не понятием или мыслью, которые человек  мо-
жет взять себе в голову так, как он засовывает вещь в  мешок,  абсолютно
не изменяясь и не перестраивая в них самого  себя.  Отсюда  естественный
аристократизм Мудрости. Отсюда ее решительная невульгаризуемость,  непе-
редаваемость. Следующим "табу" для европейцев является  собственно  воз-
можность передачи знания: они убеждены, что ментальное бытие и его  сло-
весное выражение - это од но и то же. Они не понимают, что, если и можно
передать интеллектуальные абстракции, основанные  на  физическом  опыте,
который приблизительно одинаков у всех, то  там,  где  эта  одинаковость
прекращается, там, где снова  утверждено  качественное  различие,  диску
рсивная передача полностью теряет смысл.
   Основываясь только на очевидности реального опыта, намного  превосхо-
дящего опыт обычных людей, Мудрость открывает  один  единственный  путь:
посредством свободного и творческого действия достичь  того  уровня,  на
котором открывается смысл учения, чтобы через о пыт узнать, что стоит за
словами других, и что остается только  словами.  Против  социализации  и
обезличивания знания, против демократической склонности  к  "вульгариза-
ции", к сведению высшего до уровня низшего,  чтобы  оно  стало  доступно
всем, не изменяя и не возвышая при этом никого, мы непримиримо выдвигаем
противоположное аристократическое утверждение: иерархия должна быть и  в
самом знании, должно существовать много истин, отделенных друг от  друга
глубокими, широкими, непроходимыми бороздами, много истин,  точно  соот-
ветствующих качеству жизни и потенциям  различных  индивидуумов.  Должна
существовать аристократия знания, и демократическая, униформистски пони-
маемая "универсальность" не должна более являться критерием. Мы не можем
опускаться до подобных критери ев, напротив, они должны  возвыситься  до
нас и сделаться реальными, серьезными, - в согласии с их местом в иерар-
хии, - если они хотят принять участие в высших и метафизических  формах,
которые являются критерием как для них самих, так и для низших и  физиче
ских уровней.
   Мудрость порождает свободу, предоставляет открытое поле для действий,
дает возможность дышать. В социализированном знании вместо этого  всегда
скрыто "ты должен", тайная, бескомпромиссная, моральная обязанность: то,
что является "научной" или "философской " истиной, должно  быть  -  пос-
тольку поскольку она истина - признано каждым. И этим полностью закрыва-
ется возможность иметь какие-либо иные мнения.
   Как выражение коллективного деспотизма такое знание хочет  деспотично
править над всеми индивидуумами, делая их равными по  отношению  к  нему
самому. И именно на базе этого желания оно организуется, выковывает свое
оружие, основывает свои доказательства, вы рабатывает свои методы и под-
держивает свою власть. В Мудрости, напротив, индивидуум освобожден,  ре-
интегрирован, возвращен самому себе. Он имеет  свою  истину,  являющуюся
точным и глубоким выражением его жизни, с помощью которой эта жизнь поз-
нается и выража ется особым, присущим лишь  этому  индивидууму  образом,
причем, все другие различные образы этого познания и выражения отнюдь не
исключают и не противоречат его собственному. Все они возможны при  диф-
ференциации, на которой покоится иерархия Мудрости.
   И этим сказано достаточно по поводу второго корня европейского недуга
и пути избавления от него. Уже из этих замечаний становится ясным, поче-
му "править должны знающие". В области Мудрости иерархия знания  связана
с иерархией силы и превосходства индивиду умов. Знание есть Бытие, Бытие
есть возможность, могущество, почему оно и несет в себе спонтанно досто-
инство  Империи.  Это  и  есть  основание  традиционной  идеи  "Царствия
Божьего".
   И этому противостоит, повторим еще раз, вся Европа со своим столетним
наследием и организацией: всему этому противостоит, как мы уже  сказали,
мир профессоров,  "интеллектуалов",  слепых  провидцев,  "образованный",
академический мир университетов, который в своих нелепых притязаниях  на
знание и дух только показывает до какой степени  может  дойти  упадок  и
абстрагирование современного человека.

ТЕ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ, И ТЕ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ

   Но существует и еще одна великая узурпация: та, которую совершила ре-
лигия - в узком и современном смысле этого  слова  -  узурпация  области
"священного" и "божественного".
   Священное и божественное - это предмет веры: эта истина была навязана
Европе за последние века. Наша истина - иная: лучше знать, что ты ничего
не знаешь, чем верить.
   В современной ментальности существует один центральный пункт, в кото-
ром положения материалистической науки совпадают с религиозными  воззре-
ниями: они совпадают в одном и том же отречении, в одном и том же песси-
мизме, в одном и том же агностицизме в отноше нии духовного,  неприкрыто
и методично в одном случае, неявно в другом.
   Предпосылкой материалистической науки служит в  действительности  то,
что наука - в смысле реального, позитивного, материального знания - ком-
петентна только в физических вещах. Применительно к тому, что не являет-
ся чисто физическим, не может быть никакой н ауки,  научные  методы  там
абсолютно неприменимы, и наука передает это, в силу  своей  собственнной
некомпетентности, вере, мертвым и произвольным абстракциям философии или
сентиментальным и "моралистическим" разглагольствованиям.
   Религия, в свою очередь, исходя исключительно из веры, и не  допуская
никаких эзотерически-инициатических учений, кроме профанической, доступ-
ной для масс доктрины, никакого гнозиса, кроме ханжеских  суеверий,  со-
вершает то же самое отречение. В действительн ости, человек верит только
тогда, когда он ничего не знает и думает, что так и  не  сможет  никогда
ничего узнать. И при этом он впадает в тот же агностицизм "позитивистов"
по отношению ко всему тому, что не является материальной и доступной ор-
ганам чувств реальностью.
   Мы же, основываясь на гораздо более древней и более  истинной  тради-
ции, нежели традиция, оправдывающая "веру" западных людей, на  традиции,
засвидетельствованной не в книгах, а в деяниях могущества и ясности,  мы
остаемся верными возможности и истинной реал ьности того, что мы называ-
ем Мудростью. Это означает, что мы остаемся верными той идее,  что  и  в
"метафизической" сфере возможно такое же позитивное, прямое, методичное,
экспериментальное знание, как и опытное знание науки в физической облас-
ти. Такое мета физическое знание стоит выше веры, выше всякой  морали  и
выше всякой человеческой философии.
   И мы утверждаем, что во имя этой Мудрости и во  имя  обладающих  этой
мудростью, необходимо разоблачить и сорвать маски с тех, кто  в  области
религиозных суеверий, в силу простого "волнения души",  в  силу  догм  и
обычаев, в силу галлюцинаций и действия слепой веры, провозгласили  себя
единственными хранителями священного и божественного. Они являются узур-
паторами тех, которые знают, и, следовательно, тех, которые могут , тех,
которые есть - как человеческие боги, которых знали и чтили во всех  ве-
ликих античных традициях.
   В контексте всего нашего  изложения,  в  контексте  формулировки  тех
принципов, которые должны лечь в основу борьбы против демократии, против
современной Европы и ее декадентской  культуры,  мы  должны  центральное
место отвести именно уяснению того, что  в  дейст  вительности  является
Мудростью. Без утверждения необходимости синтеза двух видов  могущества,
сакрального и светского, жреческого и царственного, в единой максимально
индивидуализированной иерархии, наши имперские проекты не могут быть  ни
поняты, ни оправ даны. Более того, без этого непонимание и искажение на-
шей мысли будут неизбежными. Но как только будет понятно,  о  чем  здесь
идет речь, наше утверждение о том, что  мы,  несгибаемые  и  радикальные
сторонники Империи, должны начинать отнюдь  не  с  религиозной  иерархии
(противоречащей гностической и инициатической), будет оправдано и  обос-
нован о. Религиозная иерархия, становясь во главе материальной  и  чисто
светской организации, на самом деле вообще не способна ничего исправить.
Она в таком случае лишь породит пустую оболочку форм, смутные  фантазии,
основанные на слепой вере и на человеческих  сентиментах,  огрубив  свои
противоречивые догмы, символы и обряды, заимствованные из других  тради-
ций и постепенно утратившие всякий смысл. Короче говоря, такая чисто ре-
лигиозная иерархия не будет той высшей, солнечной, основанной  на  могу-
ществе реальностью , которую мы язычески понимаем под  духом,  напротив,
она будет абсолютной ирреальностью, антиарийской и анти-римской  ритори-
кой, питающей, при переходе в этическую область, все то, что женственно,
"романтично" и трусливо в европейской душе. Итак, нам необходимо  полное
преодоление как религиозного ирреализма так и  материалистического  реа-
лизма посредством трансцендентной, мужественной, олимпийской позитивнос-
ти.

МЕХАНИЧЕСКАЯ СИЛА И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ МОГУЩЕСТВО

   Третья европейская иллюзия - это механическое могущество, которое яв-
ляется следствием технического приложения профанической науки. Это могу-
щество большинство современных людей единодушно считает гордостью и три-
умфом западной цивилизации. Что касается демократии, на  основе  которой
покоится идеал "универсальности" западной науки, и которая явно  выража-
ется в социалистических и нивелирующих притязаниях семитской веры, то мы
можем увидеть ее правозвестие уже в сократическом методе и в некотор  ых
аспектах последующего греческого интеллектуализма. Присоединяясь в  этом
вопросе к точке зрения Ницше, мы рассматриваем их как  первых  посланцев
иудео-христианского духа, так как только в этом духе мы видим  в  высшей
степени конкретное и несомненное проя вление универсализма и нивелирова-
ния. Сама греческая культура отражала скорее, напротив,  аристократичес-
кое понимание знания,  и  ее  основные  мотивы  были  почерпнуты  непос-
редственно из традиции Мудрости. Учение о том,  что  условием  реального
знания является действительная активная личная инициатива в совокупности
с традиционным могуществом "ритуала", и что такое знание отнюдь не явля-
ется делом разума и еще менее - если мы перейдем к другому аспекту - де-
лом веры и чувства, есть основная тема классического мир  а,  вплоть  до
неоплатонизма. В пассивной позиции приверженцев новых  верований,  в  их
ненависти к любым героическим методам и к автономной дисциплине  индиви-
дуума, понимаемых как путь к "гнозису", к реальному духовному опыту, - в
скрытой нетерпимости учений об "откровении", "милости"  и  о  порочности
прямой, конкретной, основанной на чисто человеческих силах инициативы, -
преобладает тема капитуляции перед роком, тема, которая, в  совокупности
с демократическим и нивелирующим пафосом равенства, является плодом вли-
яния христианства, породившего социализированное, неорганичное,  безлич-
ное сугубо современное знание. Помимо дурного универсализма, в современ-
ной науке есть еще один, намного более  глубокий  принцип,  привнесенный
христианством - мы имеем в виду идею дуализма. В современной науке  при-
рода мыслится как нечто неодушевленное, поверхностное, отдельное от  че-
лове ка. Ее покорение, вернее, мнимое покорение, представляется как поз-
нание реальности в себе, полностью независящее от познающего и  его  ду-
ховного мира. За всем этим явно проглядывается ирреалистическая  религи-
озная позиция и противоречие языческому мировоззрению. Здесь речь идет о
противопоставлении духа действительности. Здесь речь  идет  о  дуализме:
духовная субъективность против природной объективности. Здесь речь  идет
об утрате смысла того, что является духовной объективностью. При  приня-
тии этой точки зрения природная реальность представляется чуждой, немой,
бездушной, поверхностной, материальной - и именно  такая  природная  ре-
альность служит предметом изучения новой науки, профанической науки  За-
пада.
   Хотя языческое мировоззрение и не исчерпывалось натурализмом,  -  как
утверждает сегодня некоторые либо некомпетентные, либо сознательно  изв-
ращающие истинный смысл вещей люди, - хотя ему и было известно об идеале
мужественного преодоления и абсолютного осв обождения, тем  не  менее  в
согласии с ним мир был живым телом, пронизанным  таинственными,  божест-
венными и демоническими силами, полным смыслов и символов:  "чувственным
выражением невидимого", по словам Олимпиадора. Человек жил тогда в орга-
ничной бытийной связи с силами мира и Сверхмира, так что он  мог  бы  по
праву сказать о себе, в согласии с герметическим выражением, что он есть
"все во всем, составленный из всех сил":  именно  эта  идея  пронизывает
арийско-аристократическое учение об "атмане". И именно на  основе  этого
мировоззрения развивалась совершенная, законченная, сакральная  традици-
онная наука.
   Христианство нарушило этот синтез, создало  трагическую  пропасть.  С
одной стороны, дух "потустороннего", ирреального, субъективного - первый
корень европейской абстрактности. С другой стороны, идея природы - мате-
рии, замкнутой в себе поверхности, загадочн ого феномена - сделало  воз-
можным профаническую науку(1). И  как  полученное  посредством  мудрости
внутреннее прямое интегральное знание  заменилось  внешним,  интеллекту-
альным, дискурсивно-научным и профаническим, так и место органичной, бы-
тийной связи людей с сокровенными силами природы, которая  была  основой
традиционного ритуала, могущества жертвы и самой магии,  заняли  поверх-
ностные, опосредованные, насильственные отношения машин и техники. Таким
образом, сама семитская революция содержала в себе зародыш ме  ханизации
жизни.
   В машине мы видим безличную, нивелирующую силу науки, которая и поро-
дила ее. Как деньги являются сегодня механизированной и безличной сторо-
ной зависимости, как  современная  культура  обладает  универсалистским,
глухим ко всему знанием - так и в мире машин м ы видим безличную,  неор-
ганичную силу, покоющуюся на автоматизме и  выполняющую  одни  и  те  же
действия абсолютно независимо от того, кто ей  управляет.  Полная  иммо-
ральность такой силы, которая принадлежит всем и никому, которая являет-
ся ценностью, которая не имеет оправдания и которая может сделать  чело-
века могущественным вне зависимости от его реального превосходства, оче-
видна. Из этого также следует, что такое положение вещей  возможно  лишь
потому, что при таком порядке не может быть и тени истинного и сво  бод-
ного действия: ни одно следствие в мире техники и машин  не  может  быть
непосредственнно зависимым от "Я" как от причины. Между ними существует,
как условие действия, целая детерминированная система  законов,  которая
может быть описана, но не может быть понята, и  которая  не  выходит  за
рамки индивидуума, за рамки чисто индивидуального могущества. Да, в сво-
ем знании феноменов, в своем окружении бесчисленными дьявольскими  маши-
нами индивидуум сегодня еще более убог и бессилен, чем когда-либо, более
обусловл ен и ограничен, нежели сам способен обусловливать  и  ограничи-
вать. При этом он вынужден желать ограничиваться минимумом и  постепенно
подавить ощущение самого себя, неугасимый огонь индивидуального бытия  в
усталости, в капитуляции перед роком, в разложении .
   Даже если ему и удастся с помощью открытых его наукой "законов",  ко-
торые в наших  глазах  являются  простыми  статистически-математическими
абстракциями, создать или разрушить мир - все равно его реальное отноше-
ние к различным событиям при этом, строго говор я, не  изменится:  огонь
так же будет жечь его, органические трансформации будут так же помрачать
его сознание, время, страсть и смерть так же будут устанавливать над ним
свои законы - в общем, он останется тем же существом, что и раньше, пог-
руженным в ту же случайность, что и раньше, т.е. он будет так  же  зани-
мать место в иерархии существ, которое соответствует человеку вместе  со
всем тем, что является чисто человеческим.
   Преодоление этого уровня, интеграция самого себя, осуществление  дея-
ния освобождения не под, а над природным детерминизмом, не среди феноме-
нов, а среди причин феноменов, прямо, с легкостью и правом того, кто об-
ладает превосходством - таков путь к истинном у могуществу, который тож-
дественен пути к самой Мудрости: потому что там,  где  "знать"  означает
"быть", там уверенность означает могущество.
   Но такая задача, в  первую  очередь,  требует  преодоления  дуализма,
восстановления языческого понимания природы - того живого, символическо-
го, мудрого понимания, которое было знакомо всем великим культурам древ-
ности.
   Когда призрачный современный человек снова станет реальным,  и  когда
он восстановит контакты и симпатии с тайными силами природы, тогда риту-
ал, символ и сама магия перестанут быть простыми "фантазиями", как назы-
вают их сегодня те, кто, ничего о них не  зна  я,  считают  их  простыми
предрассудками, преодоленными наукой, тогда человек узнает то  могущест-
во, которое является оправданностью, санкцией достоинства,  естественным
атрибутом интегрированной жизни, ее органичной, индивидуальной, неотъем-
лемой частью.
   Повторим еще раз то, что мы сказали вначале: Европа создала мир,  ко-
торый во всем является неизлечимой, абсолютной  антитезой  традиционному
миру. Никаких компромиссов не существует, примирение невозможно. Оба ми-
ра стоят друг против друга, разделенные бездн ой, всякий мост через  ко-
торую есть чистая иллюзия. И семитизированная цивилизация мчится в голо-
вокружительном темпе к своему логическому завершению - и даже  не  желая
быть пророками, мы вынуждены заметить, что это  завершение  не  заставит
себя долго ждать.
   Те, кто предвидят это завершение и ощущают весь заключающийся  в  нем
абсурд и трагизм, должны набраться мужества и сказать НЕТ всему.
   Все - это сегодняшний мир. Эти замечания по поводу науки и машин  по-
казывают достаточно ясно, как далеко может зайти отречение, и  как  оно,
одновременно с этим, необходимо и неизбежно. Отречение, которое, однако,
не является прыжком в пустоту. Эти замечани я показывают также, что воз-
можна иная система ценностей, иных путей и иного знания,  совершенная  и
тотальная, что возможен иной человек и иной мир. И  они,  действительно,
могут быть вызваны к жизни, когда  новая  волна  начнет  подниматься  из
бездн беспокойств а и бессмысленности Запада.

