приключения - электронная библиотека
Переход на главную
Жанр: приключения

Лондон Джек  -  Зов предков


Переход на страницу: [1] [2]

Страница:  [2]



   VI
   ИЗ ЛЮБВИ К ЧЕЛОВЕКУ  

   Когда в декабре Джон Торнтон отморозил ноги,  товарищи  устроили  его
поудобнее на стоянке и оставили тут, пока не  поправится,  а  сами  ушли
вверх по реке заготовлять бревна, которые они сплавляли в Доусон Торнтон
еще немного хромал в то время, когда спас Бэка, но с наступлением теплой
погоды и эта легкая хромота прошла А Бэк все долгие весенние  дни  лежал
на берегу, лениво смотрел, как течет река, слушал пение птиц, гомон вес-
ны, и силы постепенно возвращались к нему.
   Сладок отдых тому, кто пробежал три тысячи миль. И, по правде говоря,
в то время как заживали раны, крепли мускулы, а  кости  снова  обрастали
мясом, Бэк все больше и больше разленивался. Впрочем, тут все бездельни-
чали - не только Бэк, но и сам Торнтон, и Скит, и Ниг - в ожидании, ког-
да придет плот, на котором они отправятся в Доусон. Скит, маленькая сука
из породы ирландских сеттеров, быстро подружилась с Бэком -  еле  живой,
он неспособен был отвергнуть ее ласки и заботы. Скит,  как  и  некоторые
другие собаки, обладала инстинктивным уменьем врачевать раны и  болезни.
Как кошка вылизывает своих котят, так она вылизывала и  зализывала  раны
Бэка. Каждое утро, выждав, пока Бэк поест,  она  выполняла  свои  добро-
вольные обязанности, и в конце концов он стал принимать ее заботы так же
охотно, как заботы Торнтона. Ниг, помесь ищейки  с  шотландской  борзой,
тоже настроенный дружелюбно, но более сдержанный, был  громадный  черный
пес с веселыми глазами и неисчерпаемым запасом добродушия.
   К удивлению Бэка, эти собаки ничуть не ревновали к нему хозяина и  не
завидовали ему. Казалось, им  передалась  доброта  и  великодушие  Джона
Торнтона. Когда Бэк окреп, они стали втягивать его в  веселую  возню,  в
которой иной раз, не удержавшись, принимал участие и Торнтон.
   Так Бэк незаметно для себя совсем  оправился  и  начал  новую  жизнь.
Впервые он узнал любовь, любовь истинную и страстную. Никогда он не  лю-
бил так никого в доме судьи Миллера, в солнечной долине  Санта-Клара.  К
сыновьям судьи, с которыми он охотился и ходил на далекие  прогулки,  он
относился по-товарищески, к маленьким  внучатам  -  свысока  и  покрови-
тельственно, а к самому судье - дружески, никогда не роняя при этом сво-
его величавого достоинства. Но только Джону Торнтону суждено было пробу-
дить в нем пылкую любовь, любовь-обожание, страстную до безумия.
   Торнтон спас ему жизнь - и это уже само по себе что-нибудь да  значи-
ло. А кроме того, этот человек был идеальным хозяином. Другие люди забо-
тились о своих собаках лишь по обязанности и потому, что им это было вы-
годно. А Торнтон заботился о них без всякого расчета, как отец о  детях,
- такая уж у него была натура. Мало того, он никогда не забывал  порадо-
вать собаку приветливым и ободряющим словом, любил подолгу разговаривать
с ними (он называл это "поболтать"), и  беседы  эти  доставляли  ему  не
меньшее удовольствие, чем им. У Торнтона была привычка хватать Бэка обе-
ими руками за голову и, упершись в нее лбом, раскачивать пса из  стороны
в сторону, осыпая его при этом всякими бранными прозвищами, которые  Бэк
принимал как ласкательные. Для Бэка не было  большей  радости,  чем  эта
грубоватая ласка, сопровождаемая ругательствами, и когда хозяин так тор-
мошил его, сердце у него от восторга готово было выскочить.  Как  только
Торнтон наконец отпускал его, он вскакивал, раскрыв пасть  в  улыбке,  и
взгляд его был красноречивее слов, горло сжималось от чувств, которых он
не мог выразить. А Джон Торнтон, глядя на него, застывшего на месте, го-
ворил с уважением: "О господи! Этот пес - что человек,  только  говорить
не умеет!.."