АКТИВИЗМ И ГУМАНИЗИРОВАННЫЙ МИР

   Появление машин на  Западе  тесно  связано  с  так  называемым  акти-
вистским, апеллирующим к становлению, "фаустовским" миропониманием.  Ро-
мантическое воодушевление по отношению ко всему тому, что является  нуж-
дой, поиском, трагизмом; религия жизни или, как сказа л Генон,  суеверие
жизни, понимаемой как постоянное напряжение, беспокойство,  которое  ни-
когда не находит освобождения и, в вечном пресыщении, переходит от одной
формы к другой, от одного ощущения к другому, от одного открытия к  дру-
гому; одержимость "созда нием" и "завоеванием", страсть к новому рекорду
- все это составляет четвертый аспект европейского недуга: аспект, кото-
рый наложил неизгладимый отпечаток на лицо  европейской  цивилизации,  и
который в наши дни достиг апогея своего пароксизма.  Мы  уже  упоминали,
что корень этого извращения также следует искать  в  семитском  племени.
Его духом, его основным элементом был дух мессианизма. Мечта об ином ми-
ре, идея Мессии, бегущие от настоящего, являются потребностью в постоян-
ном движении разбитых, л ишенных наследства и проклятых  людей,  которые
неспособны утверждать и желать свою собственную, особую реальность.  Это
- недостаточность душ тех убогих, чье бытие есть жадность, страсть и от-
чаяние. Постепенно бережно хранимая отпрысками семитской расы и с  тано-
вящаяся все более дерзкой и более необходимой по мере политических  удач
"избранного народа", эта сомнительная реальность вырвалась из низов  Им-
перии и стала мифом великого восстания рабов, мифом яростной волны, зах-
лестнувшей языческий Рим. И позднее, выйдя за рамки католической органи-
зации и оставив ее в стороне, она расширилась и превратилась в хилиасти-
ческий мираж. Сама вожделенная перспектива,  таким  образом,  бесконечно
отодвинулась, а потребность и отчаяние стали еще  более  жесткими  и  же
стокими, она превратилась в становление без конца, в чистое  напряжение,
в гравитацию пустоты. Бегство от этого  мира  и  постоянное  отодвижение
иного - та боязнь мира, которая является тайной современной жизни и  ко-
торая шумно объявляет себя ценностью, чтобы оглушить самою себя -  явля-
ется также тайной христианства после банкротства его эсхатологии. Э то -
внутренне присущее христианству проклятие, которое оно несет в  себе,  и
которое передается народам, его принявшим и изменившим тем  самым  олим-
пийскому, классическому, арийскому идеалу. Первая тема, которая, как  мы
уже видели, возникла в связи с банкротством мессианизма -  тема  ставших
экклезиатическими законов социальной зависимости - тесно связана с  этой
второй темой и имеет с ней одно и то же происхождение. Объединив эти две
темы в од ну, мы получим тем самым закон, который определяет сегодня все
общество и всю культуру:  на  низшем  уровне  -  индустриальный  оргазм,
средства, ставшие целью, механизация, система  хозяйственных  и  матери-
альных детерминант,  развитию  которых  отбивает  такт  наука  вместе  с
карьеризмом, с погоней за успехом людей, которые не живут,  а  проживают
отпущенное им время и, в конечном счете, сверхновые и уже упомянутые ми-
фы "вечного прогресса" на основе "социальных служб" и ставшего самоцелью
и всеобщей обязанностью труда . На высшем уровне -  совокупность  "фаус-
товских", привязанных к становлению, бергсонианских учений, о которых мы
уже говорили, и базис социальной истины, "будущее науки", универсализм и
имперсонализм философов. И все это подтверждает и свидетельствует только
об одном: о падении на Западе ценности индивидуальности - той  ценности,
о которой с такой навязчивостью и так много  пустословят.  Только  жизнь
того, кто не достаточен для самого себя и кто удален от самого с ебя,  в
действительности стремится к "иному": такой человек нуждается в обществе
как в поддержке и коллективном законе; такой человек хочет быть ничем  -
хочет быть поиском, неудовлетворенностью, зависимостью от будущего;  хо-
чет быть становлением. Подобные люди испытывают ужас перед всем тем, что
является естественным жизненным пространством человека: перед молчанием,
перед одиночеством, перед незаполненным временем, перед  вечностью.  Они
заботятся, волнуются, бросаются безостановочно от одного  к  другому,  з
анимаются чем угодно, только не сами собой. Они делают нечто, чтобы  до-
казать себе, что они есть, но, желая получить  от  всех  своих  действий
особое подтверждение,  в  действительности,  они  ничего  не  делают,  в
действительности, они просто одержимы делом. В этом состоит смысл  акти-
визма. Активизм - это не действие, это лихорадка действия. Это -  безум-
ная суматоха тех, кто отброшен от центра колеса, и их  суета  становится
все более стремительной и бессмысленной по мере того, как расстояние  до
центра увеличива ется. И с убыстрением этой суеты,  этого  "темпа",  все
большей становится роковая тирания социальных законов по отношению к хо-
зяйственной, индустриальной, культурной и научной областям, по отношению
ко всему порядку вещей, созданному после того, как индиви дуум отдалился
от самого себя, после того, как вместе со  смыслом  центральности,  ста-
бильности и внутренней самодостаточности был потерян смысл того,  что  в
действительности является ценностью  индивидуальности.  Крушение  Запада
несомненно произошло из-за кру шения индивидуума как такового.
   Мы уже сказали вначале, что сегодня люди больше не знают - что  такое
действие. Тот, кто интересовался традиционными  индийскими  учениями,  -
хотя те же идеи можно найти и на нашем классическом Западе, -  наверняка
был удивлен тем, что все являющееся движени ем, активностью, становлени-
ем и изменением принадлежит к пассивному женскому принципу (шакти), в то
время, как позитивный, мужской, солнечный принцип (шива) связан с  неиз-
менным. И также вряд ли он смог бы подыскать подходящее объяснение тому,
что означае т положение широко известной  Бхагават-гиты  (IV.  18),  где
подчеркивается различие между недеянием в деянии и деянием  в  недеянии.
Но в этом выражается не квиетизм, не созерцательная  "нирвана".  В  этом
скорее выражается знание того, что такое подлинная активность. Эта  идея
строго идентична идее Аристотеля о "неподвижном двигателе": тот, кто яв-
ляется причиной и истинным господином дви жения, сам неподвижен. Он про-
буждает, подчиняет и направляет движение. Он заставляет делать,  но  сам
не делает, т.е. он не захватывается, не увлекается действием, он  -  это
не действие, а непоколебимое, спокойное превосходство, от которого исхо-
дит и зависи т действие. Как раз поэтому его приказание,  могущественное
и невидимое, можно назвать как Лао-цзы деянием недеяния (вэй-вувэй). Ему
противостоит тот, кто действует; тот, кто движется; тот,  кто  захвачен,
опьянен делом, "волей", "силой" в натиске, в страст и, в воодушевлении -
тот, кто является только инструментом; тот, кто не делает, а претерпева-
ет действие. И поэтому в этих  учениях  он  представляет  собой  женский
принцип и отрицание высшего, трансцендентного, неподвижного, олимпийско-
го принципа, стоящего н ад движением.
   Но сегодня в Европе превозносится именно такое  негативное,  эксцент-
ричное, низшее действие:  опьяненная  спонтанность,  которая  неспособна
владеть собой и создать для себя центр; спонтанность, закон которой  на-
ходится вне ее самой и тайной волей которой являе тся  стремление  оглу-
шить и уничтожить саму себя. И это называют позитивным и мужским,  хотя,
на самом деле, это - лишь прославление того, что является наиболее женс-
ким и негативным. В своем ослеплении современные люди Запада уже  ничего
не видят и абсолютно безосновательно полагают, что внутреннее  действие,
тайная сила, исходящая не из машин, не из банков, не из  обществ,  а  из
людей и богов, есть не действие, а отрешенность, абстракция, потеря вре-
мени. И человек тем самым все более ограничивает себя, видя в "силе" си-
ноним власти и отождествляя волю с простой животностью и телесностью,  с
тем, что имеет антитезу, противоречие (внешнее или внутреннее) уже в са-
мой предпосылке, которой человек  руководствуется.  Напряжение,  борьба,
усилие, стремление - nisus, str uggle("потуги" - лат., "борьба" - англ.)
- вот лозунги такого активизма. Но все это не является действием.
   Действие - это нечто изначальное. Нечто простое, опасное, не допуска-
ющее сопротивления. В действии нет места ни  страсти,  ни  антитезе,  ни
"усилию" - в действии полностью отсутствует  "гуманность"  и  "чувство".
Оно исходит из абсолютного центра, без ненавист и, без жадности, без жа-
лости; оно исходит из спокойствия, которое поражает и подчиняет. Оно ис-
ходит из "творческого безразличия",  которое  выше  любых  противоречий.
Действие - это приказание. Это - грозное могущество Цезарей. Это  -  ок-
культное и беззвучное деяние повелителей Дальнего Востока, роковое,  как
силы природы, и обладающее той же "чистотой". Это  магическая  неподвиж-
ность египетских изображений, чарующая сдерж анность ритуальных поз. Это
обнаженный, свежий маккиавелизм во всей своей жестокости  и  бесчеловеч-
ности. Это - то, что пробуждается когда - как это было еще в позднем фе-
одальном Средневековье - человек остается один, когда человек с  челове-
ком или человек против человека поступает, опираясь лишь  на  свою  силу
или слабость, без всякого оправдания, без всякого закона. Это - то,  что
разражается когда - в героизме, в жертве или в великом святотатстве -  в
человеке возникает сила, стоящая над добром и злом, над жалостью,  стра-
хом и счастьем, сила, взгляд которой направлен ни на самого себя, ни  на
другого, и в которой пробуждается примордиальное могущество вещей и эле-
ментов. То, что в физике называется энтропией, европейцы называют "геро-
измом," и при этом хвалятся им, как дети. Мучение истерзанных душ, пафос
глуповатых женщин, неспособных владеть сами собой и подчинить себя  мол-
чанию и абсолютной воле - все это на  Западе  стал  о  восхваляться  как
"трагическое восприятие жизни" с тех пор, как в душе поселились  неурав-
новешенность, дуализм, "нечистая совесть" и  ощущение  "греховности".  И
из-за одного осложнения возникло другое: действие исчезло  за  безволием
чувства и боли. Противоречие и, в особенности, бессилие стали  условиями
для ощущения себя самого, откуда и пошли потребность усилия, романтичес-
кое прославление насильственного, бег по кругу, суета, суеверия, ценнос-
ти не достижения, а движения, не обладания и господства, а утомительного
завоевания, не практической, обнаженной, законченной реализации, а "веч-
ной задачи". И христианство своим отрицанием классической гармонии, сво-
им отр ицанием смысла автаркии и абсолютного ограничения,  смысла  олим-
пийского превосходства, дорической простоты и активной, позитивной, жес-
токой, имманентной силы, подготовило почву для мира закабаленных и одер-
жимых. Запад знает все об оковах, о крови и о помутнении - но  ничего  о
свободе. Крик о свободе, который можно услышать повсюду, - это  крик  из
тюрьмы. Это вой зверей за решеткой, это - голос низа.  Современный  "во-
люнтаризм" - это не воля, а риторика отчаяния, зам енившая  собой  волю;
ментальное распутство, направленное на приписывание себе того, чего  нет
в действительности. И лишь знаками одержимости, характерной  чертой  ро-
бости, подтверждением того, что это - только нужда, потребность произно-
сить слова для собстве нного успокоения - являются все современные восх-
валения "могущества" и "индивидуальности": аспект  отчаяния,  деградации
Европы перед мучительным законом "серьезности" и "обязанности". Итак,  в
Европе все ужасно серьезно, трагично... и несвободно. Все в  ней  выдает
принуждение, выражающееся в одних через ригоризм, запретительство, импе-
ративизм, через моральную и рациональную нетерпимость, в других -  через
романтическое буйство и гуманист ический пафос. Кристальная ясность, ок-
рыляющая простота, легкость духовной радости свободной  игры,  ирония  и
аристократическое превосходство - всего этого более не  существует,  все
это стало лишь мифом. Вместо этого надо всем царит  закон  идентичности,
раве нства  и  своекорыстных  интересов.  Это  -  мир  микельанжеловской
тюрьмы, отголоски которой сохранились в человечности Бетховена и  Вагне-
ра, улучшенной за счет "героизма" и "космического ощущения".  И  сколько
строгости и романтической мучительности даже в "Весе лой  Науке"  Ницше,
даже в насмешках Заратустры! Проклятье распятого проникло во все и  оку-
тало всю Европу, этот блок из металла и крови,  своей  ревнующей  болью.
Это "гуманное" ощущение жизни, которое так типично для современного  За-
пада, только подтверждает его плебейский и низменный аспект. То, что для
одних являлось постыдным, - "человек," - теперь громогласно прославляет-
ся другими. Античность возвышала индивид уума до бога, стремилась  осво-
бодить его от страстей, отождествить его с трансцендентным,  с  небесным
воздухом, как в размышлении, так и в действии. Ей была известна традиция
нечеловечеких героев и людей божественной крови. Семитский мир не только
обезбожи л "творение", но и окончательно принизил бога до  человеческого
уровня. Оживив демонизм пеласгийского инфернализма,  он  заменил  чистые
олимпийские регионы, головокружительные в своем сверкающем совершенстве,
на террористические перспективы своего Апокалипс иса, своего ада,  своей
предопределенности и своей обреченности. Бог не был  более  аристократи-
ческим Богом римлян, Богом патрициев, к которому взывали стоя, в  сиянии
огней, с поднятым челом, и который находился во главе победоносных леги-
онов. Он не  был  бол  ее  Донаром-Тором,  победителем  Тима  и  Химира,
"Сильнейшим из Сильных", "Незнающим Сопротивления", Господином, "неведа-
ющим страха", грозное оружие которого - молот Мьелмир есть  символ  мол-
нии, (как и ваджра Шивы), осветившей божественных королей ариев. Он н  е
был более Одином-Вотаном, Приносящим Победу, Орлом, покровителем героев,
в смерти на поле битвы празднующих высший жертвенный культ и преображаю-
щихся в фалангу бессмертных. Нет, Он стал, как говорил Ружье, прибежищем
для убогих и обреченных, искупитель ной жертвой, утешителем подавленных,
которому молятся в слезах экстаза, в полном забвении своего собственного
особого бытия. И поэтому дух материализовался, напряжение ослабло.  Люди
знали теперь только страсть, чувство, усилие. И не только смысл трансцен
дентной, олимпийской духовности, но  и  смысл  мужественного,  нордичес-
ко-римского достоинства был постепенно утерян, и в  общем  обнищании  на
место эпического, дорического мира вступил судорожный мир трагедии,  жа-
лости, серьезности - "человеческий" мир. "Гуманизм": очень  многие  сла-
вословят его - этот мерзостный, поднимающийся от земли  туман,  мешающий
взглянуть на небо - как высшую "ценность" Запада. Он действительно  про-
ник во все формы, он - это корень нового и  старого  романтизма,  корень
всякого сентиме нтализма, всякой современной жажды деятельности,  всякой
мечтательности.
   И мы призываем: очиститесь от этого! Это не  менее  трудное  задание,
нежели выкорчевывание других, вышеупомянутых корней, которые  привели  к
упадку Европы. "Человеческое" следует преодолеть полностью, безжалостно.
Но для этого необходимо, чтобы индивидуум  достиг  ощущения  внутреннего
освобождения. Следует уяснить себе, что это освобождение не  может  быть
объектом жажды, алчного стремления закрепощенных, потом у что им как та-
ковым путь к нему закрыт. Либо это дается просто - и тогда  об  этом  не
извещают радостно, не убеждают никого в реальности происшедшего, не  бо-
ятся это потерять - как естественная, элементарная, непреходящая очевид-
ность избранничества, либо э то не дается вообще. И чем  больше  человек
стремится к этому и желает этого, тем дальше он от него удаляется, пото-
му что желание освобождения подобно смерти. Необходимо  прийти  в  себя:
как тот, кто заметив, что он, задыхаясь, бежит в жару, говорит себе: "О?
А что если я пойду медленно?" - и идя медленно: "О? А что если  я  оста-
новлюсь?" - и остановившись: "О? А что если я присяду?" - и присев:  "О?
А что если я р астянусь на земле, здесь, в тени?" -  и  растянувшись  на
земле, он ощутит бесконечную прохладу и с удивлением вспомнит свой  бег,
свою прежнюю спешку. Так и усталость современного человека, не  знающего
ни спокойствия, ни отдыха, ни тишины, постепенно пройде т.  Люди  должны
возвратиться к самим себе, они должны в самих себе искать свою  причину,
и свою цель, и свою ценность. И тогда они научатся чувствовать себя оди-
нокими, без помощи и без закона,  и,  впоследствии,  они  проснутся  для
действия абсолютного приказа ния или абсолютного подчинения. И при  этом
они, обратив спокойный взгляд внутрь себя, узнают, что никакого  "куда?"
не существует, что ничего не надо продвигать, не на что надеяться и  не-
чего бояться. И при этом, освободившись от бремени, они снова вздохну  т
и увидят и в любви, и в ненависти лишь нищету и слабость. И при этом они
снова возвысятся как простые, чистые и уже более не человеческие сущест-
ва. В превосходстве аристократии, в высшем  состоянии  душ,  властвующих
сами над собой, подобные люди будут насмешкой над  темной  алчностью,  с
которой рабы рвутся к кормилу жизни. Они замкнутся в активном  безразли-
чии, которое может все, благодаря своей обновлен ной невинности. Возмож-
ность поставить свою собственную особую жизнь во главу угла  и,  смеясь,
смотреть в бездну, возможность беспрестанно  давать  и  одинаково  отно-
ситься как к победе, так и к поражению, как к успеху, так  и  к  неудаче
родится из того превосхо дство, которое позволит отныне управлять  своим
собственным существом как вещью, и которое проснется в истинном познании
принципа, более могущественного, нежели смерть  и  разложение.  Ощущение
оцепенения, усилие, грубое "ты должен" будут тогда только воспом инания-
ми об абсурдной мании. И когда избранные поймут, что все мечты об  "эво-
люции", все "планы провидения", все историцистские  идеологии,  а  также
вообще все "цели" и "основания" являются только помочами для детей,  еще
не научившихся ходить, тогда они пер естанут  быть  движимыми  и  начнут
двигаться самостоятельно. И когда их "Я" станет центром, в них возродит-
ся как в людях, а уже более не как в призраках, действие, в своем  изна-
чальном, первичном и абсолютном смысле. И здесь, на этой  стадии,  когда
ядовитый туман "человеческого" мира будет разогнан, над интеллектом, над
психологией, над страстями и предрассудками людей снова откроется приро-
да в своем свободном и бытийном состоянии. Все вокруг станет  свободным,
все, на конец-то, сможет вздохнуть. И тогда великая болезнь  романтичес-
ких людей, вера, будет преодолена - через опыт.  И  у  реинтегрированных
людей тогда реально, стихийно появятся новые цели,  новые  глаза,  новые
крылья. Сверхъестественное перестанет быть бесцветны м бегством бесцвет-
ных душ. Оно станет реальностью, оно сольется с естественным. В  чистом,
спокойном, могущественном и бестелесном свете  возрожденной  нордической
простоты, дух и форма, внутреннее и внешнее, действительность  и  сверх-
действительность станут одной единственной вещью, в равновесии двух чле-
нов, каждый из которых не больше и не  меньше  другого,  и  впоследствии
наступит эра трансцендентного реализма: в энергиях, которые считают себя
людьми, и которые не знают о том, что они спящие боги, вновь содр огнут-
ся энергии стихий, вплоть до ужаса абсолютного Освящения  и  абсолютного
Воскресения. И тогда будут разбиты другие человеческие оковы, оковы без-
личной социальной амальгамы. И когда будет ниспровержен закон,  делающий
людей частями механизма, частями булыжника, схваченного безличным цемен-
том коллективного деспотизма и гуманитарной идеологии , индивидуумы сно-
ва будут иметь начало и конец в них самих. Они станут закрытыми  в  себе
как мир, как скала, как вершина - имея дело только со своей силой или со
своей слабостью. Каждый займет свой пост, - пост в борьбе; каждый  обре-
тет свое качество, свою жизнь, свое достоинство, свою особенную силу, ни
на что не похожую, непреходящую. Мораль  таких  людей  будет  формулиро-
ваться так: ты должен возвыситься над потребностью "доверия" и  "понима-
ния", над скверной братства, над безволием любви и самолюбия, над о  щу-
щением себя похожим на других и равным другим - возвыситься над хитроум-
ной силой разложения, которая разрушает и  унижает  смысл  благородства.
Непередаваемость, уникальность станет тогда ценностью во имя абсолютного
и мужского уважения: долины и вершины, могущественные и слабые силы, на-
ходящиеся одни над другими или одни напротив других,  честно  признавае-
мые, тайно воспламененные в дисциплине духа, но внешне резкие и содержа-
щие в  сверкающей  строгости  полную  меру  неизмеримого,  бесконечного:
по-военному, к ак в походе, как в сражении. Точные  отношения,  Порядок,
Космос, Иерархия. Предельно индивидуализированные группы, организующиеся
в действии без посредников и смягчений, одни из них - как отдельные  му-
жи, так и целые племена - блистательно возвысятся, друг ие будут  безжа-
лостно уничтожены. Сверху солнечные и самодостаточные существа,  власте-
лины с "глубоким, далеким и грозным взором", которые ничего не берут, а,
напротив, дают от избытка света и могущества, и которые стремятся к  ре-
шительному течению жизни со все более удивительной  интенсивностью,  од-
новременно с этим становясь все более неподвижными в своей сверхъестест-
венной законности. И тогда от романтического мифа, от "человека" и  "че-
ловеческого" ничего более не останется, и мы приблизимся к порогу  вели-
кого освобождения. И в мире ясности отразятся тогда  слова  предвестника
Ницше, понимаемые в трансцендентном смысле: " Как прекра сны, как  чисты
эти свободные, неразгоряченные более духом силы!"