   Бэк выражал свою любовь способами, от которых могло не поздоровиться.
Он, например, хватал зубами руку Торнтона и так крепко  сжимал  челюсти,
что на коже долго сохранялся отпечаток его зубов. Но хозяин понимал, что
эта притворная свирепость - только ласка, точно так же, как Бэк понимал,
что ругательными прозвищами его наделяют от избытка нежности.
   Чаще всего любовь Бэка проявлялась в виде немого  обожания.  Хотя  он
замирал от счастья, когда Торнтон трогал его или разговаривал с ним,  он
сам не добивался этих знаков расположения. В противоположность Скит, ко-
торая, подсовывая морду под руку Торнтона, тыкалась в нее носом, пока он
не погладит ее, или Нигу, имевшему привычку лезть  к  хозяину  и  класть
свою большую голову к нему на колени, Бэк довольствовался тем, что  обо-
жал его издали. Он мог часами лежать у ног Торнтона, с напряженным  вни-
манием глядя ему в лицо и словно изучая его.  Он  с  живейшим  интересом
следил за каждой переменой в этом лице, за каждым мимолетным его выраже-
нием. А иногда ложился подальше, сбоку или позади хозяина, и оттуда наб-
людал за его движениями. Такая тесная близость создалась между человеком
и собакой, что часто, почувствовав взгляд Бэка, Торнтон поворачивал  го-
лову и молча глядел на него. И каждый читал в глазах другого те чувства,
что светились в них.
   Еще долгое время после своего спасения Бэк беспокоился, когда не  ви-
дел вблизи Торнтона. С той минуты, как Торнтон выходил из палатки и пока
он не возвращался в нее, пес ходил за ним по пятам. У Бэка здесь, на Се-
вере, уже несколько раз менялись хозяева, и он,  решив,  что  постоянных
хозяев не бывает, боялся, как бы Торнтон не ушел из его жизни, как  ушли
Перро и Франсуа, а потом шотландец. Даже во сне этот  страх  преследовал
его, и часто, просыпаясь, Бэк вылезал, несмотря на ночной холод, из сво-
его убежища, пробирался к палатке и долго стоял у входа, прислушиваясь к
дыханию хозяина.
   Однако, несмотря на великую любовь К Джону Торнтону,  которая,  каза-
лось, должна была оказать на Бэка смягчающее и цивилизующее  влияние,  в
нем не заглохли склонности диких предков, разбуженные Севером.  Верность
и преданность - черты, рождающиеся под сенью  мирных  очагов,  были  ему
свойственны, но наряду с этим таились в нем жестокость и коварство дика-
ря. Это больше не была собака с благодатного Юга, потомок многих  приру-
ченных поколений - нет, это был первобытный зверь, пришедший  из  дикого
леса к костру Джона Торнтона. Великая любовь к этому человеку не  позво-
ляла Бэку красть у него пищу, но у всякого другого, во всяком другом ла-
гере он крал бы без зазрения совести, тем более что благодаря своей зве-
риной хитрости мог проделывать это безнаказанно.