Сноски

   (1)Нас нельзя обвинить в односторонности или в партийной  предвзятос-
ти, приводя в пример различные формы дуализма, известные восточному  ми-
ру. Ни одна из этих форм не имеет ничего обащего с дуализмом  христианс-
ким. Платон также знал об "Ином", но это "Иное" рассматривалось  им  как
нечто несуществующее, как нечто непостижимое и иллюзорное, а не как  ре-
альность в себе, и сама идея материи появилась в Греции впервые  лишь  у
поздних стоиков. Восточная магия также не имеет  отношения  к  дуализму,
так как она утвержд ает наличие духовного присутствия в вещах, чувствен-
ный аспект которых является лишь покровом скрывающим сущность.  Иранские
учения также говорят о борьбе двух космических сил, но они находятся  на
одном и том же уровне и стемятся к синтезу, который произой  дет  засчет
окончательной победы одной над другой. Простая, бездушная и лишенная "Я"
природа  появилась  только  тогда,  когда  дух  условно  был  помещен  в
абстрактное "потустороннее", т.е. когда  возобладало  иудео-христианское
сознание.

ЧАСТЬ V

НАШ ЕВРОПЕЙСКИЙ СИМВОЛ
НИЦШЕ, НЕПОНЯТЫЙ
ИСТИННАЯ ПАН-ЕВРОПА
МИФ О ДВУХ ОРЛАХ
ГИБЕЛЛИНСКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
НИЦШЕ, НЕПОНЯТЫЙ

   Следует подойти вплотную к двум идеальным мирам, и противоречие между
ними  нужно  не  сглаживать,  а,  напротив,  делать  еще  более  острым.
Единственно возможное решение - это разрушение и тотальный переворот.  В
том положении, в каком мы находимся, нельзя боле е надеяться на действие
прививок. На основе ценностей нашего сегодняшнего  мира  уже  невозможно
спасти труп, который день за днем играет в игру Воскресения и  постоянно
подменяет ужас пробуждения ужасом агонии. Следует уничтожить и  обновить
внутреннее зерно , начиная с самого основного,  -  без  этого  все,  что
предлагается как лекарство, не только не спасет, но и само заразится тем
же недугом. Во всех областях - как мы уже видели - сегодня  царит  поря-
док, находящийся в абсолютном противоречии  к  духовным  предпос  ылкам,
лишь на основе которых возможно достичь возрождения в традиционном смыс-
ле. Потому нельзя медлить с утверждением: все, что в современном челове-
ке связано с причинами, приведшими к сегодняшнему  извращению,  подлежит
полному уничтожению. Но одновремен но с этим должно быть утверждено сле-
дующее: мы желаем разрушения только потому, что мы знаем  высшие,  слав-
ные, живые формы. Мы стоим не за отрицание, мы стоим за Реставрацию. Су-
ществует совершенная, тотальная, позитивная система ценностей,  развитая
при уч ете других  пришедших  в  современную  профаническую  цивилизацию
форм, которая является достаточным основанием для готовности к отрицанию
- без опасения прийти к ничто  -  всего  принадлежащего  к  европейскому
упадку. В противовес демонизму коллектива, безымянно сти всемогущих  фи-
нансов и тирании социализированного и семитизированного Запада существу-
ет идеал возврата к кастам и к качественной иерархии. В противовес пози-
тивной науке и всем профанациям, которые - посредством этой науки - отк-
рыли шлюзы для рабочей и образованной черни, существует  аристократичес-
кий идеал Мудрости. В противовес ханжеской  абстрактности  и  формализму
анти-арийской веры существует сверхъестественный солнечный идеал инициа-
ции. В противовес люциферическому миражу техническо-механической вл  ас-
ти, этому плоду полного отречения, этому инструменту новой потребности и
нового  рабства,  существует  аристократический  идеал   метафизического
действия, безусловного могущества, которое элите реинтегрированного  че-
ловечества смогут предоставить ритуалы и с вященная традиционная  наука.
В противовес романтической, влюбленной в становление, "фаустовской" жиз-
ненной позиции  существует  освобожденный  и  повелевающий  классический
взгляд и идеал метафизического опыта на основе нового действия и  нового
размышления. Р итм убыстряется, круг западной цивилизации  грозит  замк-
нуться. По отношению к этому возможно выбрать одну из трех позиций. Либо
человек уклоняется: возводит ограды, уступает заблуждению и предает  са-
мого себя; сжигает мосты - прежде чем "сыновья Муспелля" об этом подума-
ют - чтобы закрыть своей заразе доступ в наши сокровенные тайны. Либо он
ожидает развязки да убыстряет ритм "прогресса", чтобы досмотреть до кон-
ца или, если этого не достаточно, дождаться пока все не определится и не
подготовится почва для сияющего появления  нового  древа.  Либо  человек
призывает к осознанию и протесту, терпеливо, сурово, безжалостно, с раз-
рушающей и творческой силой противостоит потоку, угрожающему  увлечь  за
собой последние еще здоровые части Европы. Но основанием этому, - повто-
рим еще раз, - вообще, предпосылкой любого внешнего действия должно  яв-
ляться внутреннее обновление. В первую очередь, человек должен  обладать
духовным мужеством, которое не допускает примирения и компромисса, и ко-
торое, позволяя относиться с соверше ннейшим равнодушием к тем, кто счи-
тает нас отставшими от времени мечтателями и чуждыми реальности  утопис-
тами, неразрывно связывает нас с традиционной истиной. И кто еще не  мо-
жет дойти до всего этого сам, тому следует  обратиться  к  единственному
предвестни ку, затерянному в этих мрачных временах, непонятному, ожидаю-
щему в тени Фридриху Ницше. Переживание Ницше отнюдь не исчерпано -  оно
еще не начато. Исчерпана эстетико-литературная карикатура Ницше,  биоло-
гическо-натуралистическая редукция некоторых чисто в ременных сторон его
учения. Но ценность, которую Ницше нес  героически,  ценой  неисчислимых
страданий, несмотря на все свое существо, которое протестовало и  желало
сдаться, пока, наконец, он не погиб страшной смертью,  -  эта  ценность,
стоящая вне его филосо фии, вне его человечности, вне его самого,  иден-
тичная космическому значению, отражению эонической силы hvareno и ужаса-
ющему огню солнечной инициации - эта ценность еще ждет того, чтобы  быть
понятой и переданной современникам. И в ней содержится призыв к  оружию,
к вызову, к отвращению, к новому пробуждению - к великой борьбе:  призыв
к тем, в которых - как мы сказали - будет решаться судьба Европы: утонет
ли она в сумерках или пойдет навстречу  новой  заре.  Освободите  учение
Ницше от его натуралистической с тороны, рассматривайте  "сверхчеловека"
и "волю к власти" истинными лишь как сверхбиологические и  сверхъестест-
венные ценности, и это учение сможет стать путем для многих, путем,  ко-
торый приведет к великому океану - к миру солнечной универсальности  ве-
ликой нордическо-арийской традиции, с высоты которой ясно ощущается  аб-
солютная нищета, абсолютная незначимость  и  абсолютная  бессмысленность
этого мира закованных и одержимых. Именно так следует понимать предвари-
тельные, практические действия, исходящие из выс очайшей точки соприкос-
новения, доступной на данный момент лишь небольшой элите.  В  то  время,
как для других, не понимающих этого, они могут быть лишь причиной смеше-
ния, которое принудит их отказаться не только от высших идеалов, но и от
непосредственных, практических и реализуемых ценностей.  Нордическо-язы-
ческие ценности суть ценности  трансцендентные,  и  они  получают  смысл
только за счет той всеохватывающей, анти-современной и  анти-европейской
концепции, которую мы уже обрисовали в общих чертах. Но они мо гут  быть
и этическими законами, пригодными для образования базиса новых отношений
и нового стиля жизни, освобожденного от  лицемерия,  трусости  и  мечта-
тельности последних поколений.
   Языческий эксперимент отнюдь не является невозможным и анахроническим
экспериментом с той точки зрения, которой мы  постоянно  придерживаемся.
Разве мы не слышим почти ежедневно, как представители европейской  рели-
гии говорят о "язычестве" современного мира -  и  как  они  сожалеют  об
этом? По большей части это язычество воображаемое: здесь речь идет о не-
дуге, в корнях которого тому, кто внимательно следил  за  нашей  мыслью,
нетрудно будет разобраться и узнать в них те же силы и те же  положения,
которые изначаль но фальсифицировали  античный,  дохристианский  мир.  В
другом аспекте это язычество подлинное. Надо уметь видеть в нем стороны,
которые могут служить средствами для достижения  цели  и  таким  образом
превратиться в нечто позитивное. И это отнюдь не является си нонимом ма-
териализма и коррупции, как, к сожалению, полагает большинство;  в  язы-
честве следует видеть подготовку к высшему и реальному духовному состоя-
нию, которое заставляет нас оставаться верными силам нордическо-арийской
расы - там, где эти силы подавл ены, но не побеждены. Позитивная сторона
современного язычества там, где существует реализм, означающий преодоле-
ние романтизма; там, где в новых поколениях осуществилась не теоретичес-
кая, а практически пережитая ликвидация различных трусливых образцов  мы
сли, чувства, искусства и морали; там, где возродилось нечто изначальное
и варварское, но совмещенное с  упрощенными,  ясными  и  господствующими
формами внешнего модернизма; там, где появилась новая объективность, но-
вая серьезность и новая изоляция, которая , однако, не исключает возмож-
ности сотрудничества в действии и для действия; там, где вещи снова  бо-
лее интересны, нежели люди, созидание более интересно, нежели  отдельные
характеры и "трагедии" их авторов - будь-то индивидуумы, расы  или  кол-
лективы - там, где стремление "души" в широту, в вечность, в безразличие
возрожденного мира по отношению к человеческому стало  реальным:  но  не
как бегство, а как возврат к нормальности,  к  естественности,  к  цент-
ральности. Все это может содержать принципы для предварите льного катар-
сиса. Усилия должны быть направлены на то, чтобы путь такого  "преодоле-
ния" проходил бы не только на уровне материи и "жизни", - как это проис-
ходит в большинстве случаев, - на уровне только "посюстороннего",  чтобы
окончиться в мерзкой убогости человеческих возможностей. Необходимо  при
этом, чтобы посредством тем нового реализма, нового нордическо-языческо-
го классицизма, новой свободы в бытийном, в анти-сентиментальном, в "до-
рическом" и в объективном - которые появляются здесь и там в различны  х
течениях молодого поколения, нередко сопровождаемые темами нового ницше-
анства - чтобы посредством этих тем было осуществлено преображение, что-
бы был достигнут уровень истинной духовности  (и,  следовательно,  чтобы
были найдены пути к тому, что стоит вне материи и вне "духа", как  пони-
мают его деятели современной культуры) и чтобы - за  счет  выдвинувшейся
элиты - влиться в нечеловеческое через стиль ясного видения,  господства
и индивидуального совершенства. Когда на основе такой этики, которую  мы
можем наз вать нордическо-языческой, наши здоровые расы очистятся и пол-
ностью пропитаются новым жизненным стилем, тогда будет готова почва  для
понимания и постепенного осуществления того, что стоит еще выше и о  чем
мы уже говорили; тогда станет очевидным, что пуст ота - это не  то,  что
было раньше или будет позже, пустота - это то, что есть сейчас.