   Морда его и тело хранили во множестве следы собачьих зубов, и в  дра-
ках с другими собаками он проявлял и теперь такую же  свирепость  и  еще
большую изобретательность, чем раньше. Скит и Ниг были смирные и  добрые
собаки, с ними он не грызся, - кроме того, это ведь  были  собаки  Джона
Торнтона. Но если подвертывался чужой пес все равно, какой породы и  си-
лы, то он должен был немедленно признать превосходство Бэка,  иначе  ему
предстояла схватка не на жизнь, а на смерть с опасным  противником.  Бэк
был беспощаден. Он хорошо усвоил закон дубины и клыка и никогда не давал
никому потачки, никогда не отступал перед врагом, стремясь во что бы  то
ни стало уничтожить его. Этому он научился от Шпица, от драчливых  поли-
цейских и почтовых собак. Он знал, что середины нет - либо  он  одолеет,
либо его одолеют, и щадить врага - это признак слабости. Милосердия пер-
вобытные существа не знали. Они его принимали  за  трусость.  Милосердие
влекло за собой смерть. Убивай или будешь убит, ешь или  тебя  съедят  -
таков первобытный закон жизни. И этому закону, дошедшему до него из глу-
бины времен, повиновался Бэк.
   Он был старше того времени, в котором жил, той жизни, что шла вокруг.
В нем прошлое смыкалось с настоящим, и, как мощный ритм вечности, голоса
прошлого и настоящего звучали в нем попеременно, - это было как прилив и
отлив, как смена времен года. У костра Джона Торнтона сидел широкогрудый
пес с длинной шерстью и белыми клыками. Но за ним незримо теснились тени
всяких других собак, полуприрученных и диких. Они настойчиво  напоминали
о себе, передавали ему свои мысли, смаковали мясо, которое он ел, жажда-
ли воды, которую он пил, слушали то, что слушал он, и объясняли ему зву-
ки дикой лесной жизни. Они внушали ему свои настроения и порывы, подска-
зывали поступки, лежали рядом, когда он спал, видели те же  сны  и  сами
являлись ему во сне.
   И так повелителен был зов этих теней, что с каждым  днем  люди  и  их
требования все больше отходили в сознании Бэка на задний план. Из глуби-
ны дремучего леса звучал призыв, таинственный и манящий,  и,  когда  Бэк
слышал его, он испытывал властную потребность бежать от огня и  утоптан-
ной земли туда, в чащу, все дальше и дальше, неведомо куда, неведомо за-
чем.
   Да он и не раздумывал, куда и зачем: зову этому невозможно было  про-
тивиться. Но когда Бэк оказывался в зеленой сени леса, на мягкой,  нехо-
женой земле, любовь к Джону Торнтону всякий раз брала верх и влекла  его
назад, к костру хозяина.
   Только Джон Торнтон и удерживал его. Все другие люди для Бэка не  су-
ществовали. Встречавшиеся в дороге путешественники иногда ласкали и хва-
лили его, но он оставался равнодушен к  их  ласкам,  а  если  кто-нибудь
слишком надоедал ему, он вставал и уходил.  Когда  вернулись  компаньоны
Торнтона, Ганс и Пит, на долгожданном плоту, Бэк сперва  не  обращал  на
них ровно никакого внимания, а позднее, сообразив, что они близки  Торн-
тону, терпел их присутствие и снисходительно, словно из милости,  прини-
мал их любезности. Ганс и Пит были люди такого же склада, как Джон Торн-
тон, - люди с широкой душой, простыми мыслями и зоркими глазами, близкие
к природе. И еще раньше, чем они доплыли до Доусона и ввели свой плот  в
бурные воды у лесопилки, они успели изучить Бэка и все его повадки и  не
добивались от него той привязанности, какую питали к ним Ниг и Скит.
   Но к Джону Торнтону Бэк привязывался все сильнее и  сильнее.  Торнтон
был единственный человек, которому этот пес позволял во время летних пе-
реходов навьючивать ему на спину кое-какую поклажу. По приказанию  Торн-
тона Бэк был готов на все. Однажды (это было в ту пору, когда они,  сде-
лав запасы провизии на деньги, вырученные за сплавленный лес, уже двину-
лись из Доусона к верховьям Тананы) люди и собаки расположились на  уте-
се, который отвесной стеной высился над голой каменной площадкой, лежав-
шей на триста футов ниже. Джон Торнтон сидел у самого края, а  Бэк  -  с
ним рядом, плечо к плечу. Вдруг Торнтону пришла в голову шальная  мысль,
и он сказал Гансу и Питу, что сейчас проделает один опыт.