ИСТИННАЯ ПАН-ЕВРОПА

   Остается прибавить еще несколько замечаний конкретного порядка о  по-
ложении дел в Европе на сегодняшний день. Дело в том,  что  ранее  расп-
ространявшиеся лишь на политическую и хозяйственную области, выступавшие
лишь спорадически и находившиеся так сказать в  диффузионном  состоянии,
определенные негативные силы сегодня организуются, приобретают власть  в
истинном смысле этого слова, и гегемонистские  притязания,  их  разруши-
тельный характер по отношению ко всему тому, что в  ограниченном  смысле
можно назвать евро пейской традицией, представляют для нас реальную  уг-
розу, которая порождает политическую альтернативу. При  таком  положении
вещей на передний план выступает следующая принципиальная проблема: смо-
жет ли Европа несмотря на хозяйственный и политический кризис  сохранить
свою автономию по отношению к неевропейским  и  анти-европейским  силам,
или для того, чтобы спасти ее, необходимо объединение? Эта так  называе-
мая "пан-европейская" проблема  была  впервые  поставлена  графом  Куде-
нов-Калегри, и он рассматривал Россию , Англию и Азию как  три  основные
силы, придающие этой проблеме реальную значимость. Впрочем, нельзя оспа-
ривать то, что при общем ощущении кризиса и беспокойства, присутствующих
даже на материальном уровне в западных обществах, лучшие головы вынужде-
ны сег одня обратиться к идеалу высшей вселенской  культуры,  в  которой
должен снова организоваться новый, единый  принцип  европейских  рас,  в
настоящее время разбросанных и испытывающих недостаток в силах и  людях.
Пан-европейская проблема может быть включена в наш и рассуждения,  и  мы
можем сказать, что она действительно имеет смысл  и  глубокое  основание
лишь постольку - in primis et ante omnia - поскольку она является  выра-
жением потребности защитить традиционную Европу. Практическая польза  от
пан-европейского союза обладает для нас лишь вторичным и условным  инте-
ресом, так  как  величайшая  опасность,  грозящая  Европе,  является  не
столько материальной, сколько духовной опасностью.  Не  следует  строить
иллюзий о возможности объединения на уровне материи и  "политики":  этот
уровень, уже в силу своей природы,  есть  уровень  случайности,  относи-
тельности, иррациональности и компромисса: нелепо полагать, что  на  нем
могла бы основываться живая, истинная, стабильная форма  при  отсутствии
высшего принципа - при отсутствии души. Толь ко на духовном уровне можно
достичь истинного единства и преодолеть дух  раскола  и  партикуляризма.
Придерживаясь этой точки зрения, можно пойти дальше и - вместе с  графом
Куденов-Калегри - рассматривать Россию, Англию и Азию как основные цент-
ры сил, котор ым должен противостоять европейский блок: но лишь в смысле
духовной опасности, которую представляет собой каждая из этих  стран.  В
России мы имеем силу, реально угрожающую нашему будущему. Мы уже видели,
как процесс духовной деградации - особенно в аспект  е  передачи  власти
одной древней арийской касты другой - ведет к началу нового,  коллектив-
но-пролетарского, механизированного варварства,  явного  врага  свободы,
духа и личности - именно это представляет собой Советская Россия. В тем-
ном, демоническом сознани и Советы действительно взяли на себя пророчес-
кую миссию - принести будущему  человечеству  универсальную  культуру  -
пролетарскую культуру с ее мифом человека толпы. И Куденов-Калегри верно
замечает, что, если вчера Европа по отношению к русской революции я вля-
лась порядком по отношению к хаосу, то сегодня истина состоит как раз  в
противоположном: Советы сегодня - это железный, одновременно  политичес-
кий , идеологический и хозяйственный блок, и когда варварская сила тако-
го направления упорна в абсолютной орг анизации всевозможных энергий,  в
рационализации и эксплуатации всех  природных  и  человеческих  ресурсов
(первым проявлением чего является их "пятилетний план" и ссылки на опре-
деленные цели в достижении интернационального политического  господства)
- то для Европы, погрязшей  в  своих  национальных  и  интернациональных
склоках, со своим разрушенным хозяйством, и, что самое страшное, со сво-
ими разбитыми идеалами, это представляет опасность, роль которой  трудно
переоценить. Что касается второй силы - Англии, то е е обобщающий термин
строго говоря, надо искать в Америке, чтобы иметь  полное  представление
об анти-европеизме практицистской, меркантильной, демократически-капита-
листической, профанической и протестанской культуры,  которая  именно  в
Америке нашла свое око нчательное выражение: в маммонизме, в  чрезмерной
стандартизации, в тирании трестов и денег, в унизительной религии "соци-
альности" и труда, в уничтожении всех метафизических интересов и в прос-
лавлении "звериных идеалов". И с этой точки зрения не Англию,  м  ировое
господство которой уже сходит на нет, а Америку - и Америку прежде всего
- следует рассматривать как западный аналог той же опасности, которую на
восточных рубежах представляет собой Советская  Россия.  Различие  между
этими двумя культурами состоит в следующем:  те  линии,  которые  Советы
стараются провести с напряжением, как  нечто  трагическое  и  ужасающее,
посредством диктатуры и системы террора, в Америке  вместо  этого  имеют
видимость демократии и свободы, хотя и их спонтанным следствием с  необ-
ходимос тью является то же сведение интересов до уровня  материальной  и
индустриальной продукции, отказ от всего традиционного и аристократичес-
кого, создание химеры технически-материального покорения мира. При расс-
мотрении третьей, азиатской, опасности очевидно, что речь идет не об ев-
ропеизированной Японии, и еще менее о Китае и Индии.  Заслуга  Генона  в
том, что он показал, что, в действительности, имеет место как раз  нечто
противоположное - именно Запад представляет собой опасность для этих на-
родов, заключая в с ебе принцип их возможного упадка: Запад ввел в  жилы
Востока вирус модернизации, способствовал быстрому разложению тех остат-
ков традиционного и трансцендентного, которые  эти  великие  народы  еще
сохранили в своей организации. Если завтра Восток, организовав  шись  по
примеру Запада и заразившись скверной современного духа, будет представ-
лять собой политическую опасность для Европы, то вина и  ответственность
за это целиком и полностью ложится на нее одну. Об  азиатской  опасности
следует говорить совсем в другом смысле: речь идет об опасности, которую
для европейской души, и особенно при сегодняшнем положении вещей, предс-
тавляет собой двусмысленная, пантеистическая, запутанная, трусливая  ду-
ховность, присутствие которой обнаруживается в тысячах нео-мистических и
теософических течений и сект, почти всегда сопровождаемая темами гумани-
таризма, пацифизма и анти-иерархии, напоминающая синкретическую  азиатс-
кую культуру эпохи александрийского упадка. Конечно, к  традиционному  и
тем более к арийскому Востоку все это не имеет ни  малейшего  отношения:
дело касается пафоса, уходящего корнями в глубинные слои низших рас,  за
счет покорения которых были созданы великие восточные культуры;  пафоса,
способствующего дальнейшему разложению семитизированного  Запада.  Очень
жаль, что Восток известен сейчас именно с этой стороны, и что многие ев-
ропейские течения  питаются  именно  этими  идеями.  В  этом  смысле  он
действительно представляет собой опасность: опасность, состоящую в  том,
что человек, желающий бороться с западным материализмом , впадает в  ан-
ти-западный и немужской  спиритуализм.  Таким  образом,  собрав  воедино
трехстороннюю опасность, проблема европейского  объединения  приобретает
реальное значение. Бороться против этого - хорошо. Но главный вопрос: во
имя чего бороться? Следует п ризнать, что политической  и  хозяйственной
России как федерации Советских республик и  Соединенным  Штатам  Америки
Европа противопоставляет анти-иерархические, светские идеалы, точно  со-
ответствующие обеим силам. И при этом выясняется, что позитивное решение
совпадает с негативным. Такое сопротивление равнозначно отречению, скры-
тому распаду, переходу на сторону врага  посредством  действия,  которое
должно было бы воспрепятствовать его дальнейшему  продвижению.  Впрочем,
было бы легкомысленно требовать от суммы того, что не  содержится  ни  в
одной из частей. Было бы нелепо воображать, что какая-либо  форма  евро-
пейского единства сможет принести пользу, тогда как отдельные народы еще
не готовы к противодействию, к духовной интеграции,  которая  уничтожила
бы внутри ни х самих советизм и американизм, и при этом создало бы  еди-
ный дух, позволивший бы этим народам спонтанно и  органично  возвыситься
до качественно иного уровня. Душой такого отдельного  противодействия  и
такой отдельной интеграции, которые изнутри подготовят почву  для  евро-
пейского блока, как духовно, так и материально, являются защищаемые нами
идеалы, интегральное утверждение ценностей нордическо-арийской традиции,
как основание аристократического  возрождения.  Куденов-Калерги  считает
компонентами "европейско й души" - и следовательно, предпосылками  буду-
щей Пан-Европы - индивидуализм, героизм,  социализм:  ценности,  которые
современная Европа почерпнула из классических традиций - из  нордической
и христианской. Но объединение этих трех ценностей является компром  ис-
сом. Введение "социализма" как европейской ценности - все наши  предыду-
щие рассуждения служат тому доказательством - равносильно троянскому ко-
ню, который раньше или позже откроет в европейский блок доступ  тем  си-
лам, которые и составляют главную опасност ь, которым  надо  противосто-
ять, против которых надо бороться. Куденов-Калегари впадает в эту ошибку
потому, что он понимает компонент "индивидуализма" в  его  чисто  плюра-
листском аспекте; поэтому он и признает как компенсацию за разделение  и
атомизм, которы е несет в себе чистый индивидуализм, право  "социализма"
как скрепляющего цемента. - В действительности же, существует такой  ин-
дивидуализм, который уже в самом себе - через ценности верности,  служе-
ния и чести - несет зародыш преодоления изоляции и эгоизма  и  открывает
путь возможности ясной и здоровой иерархической организации. Ни римляне,
ни нордическоарийские племена не нуждались в христианском социализме для
создания реальных, высших форм организации. Впрочем,  существует  социа-
лизм и социализм: существу ет арийский социализм, как воинственный идеал
товарищества свободных господ, и семитский социализм, двусмысленный, то-
темистский и немужской, состоящий из потребностей и пафоса, который  нам
совершенно не нужен и который мы определяем как осквернение европ ейской
души. И если в нашем мировоззрении аристократическая идея является  пер-
вым принципом традиционного возрождения, то мы также имеем принцип,веду-
щий к практическому и политическому преодолению того, что сегодня в кор-
не противостоит европейскому  объеди  нению.  Этим  принципиальным  пре-
пятствием является национализм. Мы видим в действительности, что  именно
из-за национализма произошло крушение того вселенского единства, которое
существовало в Европе в Средние века, когда пал  иерархическо-аристокра-
тический идеал Средневековья, когда исчезли сословная  дифференциация  и
товарищество, когда на их место вступили  национальная  централизация  и
создание "общественных властей", и когда вожди от  высших,  связанных  с
литургией могущества, функций перешли к прямому, абс олютистскому вмеша-
тельству в область политики, непосредственно касающейся хозяйства  нации
как страны и коллективности, - как раз тогда и начались материализация и
деградация, открывающие дорогу разрушительному партикуляризму: тому пар-
тикуляризму, еще бол ее озлобленному в наше время, из  которого  сегодня
состоят различные европейские нации, противостоящие друг другу, вносящие
раскол и, следуя противоречащей самой себе идее, борющиеся за  гегемонию
пошлого политического, хозяйственного и территориального ти па.  Поэтому
только при выборе кардинально противоположного пути -  естественно,  без
возвращения к обусловленным временем формам, а в новом восприятии  этого
духа - возможно осуществление идеала европейского единства. И пока - как
это происходит сегодня - д ух является лишь инструментом политики;  пока
аристократия перемешана с плутократией  и  с  руководителями  чисто  хо-
зяйственной, административной или милитаристской организации; пока госу-
дарство есть только нация, а не иерархия каст, не дифференциация ценност
ей, корысть, эгоизм, конкуренция, планы алчной промышленности и т.д.,  в
своей иррациональности и разрушительности, остаются силами,  обладающими
таким могуществом, что об него разобьется  всякая  попытка  объединения.
Сейчас прежде всего необходимы децентрал изация и хозяйственное  разору-
жение, чтобы государство как духовный принцип отделилось от своей  мате-
риальной стороны, чтобы, ограничив эту сторону, оно смогло подняться над
ней через интегрально понятый иерархический идеал, который  как  таковой
стоит выше всех партикуляристских, материальных, этнических и  географи-
ческих условий. Тогда в различных государствах  возникнет  аристократия,
которая, оживляясь одной и той же традицией и одной и той  же  литургией
могущества, и внутренне придерживаясь реальных, сверх национальных  цен-
ностей этой традиции духа, действительно осуществит объединение  сверху,
создаст такое сверхнациональное единство, которое будет объединено духом
без смешения тел. Только в этом смысле можно образовать  Пан-Европу,  и,
следовательно, только в этом смысле можно определить, что  является  по-
лезным для решения европейского кризиса и  создания  европейского  блока
против опасностей, угрожающих уничтожить даже материальные остатки нашей
древней культуры. В одном случае европейское единство могло  бы  о  ста-
ваться в состоянии живой реальности, не требующей никаких внешних  уста-
новок. Но в другом случае, оно могло бы динамически проявить свое  могу-
щество, охватить в едином неудержимом потоке и в единой  воле  различные
расы и традиции и повести их к той цели защиты и покорения, которая, по-
буждаемая сверху,  намного  превышает  слепой  детерминизм  политических
страстей и повинуется только идеалу; повести  их  к  универсальности,  к
преображению: так, как это было в крестовых походах, в которых Европа  в
первый и после дний раз совершила особое действие, выходящее за  пределы
страны и крови. А по поводу политической формы  такого  единства,  соот-
ветствующей европейской традиции, мы можем еще раз указать на этику,  на
которой покоилось древнее нордическо-языческое мировоззре ние. Мы счита-
ем, что это должно быть товарищество свободных существ, в  мирное  время
представляющих перламент равных, внутренне независимых господ, а в воен-
ное время или для достижения общей цели и во время общего действия гото-
вых по зову преобразиться вм есте со своими людьми в верных воинов  еди-
ного вождя.