   - Прыгай, Бэк! - скомандовал он, указывая рукой вниз, в пропасть.
   В следующее мгновение он уже боролся с Бэком, изо всех сил  удерживая
его на краю обрыва, а Ганс и Пит оттаскивали их обоих назад, в  безопас-
ное место.
   - Это что-то сверхъестественное! - сказал Пит, когда все  успокоились
и отдышались.
   Торнтон покачал головой.
   - Нет, это замечательно, но и страшно, скажу я вам! Верите  ли,  меня
по временам пугает преданность этого пса.
   - Да-а, не хотел бы я быть на месте человека, который попробует  тебя
тронуть при нем! - сказал в заключение Пит, кивком  головы  указывая  на
Бэка.
   - И я тоже, клянусь богом! - добавил Ганс.
   Еще в том же году в Серкле произошел случай, показавший, что Пит  был
прав. Раз Черный Бартон, человек злого и буйного нрава, затеял  ссору  в
баре с каким-то новичком, незнакомым еще с местными нравами, а  Торнтон,
по доброте душевной, вмешался, желая их разнять. Бэк, как всегда,  лежал
в углу, положив морду на лапы и следя за каждым движением хозяина.  Бар-
тон неожиданно размахнулся и изо всей силы нанес удар. Торнтон отлетел в
сторону и устоял на ногах только потому, что схватился за перила,  отго-
раживавшие прибавок.
   Зрители этой сцены услышали не лай, не рычание - нет, это  был  дикий
рев. В одно мгновение Бэк взвился в воздух и нацелился на горло Бартона.
Тот инстинктивно вытянул вперед руку и этим спас себе жизнь. Но Бэк  оп-
рокинул его и подмял под себя. В следующий момент он оторвал зубы от ру-
ки Бартона и снова сделал попытку вцепиться ему в  горло.  На  этот  раз
Бартон заслонился не так удачно, и Бэк успел прокусить ему шею. Тут все,
кто был в баре, кинулись на помощь и пса отогнали. Однако все время, по-
ка врач возился с Бартоном, стараясь остановить  кровь,  Бэк  расхаживал
вокруг, свирепо рыча, и пытался опять подобраться к Бартону, но отступал
перед целым частоколом вражеских палок.
   На состоявшемся тут же на месте собрании золотоискателей решено было,
что пес имел достаточно оснований рассердиться, и Бэк  был  оправдан.  С
тех пор он завоевал себе громкую известность, и имя его  повторялось  во
всех поселках Аляски.
   Позднее, осенью того же года, Бэк, уже при  совершенно  иных  обстоя-
тельствах, спас жизнь Торнтону. Трем товарищам нужно было провести длин-
ную и узкую лодку через опасные пороги у Сороковой Мили. Ганс и Пит  шли
по берегу, тормозя движение лодки при помощи пеньковой веревки,  которую
они зацепляли за деревья, а Торнтон сидел в  лодке,  действуя  багром  и
выкрикивая распоряжения тем, кто был на берегу. Бэк тоже  бежал  берегом
вровень с лодкой. Он не сводил глаз с хозяина и проявлял сильное  волне-
ние.
   В одном особенно опасном месте, где из воды торчала целая гряда приб-
режных скал, которые выдавались далеко в реку, Ганс  отпустил  канат,  и
пока Торнтон багром направлял лодку на середину реки, он побежал берегом
вперед, держа в руках конец веревки, чтобы подтягивать лодку, когда  она
обогнет скалы. Лодка, выбравшись, стремительно понеслась вниз  по  тече-
нию. Ганс, натянув веревку, затормозил ее, но сделал это слишком  круто.
Лодка от толчка перевернулась и двинулась к берегу дном кверху, а  Торн-
тона увлекло течением к самому опасному месту порогов, где всякому плов-
цу грозила смерть.
   В тот же миг Бэк прыгнул в воду. Проплыв ярдов триста в  бешено  бур-
лившей воде, он догнал Торнтона и, как только почувствовал, что  Торнтон
ухватился за его хвост, поплыл к берегу, изо всех сил  загребая  мощными
лапами... Но он подвигался медленно: плыть в этом направлении мешало не-
обычайно быстрое течение. Ниже зловеще ревела вода -  там  бурный  поток
разлетался струями и брызгами, ударяясь о скалы, торчавшие из воды,  как
зубья огромного гребня. У начала последнего, очень крутого  порога  вода
засасывала со страшной силой, и Торнтон понял, что ему не доплыть до бе-
рега. Он налетел на одну скалу, ударился о другую, потом его с  сокруши-
тельной силой отшвырнуло на третью. Выпустив хвост Бэка, он уцепился  за
ее скользкую верхушку обеими руками и, стараясь  перекричать  рев  воды,
скомандовал:
   - Марш, Бэк! Вперед! Течение несло Бэка вниз, он тщетно боролся с ним
и не мог повернуть обратно. Услышав дважды повторенный  приказ  хозяина,
он приподнялся из воды и высоко задрал голову, словно хотел в  последний
раз на него поглядеть, затем послушно поплыл к берегу. Пит и Ганс  выта-
щили его из воды как раз в тот момент, когда он уже совсем  обессилел  и
начал захлебываться.
   Ганс и Пит понимали, что висеть на скользкой скале, которую перехлес-
тывает стремительный поток, Торнтон сможет только каких-нибудь три-четы-
ре минуты. И они со всех ног пустились бежать берегом  к  месту,  значи-
тельно выше того, где висел посреди реки на скале Торнтон. Добежав,  они
обвязали Бэка веревкой так, чтобы она не стесняла его движений и не  ду-
шила его, затем столкнули его в воду. Бэк поплыл смело, но не прямо пос-
редине реки. Он увидел свой промах слишком поздно: когда он поравнялся с
Торнтоном и мог бы уже несколькими взмахами лап  одолеть  расстояние  до
скалы, течение пронесло его мимо.
   Ганс тотчас дернул за веревку, как будто Бэк был не собака, а  лодка.
От внезапного толчка Бэк ушел под воду и так под водой и оставался, пока
его тянули к берегу. Когда его подняли наверх, он был еле жив, и Ганс  с
Питом стали поспешно откачивать его и делать ему искусственное  дыхание.
Бэк встал и снова упал. Но вдруг слабо донесся голос  Торнтона,  и  хотя
слов они не расслышали, но поняли, что помощь нужна немедленно, иначе он
погибнет. Голос хозяина подействовал на Бэка, как электрический ток.  Он
вскочил и помчался по берегу, а за ним Ганс и Пит.  Они  бежали  к  тому
месту, где Бэка в первый раз спустили в воду.
   Опять обвязали его веревкой, и он поплыл, но теперь уж прямо на сере-
дину реки. Бэк мог оплошать один раз, но не два. Ганс постепенно  разма-
тывал и спускал веревку, следя, чтобы она была все время натянута, а Пит
расправлял ее. Бэк плыл, пока не оказался на одной  линии  с  Торнтоном.
Тут он повернул и со скоростью курьерского поезда ринулся к нему.  Торн-
тон увидел его, и, когда Бэк, подхваченный сильным  течением,  со  всего
размаху ударился о него телом, как таран, Торнтон обеими руками обхватил
его косматую шею. Ганс натянул веревку, обернув ее вокруг ствола дерева,
и Бэк с Торнтоном ушли под воду. Задыхаясь,  захлебываясь,  волочась  по
каменистому дну и ударяясь о  подводные  камни  и  коряги,  по  временам
всплывая, причем то Бэк оказывался под Торнтоном, то Торнтон под  Бэком,
они в конце концов добрались до берега.