МИФ О ДВУХ ОРЛАХ

   Предыдущие рассуждения подвели нас вплотную к  еще  более  конкретной
проблеме: она состоит в выяснении того, что является исходной точкой но-
вого европейского объединения. Мы убеждены, что начало этому может поло-
жить лишь объединение двух орлов: германского и римского. Ленин  однажды
сказал: "Римско-германский мир есть величайшая преграда для  осуществле-
ния пролетарских идеалов." Это признание для нас очень ценно. Когда воз-
никла необходимость создать крепкий единый лагерь европейских стран, мо-
гущий говорить о себе с достоинством, могущий утвердить традицию  против
тех, которые ее не имеют, против тех, которые отреклись от  нее,  забыли
ее, и против тех, которые предоставляют для нас ту или иную форму  опас-
ности, - по нашему мнению, сердцем  такого  блока  может  бы  ть  только
объединение Италии с германскими странами. Римско-германский мир являет-
ся символом и сутью того, что на Западе называют "культурой" в истинном,
качественном, традиционном смысле, по сравнению с которой социалистичес-
кое, механическое, плебейское направление представляет собой убогую  па-
родию. Италия, Германия и Австрия вместе составляют  традиционный  полюс
Запада . С Востока и с Запада теснят нас анти-традиционные народы:  сла-
вяне никогда не имели традиции. Америка также начисто лишена ее. Республ
иканская, деградировавшая, негроизированная и семитизированная Франция -
первый очаг современного восстания рабов -  больше  не  знает  традиции.
Древняя аристократическая Англия в руках демократии и постепенно прибли-
жается к концу своей нисходящей траектори и. Различные малые государства
Сердиземноморья, Балкан и Севера тоже в различной степени приспособились
к общей ситуации, и у них нет никаких возможностей приблизиться к  тому,
что обладает ценностью универсального символа. Мы  не  побоимся  утверж-
дать, что в той мере, в какой стремление к возвышению и возрождению, под
сенью истинно языческих, арийских символов  (с  одной  стороны,  Орла  и
Свастики, с другой - Орла и Фасции) проявляется в германском и итальянс-
ком народах, оно обладает высшим значением и отнюдь не исчерпывается так
называемым "sacro egoismo"("Священный эгоизм" - лат.) . Мы должны  приз-
вать германскую и итальянскую нации к союзу, направленному не только  на
политические , хозяйственные и милитаристские интересы, - как это  имеет
место в имморализме тех, кто сегодня держится только за нацию, - а к ор-
ганичному, интегральному союзу духа и тела. Мы не  побоимся  утверждать,
что восстановление в иной форме того, что перед войной было предупрежде-
нием - "тройственного союза" - является также проблемой наше го  лучшего
будущего. От этого зависит возможность создания в Европе первого центра,
здорового основания для ее истинной защиты. Предпосылкой этого  является
осуществление в обеих странах того процесса мужской,  "солнечной"  реин-
теграции, о которой мы уже го ворили и по отношению к которой  все,  что
предлагают сегодня Италия и Германия в смысле новых  политических  идей,
следует рассматривать только как подготовку. Во всяком  случае,  Италией
уже сделан значительный шаг вперед в том, что она расчистила себе  путь,
уничтожив последние пережитки той Ризорджименто-идеологии, которая упор-
но видела в Австрии и Германии своих "кровных врагов",  а  во  всех  ос-
тальных латинах - "братьев". И когда Италия не на словах, а на деле при-
сягнет имперскому идеалу, древнему римскому идеалу, тогда мысль о  веде-
нии войны во имя романтической "патриотической" идеологии  покажется  ей
смешной. Скоро приблизится день, когда, помимо поверхностных и  иллюзор-
ных причин, Мировая война откроет свой смысл, который  не  имеет  ничего
общего с ханжески ми поводами гуманитарной, анти-аристократической идео-
логии. Муссолини уже пояснил, что "Мировая Война была революционной, по-
тому  что  она  в  море  крови  потопила  век  демократии,   статистики,
большинства и количества".  Действительно,  Мировая  война  означала  во
сстание и коалицию плебейского национализма и современной мировой демок-
ратии против тех народов, в глубине которых сохранились остатки древних,
монархо-феодальных порядков и которые сражались скорее во имя феодально-
го права и наследия, нежели во имя плеб ейских, современных,  территори-
альных и "национальных" принципов. Конечно, существует противоречие и  в
немецких народах. Если Италия от национального идеала, в  котором  очень
мало что осталось от древней традиции и который поэтому скорее примыкает
к новой французской идеологии, должна перейти к  универсально-имперскому
идеалу, утвержденному в идее Рима, то Германия должна выйти за рамки то-
го расового фанатизма и национализма, из-за которого можно впасть в  ма-
териалистический и анти-традиционный партикуляриз м.  Необходимо  также,
чтобы Германия вспомнила, как о своей  лучшей  традиции,  о  сверхнацио-
нальной Священной Империи Германских Наций. И тогда она сможет следовать
по пути к "Третьему Рейху", о котором пророчествуют  многие  современные
направления германског о возрождения; по пути к той точке, где -  как  в
эпоху средневекового вселенского единства Европы -  римский  Орел  снова
соединится с нордическим.  И  если  Германия  хочет  защищать  нордичес-
ко-арийскую традицию, то следует отличать - как это делаем мы - ее  низш
ее, биологически обусловленное, и поэтому случайное и  партикуляристское
значение от высшего и духовного значения, не исключающего первое, а  ин-
тегрирующего его и сводящего к идее типа,  образа  примордиальной  силы,
творческой силы, которая должна быть пробу ждена для  новой  культуры  и
нового единства Европы. Когда человек находится на уровне, где миф крови
и расы является последней инстанцией, само собой разумеется,  что  перед
присущим высшей расе стремлением к универсальности  возникают  принципи-
альные преград ы. С нашей точки зрения, некоторым немецким националисти-
ческим кругам следует преодолеть этот уровень, но не в смысле отказа  от
этой линии в целом, но в смысле утверждения высших, свободных от природы
и случайности идеалов. Когда Мюллер ван ден Брук сказ ал, что после  то-
го, как Германия проиграла войну, она должна выиграть Революцию,  -  эти
слова нам следует понимать в том смысле, что Германия должна  отказаться
от тех реформационных посылок, которые приводят ее к принятию политичес-
кой идеи своих бывших пр отивников. И если сегодня  некоторые  жалуются,
что Германия не является "нацией" в смысле анти-иерархического объедине-
ния всех классов, то мы, в свою очередь, видим в этом только ценность  и
позитивную, анти-современную сторону этого народа. Всякий  "социал  изм"
следует отвергнуть и при этом дать решительный отпор некоторым склоннос-
тям современной молодежи. Часто нам приводят характерные, но  недобросо-
вестно проработанные доводы, утверждающие, что германская традиция  есть
традиция лютеранского восстания и кр естьянской войны (и на этом основа-
нии некоторые доходят до того, что провозглашают ее "вестницей Востока",
которая должна объединить "социалистическую Германию" с Советами в похо-
де против Рима и остатков "феодализма!"), вместо того, чтобы  искать  ее
истин ные принципы в Средневековом мире и  арийско-германской  этике.  И
если говорят об анти-римстве  гибеллинского  Императора,  вступившего  в
борьбу против ига, которое принявший семитскую религию Рим  хотел  нало-
жить на него, то оно отнюдь не являлось анти-римство м лишенного  тради-
ции мятежника, в соответствии с текстами семитского "откровения", потому
что император боролся именно за остатки Империи, иерархии и  авторитета,
вопреки всему сохраненные Римом. Следует твердо понять, что, как христи-
анство означает велик ое падение римско-языческого человечества,  так  и
Реформация означает падение нордическо-германского человечества,  и  что
восставать против этого надо не во имя Церкви, а во имя самой  нордичес-
кой традиции, во имя интегрального языческого духа. И  когда  это  будет
понято, многие искусственные антитезы, подчас даже высшего, духовного  и
культурного уровня, возникающие вследствие смешения духовного мужества и
сектантского духа Рима, будут автоматически сняты. Лютер так  же  далеко
отстоит от истинной германской а  ристократической  организации,  как  и
"социализм" еврея Карла Маркса. Перейдем  теперь  к  более  эмпирической
стороне: в Италии фашизм уже ведет борьбу против парламентаристской  яз-
вы, против демократии и социализма. Воля к порядку и к иерархии,  к  му-
жественнос ти и к авторитету должна привести к  новой  национальной  ре-
альности. Признание позитивной стороны этого движения не исключает,  од-
нако, многих присущих ему ограничений, и если таковые не будут преодоле-
ны, то тогда они лишь еще более отдалят Италию от истинн ого, традицион-
но-аристократического возрождения. Фашистская склонность к государствен-
ной централизации действительно ценна как  противоядие  демократическому
либерализму и анархическому, разрушительному индивидуализму, но  ее  все
же следует ограничить, чтоб ы воспрепятствовать деспотизму "общественных
властей", который с необходимостью повлечет  за  собой  нивелирование  и
превращение общества в безличный механизм. И точно так же  корпоративные
идеи фашизма, хотя они и ценны своим преодолением ложного марксистск ого
учения через высший идеал справедливого  и  благородного  сотрудничества
классов, не должны вести ни к усилению политики за счет хозяйства, ни  к
перевороту в синдикалистском смысле, ни к  ограничению  государства  хо-
зяйством - как того хотят некоторые фаши сты,  считающие  свое  движение
усовершенствованным вариантом русской революции.  Нам  нужно,  в  первую
очередь, восстановить и оживить качественную и плюральную систему  Сред-
невековых сословий и гильдий, с их относительной автократией  и,  прежде
всего, с их вну тренней духовностью, с  их  превосходством  над  простой
службой и ... активистски-производительным оргазмом, естественно, в  той
мере, в какой это возможно в сегодняшнем мире,  разрушенном  машинами  и
закрепощенном невидимым детерминизмом всемогущих международ  ных  финан-
сов. Фашистская Революция поддержала Монархию, - и это уже много, -  но,
однако, она ничего не сделала для того, чтобы эта Монархия  из  простого
символа снова превратилась в живую власть. Монархия в рамках фашизма,  к
сожалению, осталась функцией, которая "царствует, но не  правит".  Кроме
того, так называемая иерархия фашизма состоит скорее из простых  партий-
ных руководителей, - часто людей, пришедших  снизу,  лишенных  истинной,
духовной традиции и обладающих, в большинстве случаев, лишь способностью
к внушению, свойственной "народным ораторам" и "кондотьерри",  -  нежели
из истинных аристократов. Погрязший в борьбе и заботах конкретной  поли-
тики фашизм, по-видимому, не интересуется созданием  иерархии  в  высшем
смысле, покоящейся на чисто духовных  ценнос  тях,  презирающей  скверну
современной "культуры" и современного интеллектуализма и  озабоченной  в
первую очередь созданием центра, который поднялся бы над всеми светскими
и религиозными ограничениями. Фашистская  клятва  римскому  символу  еще
очень далека от клятвы римско-языческой,  не  просто  милитаристской,  а
сакральной идее Империи, которая сделала бы очевидной компромисс  и  оп-
портунизм соглашательства интегрального фашизма с какими бы то  ни  было
разновидностями семитско-христианской религии. Тот факт, что  фашистская
идея государства является только светской, "политической"  и,  в  лучшем
случае, "этической", вынуждает нас, языческих Империалистов,  рассматри-
вать ситуацию как "лучше чем ничего", и мы отдаем предпочтение  фашизму,
несмотря на все его противоречи я, по сравнению с Римской Церковью - но-
сительницей универсального, сверх-светского авторитета, - так  как  пока
ничего другого нет. Если бы  эти  ограничения  были  бы  преодолены,  то
итальянцы, следуя по пути, восходящему над фашизмом, смогли бы оказаться
в чи сле первых народов, призывающих к традиционному и аристократическо-
му восстановлению. Что касается Германии, то  она  находится  сегодня  в
состоянии борьбы, и, в первую очередь, ей необходимо сейчас  ясно  осве-
тить те идеалы и мифы, которые смогут лучше сориен  тировать  враждующие
между собой течения. Если Свастика, арийско-языческий  символ  солнца  и
его сияющего пламени, принадлежит к символам, которые скорее, нежели ка-
кие-либо другие, смогут привести к  истинному  германскому  возрождению,
то, что касается назван ия партии, выступающей под этим знаком и  совер-
шающей сегодня в Германии фашистскую революцию, то оно оставляет  желать
лучшего. В действительности, не говоря уже об апелляции к рабочему клас-
су, элементы "национализма" и "социализма" вовсе не согласуются с благо-
родной германской традицией, и следует уяснить себе, что Германии  необ-
ходима революция именно против демократического  социализма.  Восстанов-
ленный "гарцбургский фронт" представляет собой правильный путь: движение
анти-марксистского и анти-демократич еского восстания, которое  является
фронтом всех консервативных и традиционных элементов. Необходимо следить
за тем, чтобы "социалистический" момент не становился центральным,  даже
когда он является "национал-социализмом" - и чтобы все  то,  что  сейчас
груп пируется вокруг престижа вождей, не вылилось бы в реальности в дви-
жение масс. Действительно, многие притязания  на  "социальную  оправдан-
ность" справедливы, и восстание против капиталистической олигархии явля-
ется предпосылкой восстановления качественного и аристократического  по-
рядка. Однако нельзя забывать, что, когда дело идет только об  этом,  то
подобное восстание - и также взятое с противоположным знаком -  остается
на уровне, на котором развертывается марксизм, и не имеет права быть пе-
ренесенным за преде лы этого уровня. На немецком народе еще лежит  отпе-
чаток традиции порядка, дисциплины и  аристократии.  Следует  оставаться
верными этой традиции и снова утвердить  сверхполитические  элементы,  в
которых она сможет найти свое оправдание. То, что  демократически  -рес-
публиканский режим в Германии является только междуцарствием, переходным
периодом, становится все более очевидным для лучших умов Европы.  Дикта-
тура при определенных,  особых  и  революционных  обстоятельствах  может
стать необходимым явлением, но, однако, она никоим образом  не  является
истинным и достаточным решением. Она может иметь силу лишь  как  путь  к
восстановлению того, что было разрушено внешней властью - как  фатальное
следствие проигранной в колоссальном напряжении войны. Но возникает воп-
рос о тип е режима. Как мы сказали в начале: Монархия, (как кайзерство),
которая в своей высшей власти над отдельными государствами являет  собой
образ того, чем могла бы быть интегральная, сверхнациональная, европейс-
кая функция, есть самое здоровое основание для д лительного  поддержания
традиции и для образования предельно  персонализированной,  мужественной
иерархии; такой иерархии, которая покоится на арийско-феодальной  основе
службы и верности, а не на каком-либо "законе" или "социальной  истине",
характеризующих узурпацию власти классом тогровцев и, в конечном  счете,
рабов. Следующим условием для Германии является, естественно,  вычищение
всей той гнили, которая появилась в различных формах  пораженчески-паци-
фистских, расплывчатых, грубых и пошло реалистических пи саний. Саму ан-
титезу, представляющую, с одной стороны, профессорский, бескровный, про-
фанический и дилетантский рационализм, а с другой -  современный  роман-
тизм жизни  и  иррационального,  следует  преодолеть  через  возвышенное
стремление к новому реализму тран сцендентного характера, в котором смо-
жет найти себе новую форму культурный идеал духа в классическом,  сверх-
рациональном, дорическом смысле; духа, с молчаливым  достоинством  уста-
навливающего свой точный закон над душой и телом; духа, полного отвраще-
ния к м иру литераторов, ученых  и  ничтожных  людей,  танцующих  вокруг
комплекса Эроса и хозяйственного механизма. Принимая во внимание  вышеп-
риведенные замечания относительно односторонне понимаемого расового уче-
ния, следует сказать, что  следующим  пунктом  подготовк  и  германского
восстановления является анти-семитизм. Но следуя этому  пути  до  конца,
становится ясным, что иудейство, против которого в Германии уже  ведется
борьба, является только одной  стороной  гораздо  более  могущественного
врага: антисемитизм с необход имостью приводит к альтернативе,  которая,
с одной стороны, предлагает признание христианской религии, а с другой -
верность нашей истинной традиции, волю к  новой,  интегральной,  солнеч-
но-нордической и поэтому языческой духовности, как к  высшей  интеграции
наших ослабших рассеянных в темной эпохе сил. Радикальный антисемизм не-
возможен, если он не  является  в  то  же  время  анти-христианством(1).
Только на основе арийско-языческой духовности  можно  выдвинуть  универ-
сальную антитезу семитизму, как, в свою очередь, универсальному  феноме-
ну, современные, хозяйственные и социальные проявления которого суть его
частные аспекты метериального характера. Способствовать на  этой  основе
объединению двух Орлов - римского и германского - это первый этап  реше-
ния проблемы будущего Европы. Посмотрим, хватит ли мужества и непреклон-
ности у мужей, способных встать на вершину этого "мифа" и твердо заявить
о нем: "Эт о должно стать новой реальностью!" И осознание того, что тог-
да только два наших народа могут защитить древнюю Европу, должно придать
нам достаточно сил для преодоления всего, что на расовом или  политичес-
ком уровне препятствует нашему взаимопониманию.  Ожи  дая  политического
переворота, который укажет Европе путь к ее высшей судьбе, следует, меж-
ду тем, стремиться к внутреннему действию, такому,  каково  оно  есть  в
действительности: следует стремиться  к  достижению  такового  духовного
состояния и созиданию таког о стиля жизни, которые  все  более  и  более
приближались бы к традиционному типу. Только в глубине могут быть найде-
ны точки соприкосновения и изначальные силы, способные за кулисами, бла-
годаря тем "невидимым вождям", о которых мы говорили вначале,  задержать
падение и противостоять тому, что привело Европу к катастрофе.

ГИБЕЛЛИНСКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ

   Заканчивая наши рассуждения, мы должны углубить упомянутую нескольки-
ми строками выше проблему соотношения между  идеалом  новой  европейской
культуры и католицизмом. С чисто доктринальной точки зрения вряд ли нуж-
но говорить, что недвусмысленный ответ на это т вопрос дан во всем нашем
изложении. Здесь же мы спустимся до более условного уровня,  имея  перед
глазами принципы, которые смогут поддержать некоторые современные движе-
ния политического характера. Во-первых, следует сконцентрировать  внима-
ние на том, что мы хотим говорить специально о католицизме, а не о хрис-
тианстве вообще. Конечно, католик не был бы католиком, если бы он не ут-
верждал, что католицизм является христианством, и что Церковь - это  за-
конная и единственная наследница Христа. Однако такое "ор  тодоксальное"
убеждение отнюдь не меняет того факта, что  христианство  вместе  с  иу-
действом явились почвой для возникновения - прямого или косвенного - со-
вокупности таких вещей, которые далеко выходят за рамки простого католи-
цизма. Мы уже упоминали, в каки х силах надо искать  семитско-христианс-
кий фактор, сильно разнящийся с течением, которое было  до  определенной
степени романизировано городом Орла и Фасции. И мы, кроме уже  высказан-
ного отношения к этим силам, не хотим более тратить на это слов.  Сейчас
мы хотели бы заняться только католицизмом в строгом смысле этого  слова.
Дело в том, что католицизм со своей огромной иерархической  машиной,  со
своей кажущейся стабильностью, вечностью и  универсальностью,  со  своей
верностью, в некотором роде, неземным ценнос тям, в наши мрачные времена
для многих еще является чарующим соблазном. Это заходит подчас так дале-
ко, что многие саму идею традиции отождествляют с католической  традици-
ей, и еще совсем недавно огромное количество  итальянцев  не  стеснялось
официально заяв лять, что, если Рим и остается до сих пор  центром  уни-
версальной идеи, то лишь за счет католической Церкви. Впрочем, вплоть до
вчерашнего дня большая часть великих традиционных  европейских  Монархий
была католической, и все легитимные идеи защищались на ос  нове  католи-
цизма. Многие современные устремления к возврату  вселенского  Средневе-
ковья исходят именно из той предпосылки, что католицизм был главной  си-
лой этого периода. Все это верно, но, однако, все это только показывает,
насколько сузились горизонты со временных людей.  Признание  католицизма
возможно тогда, когда полностью утерян смысл  системы  ценностей  совсем
другого порядка и гораздо большей чистоты. Мы уже говорили об этом выше:
для тех, кто не знает ничего другого, католицизм - это уже нечто. По сра
внению со "светским" или "этическим" государством, государство, признаю-
щее, по меньшей мере, высший и  унивесальный  авторитет,  представляемый
Церковью, обладает для нас несомненно  большей  ценностью.  Несмотря  на
это, необходимо набраться мужества и выяснит ь сущность  тех  элементов,
которые представляют собой ценность католицизма. И тогда  уже  с  полной
ясностью посмотреть - обладают ли эти элементы в католицизме такой  фор-
мой, выше которой быть ничего не может. Эти элементы  -  мы  ограничимся
основными - уже бы ли нами упомянуты: Закон Порядка, признание Сверхъес-
тественного, принцип Универсальности. Что касается  первого  пункта,  то
тот, кто ищет в Церкви принцип порядка, должен, естественно,  учитывать,
что в прошлом она не всегда выступала именно в этой роли. Но это еще  не
все. В большивистском идеале тоже имеет место принцип порядка - следова-
тельно, надо уточнить, о каком принципе порядка идет речь, и  проверить,
до какой степени выбранный принцип связан с предпосылками  католического
учения. Ответ на последний вопрос однозначен: надо только  обратиться  к
некоторым цитатам из текстов, энциклик и силлабий, чтобы  показать,  что
католический идеал порядка - это только координация, а отнюдь не  иерар-
хия, и что католицизм не интересуется специфически политической формо  й
правления, установленной в отдельных государствах, - лишь бы они продол-
жали подчиняться Церкви и признавать  католическую  доктрину.  По  своей
сущности католицизм все же остается христианством, так  как  "социализм"
народов, под видом отеческого  присмотра,  помогающего  нивелировать  их
дух, является идеалом порядка, более всего ему близкого. Может ли  такой
идеал привлечь к себе лучшие силы европейского возрождения? Силы, не за-
бывшие о наследии своего арийского прошлого? - Конечно, нет. В той мере,
в какой ка толицизм, несмотря на все, еще является воплощением  иерархи-
ческого идеала, эти силы могут найти в Церкви поддержку. Кроме того, все
великое и позитивное, с этой точки зрения, что Церкви удалось  совершить
в течение столетий, имеет свое бытийное основание не столько  в  доктри-
нальных утверждениях раннего христианства и даже не в православной фило-
софии, сколько в римском элементе, который, ассимилировавшись,  частично
обновил и оживил ее. Но если это так, то всякий сознательный  возврат  к
католицизму должен яв ляться лишь путем  его  преодоления,  и  при  этом
апелляцией к дохристианской, живой и творческой  римской  традиции,  где
компромиссу положен конец, и где в чистом состоянии  хранятся  те  силы,
которые, возвысив католицизм, были  достаточными  для  подавления  проте
станской оппозиции. Выдвинутая Морассом оценка Церкви как  принципа  по-
рядка была принята в весьма немногих идейных кругах. Итальянские фашисты
- конечно, когда речь идет не только о вульгарных политических  оппорту-
нистах - смогли признать Церковь лишь пост ольку,  поскольку  католицизм
связан с цезарской идеей Рима. Нетрудно найти и другие подобные примеры.
Перейдем теперь ко второму специальному пункту: к католицизму, как осно-
ве закономерного учения относительно божественного  права.  Здесь  также
следует сдел ать разграничение. Прежде всего надо подчеркнуть, что имен-
но Церковь впервые утвердила на Западе учение о природном праве, т.е.  о
"лаицистском" происхождении и светской природе  Монархии,  в  противовес
гибеллинскому тезису "двух солнц" и принципу сверхъест ественности Импе-
рии. Это произошло потому, что Церковь прекрасно понимала, что в  рамках
интегрально понятого учения о божественном праве - как это было в случае
Гогенштауфенов - ее гегемонистическим устремлениям остается  очень  мало
места. Когда же Церков ь согласилась  поддерживать  тезис  божественного
права, то в этом состоял еще один  компромисс.  Это  учение,  признающее
предпосылкой законной власти сверхъестественное  основание,  в  действи-
тельности было только редукцией намного  более  конкретного,  античного,
традиционного учения о королевской божественности, о котором мы  уже  не
раз упоминали. Может ли католицизм отказаться от  слов  Гелазиуса  I-го,
который сказал, что "кроме Христа, ни один человек не может одновременно
быть Царем и Жрецом", хотя наша арийская , языческая традиция и  утверж-
дает противоположное? Может ли он понимать право властелина как-то  ина-
че, нежели как то простое обстоятельство, что Церковь "признала" его та-
ковым, номинально или через "помазание", которое - уже веками  исключен-
ное из числа и стинных и настоящих посвящений - сегодня  является  ничем
иным, кроме как пустым символом и простой церемонией? Еще раз  повторим:
католицизм - это слишком мало: принцип божественного права надо понимать
конкретно, а не формально и условно. Его следует пони мать в том смысле,
что истинное и законное право господствовать имеет  только  реально  бо-
жественное существо, которое как личность - помимо всяких условностей  и
признаний каких-то других внешних авторитетов - доказывает свою  нечело-
веческую природу. Поэтому и здесь то, что привлекает нас в  католицизме,
уводит нас дальше, за него, к концепциям великой  дохристианской  тради-
ции, в которых представлена более совершенная, более определенная и  бо-
лее полная совокупность  этих  ценностей.  Рассмотрим  сейчас  следующий
пункт: ценность католицизма в том  смысле,  в  котором  он  представляет
сверхполитическую позицию и ведет людей к  сверхъестественному  порядку.
Здесь также следует сразу отметить, что католицизм может признавать  эту
ценность лишь при отказе от всей предпринят ой собственно  христианством
романтической, чувственной, сентиментальной и совершенной (за счет гума-
низирования отношения к божественному) редукции. Несмотря на это, следу-
ет все же признать за ним - в противовес материализму и  чистому  профа-
низму, распрост ранившимся повсюду, как инфекция  -  право  на  систему,
центр тяжести которой действительно находится в сверхъестественном.  Но,
разумеется, это - только обещание. Помимо проблемы отношения к сверхъес-
тественному, остается проблема выяснить - каково это отнош ение. И здесь
мы сталкиваемся с величайшим и непреодолимым  препятствием,  которое  не
позволяет нам, империалистам, поддерживать католицизм.  По  отношению  к
сверхъестественному, как мы уже сказали, возможны две принципиальные по-
зиции: солнечная, мужская, ут верждающая, соответствующая  традиционному
сакральному королевскому принципу, и лунная, женская, религиозная,  пас-
сивная, соответствующая идеалу жреца. Жрец, как бы могущественен  он  ни
был, постоянно осознает себя обращенным к Богу, как к Господину,  которо
му он служит, и перед которым он преклоняется: от "Бога" вся его власть,
и он сам - только посредник Духа. Семиты поставили такое положение вещей
во главу угла и такими же мазохистскими  цветами  изобразили  покорность
тварей и пафос их принципиальной удале нности от Всемогущего. Традицион-
ный сакральный король, напротив, сам был существом божественной  природы
и относился к "Богам" как к себе подобным. Он был "небесного" рода,  как
и они, имел ту же кровь, как и они, и вследствие этого он  был  центром,
утвержд ающим, свободным, космическим принципом. Надо твердо знать,  что
только наша пра-традиция, традиция наших чистейших рас, является  тради-
цией "солнечного" типа: воля к возрождению, соответствующему этой тради-
ции, рано или поздно вступит с католицизмом в бор ьбу  -  так,  как  это
произошло в Средние века с гибеллинами. И тогда католицизм вынужден  бу-
дет занять истинно иерархическое место, отведенное религиозной  системе,
на основе того, о чем пойдет речь ниже. Аналогичная проблема  возникает,
даже если эти две тем ы рассматривать отдельно друг от друга, и при изу-
чении следующего  пункта:  ценность  католицизма  как  принципа  универ-
сальности. Мы уже подчеркивали, что когда анти-католицизм ограничивается
утверждением  партикуляристских,   вульгарно-расовых,   национально-тоте
мистских принципов, мы несмотря на все, высказываемся в  пользу  католи-
цизма. Но когда вместо этого,  котолицизм  рассматривается  как  путь  к
признанию высших ценностей и высших прав свойственной ему универсальнос-
ти, то встает иная проблема, поскольку есть ун иверсальность  и  универ-
сальность, так же,  как  есть  солнечная  и  лунная  форма  отношения  к
сверхъестественному. После всего, что было сказано, вряд ли стоит наста-
ивать на выводе, который уже должен быть ясен каждому: солнечная универ-
сальность имперского и ие рархического принципа, увенчанная идеалом  ко-
ролевской божественности, противостоит лунной универсальности экклизиас-
тического и "социалистического" принципа, увенчанной идеалом  жреца  как
слуги Бога. Какую универсальность выберем для новой европейской куль ту-
ры мы, арии, мы, потомки сакральных Цезарей и королевских сыновей Тора и
Одина? Тайный голос нашей крови должен дать ответ на этот вопрос, и наше
духовное мужество должно суметь отстоять его вопреки  идейным  шаблонам,
предубеждениям, предрассудкам и лож ным традициям, гнездящимся в различ-
ных европейских расах.
   Какое место и какая роль будут предоставлены Церкви в имперской  все-
ленской культуре? Постараемся ответить на этот вопрос  самым  недвусмыс-
ленным образом. Для этого мы должны вернуться к тому, что мы сказали  по
поводу соотношения между Мудростью и верой. Пр инцип неравенства, на ко-
тором зиждется традиционный дух,выдвигает как аксиому, что из-за  разли-
чия людей и их природных возможностей существует очень много разных  ви-
дов  отношения  к  божественному.  Лучшие,  которые  всегда   составляют
меньшинство, могут прямо вступить в контакт с божественным, преображаясь
при этом и находясь в живом, конкретном состоянии особого опыта:  это  -
солнечный путь, инициатический идеал. Другие, большинство, масса, не мо-
гут совершить такого преображения и такой реализации. Цепи челов еческой
природы в них слишком крепки. Для них открыт  иной  путь:  связать  себя
обетом с тем, что им представлено в форме особого, реального и трансцен-
дентного существа - Бога в понятии теизма. На место знания божественного
вступает вера в него; на место оп ыта - догма; на место техники  преодо-
ления и реального участия - молитва, страх  божий,  смирение;  на  место
чувства самодостаточности и сверх-индивидуальности -  недостаточность  и
зависимость от Всемогущего. Все это является "религиозной" системой, ко-
торая з анимала свое место и имела свое основание быть и в  традиционном
мире, поскольку она вела массу и предлагалась  как  суррогат  тем,  кому
путь к аристократической, сверх-религиозной и инициатической реализациии
был закрыт. Принцип иерархии, распространявшийся на духовную область, не
имеющую никакого отношения к народной религии молитвы, к культам и веро-
ваниям масс, предоставлял абсолютное право господствовать инициатическо-
му учению, эзотеризму, традиции мудрости и ритуала, которые всегда  были
приоритетом кня зей и аристократов. Таким образом, любая традиция в  ин-
тегральном смысле без всякого пренебрежения проводила грань между  знаю-
щими и незнающими, поскольку ось - только одна, поскольку уверток не су-
ществует, поскольку тот, кто не знает или просто предчувств ует,  всегда
признает, чтит и благословляет стоящих над ним. В таком тотальном  пони-
мании система католической Церкви не могла быть ничем иным, кроме систе-
мы, соответствующей народной религии античных культур. Конфликт с  като-
лицизмом неизбежен только в той мере, в какой он не признает это "место"
как свое; в какой он выдвигает притязания на то, что только он  является
высшей ценностью, религией par exellence, над которой ничего больше нет,
а вне которой существует только ересь и заблуждение - короче, в той  ме-
ре, в какой он не признает и не  хочет  признавать  иерархию  ценностей,
стоящих объективно выше всего того, что  является  "религией".  Вряд  ли
нужно подчеркивать, что именно этот дух  нетерпимости  и  ограниченности
проявился в раннем христианстве, и, в особе нности, в иудаизме, в  такой
степени, что благодаря ему произошла полная подмена ценностей традицион-
ной элиты ценностями низших слоев: поэтому языческие,  аристократические
добродетели и стали "явными пороками", тип мудреца и посвященного -  ти-
пом "врага Бо га", а качество достаточности,  спокойной  и  сознательной
силы для реализации самого себя - клеймом  люциферической  гордыни.  Все
это уже было разобрано Ницше и не нуждается в  повторении.  -  В  общем,
здесь мы также сталкиваемся с феноменом узурпации - которая началась уже
в античном мире - кастой жрецов сакральных функций, изначально являвших-
ся приоритетом королей. Возвращаясь к настоящему, следует  четко  объяс-
нить, что те ценности, которым церковь через возвращение к  нормальности
и к истинной иерархии, должн а была бы подчиниться, сегодня не  являются
реальными. Идеальный образ, который, как Церковь, имел бы  сверхъестест-
венное происхождение и сверхъестественную цель, воплотивший бы в себе не
религиозный, а солнечный полюс духа и явившийся бы душой универсальн ос-
ти не социалистического, а имперского типа, полностью отсутствует в сов-
ременном мире. Мы думаем, что достаточно ясно выразились для того, чтобы
никто не заподозрил нас в чисто светском  или  сугубо  политическом  ан-
ти-католицизме, являющимся попыткой сдела ть временную или  национальную
власть духовным авторитетом, пусть даже религиозного типа.  Несмотря  на
все, когда речь идет о принципе и о мифе нашего пробуждения, должны быть
выдвинуты ясные идеи интегрального порядка, где Церковь -  повторим  это
еще раз - может быть оставлена лишь постольку, поскольку она - как выра-
жение духовности тех, кто может только "верить" - будет иерархически за-
висима от Империи, понимаемой как воплощение королевской  божественности
тех, кто "знает" и тех, кто "есть". Орел над Крес том. Солнечный  символ
права отца (Империя) над лунным символом права матери (Матерь  Церковь).
Только тогда можно говорить об интегральном  традиционализме,  и  только
тогда можно вернуться к оправданному и нормальному порядку. Логика самой
истории подтвержд ает правильность этой идеи. Впервые, когда разделивши-
еся арийские праплемена индусов вступили  в  контакт  с  низшими  силами
местных рас Юга, пурохита, жрецы, изначально бывшие зависимыми,  связан-
ными с сакральным королем - в согласии с точными формулами риту алов - и
относившиеся к нему как супруга к супругу, как Земля к Небу, стали брах-
манами, т.е. господствующей жреческой кастой. В Китае, в Риме, в древней
Греции ритуал был привилегией королей, и каста жрецов, если она не явля-
лась в то же время аристократи ей, была подчинена такому порядку. То  же
самое можно сказать и о нордических племенах:  нордические  короли  были
единственными исполнителями ритуалов, и у германцев жрецы никогда не об-
ладали той же высшей властью и тем же достоинством, как божественные кор
оли и вожди. В Египте жреческой касте только к концу двадцатой  династии
впервые удалось захватить власть и основать династию великих жрецов Фив,
ценой падения авторитета солнечных королей. В  первом  столетии  христи-
анства сама католическая Церковь была тол ько официальным органом, зави-
симым от Империи, и на церковных соборах епископы предоставляли государю
решающее слово не только в вопросах дисциплины, но и в вопросах догмати-
ки. Понтификат также отдавал дань признания меровингским и  каролингским
королям, как об этом говорится в формуле: " Melchisedek  noster,  merito
rex atque sacerdos, complevit laicus religionis opus"- "vos gens  sancta
estis atque regale estis sacerdotium"(2) . И о Папе Льве III-ем говорят,
что он пал навзничь перед Карлом Великим, как п еред  воплощением  древ-
нейшей  традиции,  поддерживающей  римскую  корону.   Post   laudes   ab
apostolico more antiquorum pricipum  adoratus  est(3),  -  гласит  Liber
Pontificalis. Эти примеры, выбранные из множества других,  которые,  без
сомнения, также могли бы быть п риведены в данном контексте, подтвержда-
ют традиционную ортодоксию наших гибеллинских убеждений. Они также пока-
зывают, что оправданность, функция и позитивная сторона  додуманного  до
конца иерархического идеала Креста - как жреческого символа - -  сущест-
вуе т только там, где он подчинен Орлу. В той мере, в какой  Церковь  не
может или не хочет этого, она остается анти-традиционной, разрушительной
и парализующей силой. Так как она при этом спускается на уровень  сомни-
тельных, семитско-христианских факторов, явл яющихся  основной  причиной
падения нашего мира, то в нас, в людях, противостоящих современному  ми-
ру, она найдет себе только непримиримых и безжалостных врагов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Мы полагаем, что сказали достаточно для того, чтобы прояснить  основ-
ные принципы нашего имперского мифа. Здесь речь шла  только  о  позиции.
Систематическое и углубленное развитие,  которое  придаст  этой  позиции
фундаментальную, законченную форму, а не только ее основные штрихи,  как
в настоящей работе, вы сможете найти в других наших книгах.  Мы  сказали
вначале, что европейская культура нуждается  в  радикальном  перевороте,
без которого она обречена на гибель. Плебейское  суеверие,  заставляющее
западного человека верить в химеру прогресса и прославлять  материальное
покорение мира, к счастью, разоблачено. Тема заката Запада больше не яв-
ляется, как это было вчера - в эпоху Просвещения и обожествления  разума
в якобинском костюме - ересью. Уже почти повсюду стали ви дны следствия,
к которым должна привести прославленная "цивилизация".  Этим  следствиям
уже многие готовы противопоставить новые силы ради высшего оздоровления.
И поэтому такой призыв, которым является настоящая книга, сегодня оправ-
дан. Еще остались люди, не принадлежащие к современному миру и не дающие
ему окончательно сбить себя с толку, могущие возвысить и унизить,  гото-
вые, когда придет время, бороться с этим миром всеми своими силами. Всем
известно сказание о гибеллинском Императоре, который ожидает п  робужде-
ния в "горе", чтобы принять участие, вместе со всеми верными ему, в Пос-
ледней Битве. Когда же дело, наконец, дойдет до этого? Когда орды  Гогов
и Магогов перейдут через символическую стену, преграждающую им  путь,  и
когда они возьмутся всерьез за по корение мира?  -  Тот,  кто  перенесет
смысл этого апокалиптического мифа на действительность, не сможет  отде-
латься от мысли, что это мгновение уже очень близко. Орды Гогов и  Маго-
гов - это демонизм коллектива и начало социалистического царствования во
всем м ире всемогущего человека толпы, как в духе, так и в материи. Воп-
реки им имперский символ гибеллинов означает призыв к  объединению  всех
еще здоровых сил. Мы не говорим о "политике", о социальных и хозяйствен-
ных реформах потому, что даже мысль о том, что э тим путем можно достичь
обновления просто смешна: также "полезно" было бы наклеивать на  больные
части  тела  рецепты  в  то  время,  как  кровь  заражена  и  отравлена.
Единственно, что идет в счет - это выдвижение  системы  ценностей,  осу-
ществление которой сможет о твратить темный рок, тяготеющий над Европой,
в том числе и на материальном уровне. Тому, кто нам возразит, что это не
является политикой и реализмом, мы ответим, что он не знает,  что  такое
политика и истинный реализм. Возникающие в минуты опасности, криз иса  и
тревоги вихри состоят из различных, иррациональных и противоречивых сил.
При изучении разных социальных и культурных, реакционных и реформистских
течений, наружу часто выступают нечистые, обусловленные низами  факторы,
аффекты, которые тем или иным образом принадлежат к тому же  недугу,  от
которого эти течения хотели бы оградить себя. Во многих из них при  этом
можно найти нечто лучшее - волю, в которой пробуждается смутная  возмож-
ность истинного возрождения. Этой воле надо указать путь. Для  несломлен
ных, непобежденных мы  выдвигаем  традиционный  символ  и  говорим,  что
только через возврат к солнечной духовности, к живому  мировоззрению,  к
мужской языческой этике и имперскому идеалу, к священному наследию нашей
нордическо-арийской крови силы европейского возвышения смогут вспыхнуть,
зажечься, пробудить душу, которой до сих пор им так не хватало. И только
эта живая душа сможет дать им абсолютное самосознание, и только она  мо-
жет разорвать кольцо "темной эпохи" Запада.
                                                                      1928 год

Москва, из-во "АРКТОГЕЯ",1990
перевод А.Дугина (1980)

Сноски:

   (1)Подтверждением этого для нас является признание  иудея  Бенджамина
Дизраэли (в "Сибиле"): "Христианство  является  усовершенствованным  иу-
действом - или оно вообще ничто; христианство без иудейства не  понятно,
а иудейство без христианства не совершенно.

   (2)"Наш Мельхиседек, король и жрец, осуществляет светские и религиоз-
ные обряды" -лат.

   (3)"После славословий апостолам следует славословить древних королей"
- лат.


 

<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги рубрики: политика
Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2]

Страница:  [2]