   Торнтон, очнувшись, увидел, что лежит вниз лицом поперек бревна, выб-
рошенного рекой, а Ганс и Пит усердно откачивают его, двигая взад и впе-
ред. Он прежде всего отыскал глазами Бэка. Бэк лежал как мертвый, и  над
его безжизненным телом выл Ниг, а Скит лизала его мокрую морду и  закры-
тые глаза. Сам весь израненный и разбитый, Торнтон, придя в  себя,  стал
тотчас тщательно ощупывать тело Бэка и нашел, что  у  него  сломаны  три
ребра.
   - Ну, значит решено, - объявил он. - Мы остаемся здесь.
   И они остались и прожили там до тех пор, пока у Бэка не срослись реб-
ра настолько, что он мог идти дальше.
   А зимой в Доусоне Бэк совершил новый подвиг, быть может, не столь ге-
роический, но принесший ему еще  большую  славу.  Подвиг  этот  пришелся
весьма кстати, ибо он доставил его трем хозяевам то снаряжение, в  кото-
ром они нуждались,  чтобы  предпринять  давно  желанное  путешествие  на
девственный восток, куда еще не добрались никакие золотоискатели.
   Началось с разговора в баре "Эльдорадо": мужчины стали хвастать люби-
мыми собаками. Бэк благодаря своей известности был  мишенью  нападок,  и
Торнтону пришлось стойко защищать его. Не прошло и получаса, как один из
собеседников объявил, что его собака может сдвинуть с места нарты с гру-
зом в пятьсот фунтов и даже везти их. Другой похвастал, что его пес све-
зет и шестьсот фунтов; третий - что семьсот.
   - Это что! - сказал Джон Торнтон. - Мой Бэк сдвинет с места и тысячу.
   - И пройдет с такой кладью хотя бы сто ярдов?  -  спросил  Мэттьюсон,
один из королей золотых приисков, тот самый, что уверял, будто его соба-
ка свезет семьсот фунтов.
   - Да, сдвинет нарты и пройдет сто ярдов, - спокойно  подтвердил  Джон
Торнтон.
   - Ладно, - сказал Мэттьюсон с расстановкой, внятно,  так,  чтобы  все
его услышали. - Держу пари на тысячу долларов, что ему этого не сделать.
Вот деньги. - И он бросил на прилавок мешочек с золотым песком, толщиной
в болонскую колбасу.
   Никто не откликнулся на этот вызов. Заявление Торнтона все приняли за
пустое хвастовство. Торнтон почувствовал, что кровь бросилась ему в  ли-
цо: он и сам не знал, как это у него сорвалось с языка.  Сможет  ли  Бэк
двинуть нарты с кладью в тысячу фунтов? Ведь полтонны! Чудовищность этой
цифры вдруг ужаснула Торнтона. Он очень верил в силу Бэка и часто думал,
что тот мог бы свезти любой груз. Но ни разу не приходило ему  в  голову
проверить это, а тут глаза целого десятка людей устремлены на него,  все
молчат и ждут! К тому же ни у него, ни у Ганса и  Пита  не  было  тысячи
долларов.
   - У меня тут, на улице, стоят нарты  с  мукой,  двадцать  мешков,  по
пятьдесят фунтов в каждом, - продолжал Мэгтьюсон с бесцеремонной настой-
чивостью. - Так что ни за чем остановки не будет.
   Торнтон не отвечал. Он не знал, что сказать. Он смотрел то на  одною,
то на другого рассеянно, как человек, который не может  собрать  мыслей.
Взгляд его вдруг остановился на лице Джима О'Брайена, местного богача, с
которым они когда-то были товарищами. Это  словно  послужило  толчком  и
подсказало Торнтону решение, которое раньше ему и в голову не приходило.
   - Можешь одолжить мне тысячу? - спросил он почти шепотом.
   - Конечно, -  ответил  О'Брайен;  и  на  прилавок  рядом  с  мешочком
Мэттьюсона тяжело шлепнулся второй увесистый мешочек с золотым песком. -
Хотя не верится мне, Джон, что твой пес сможет проделать такую штуку.
   Все, кто был в "Эльдорадо", высыпали на улицу,  чтобы  не  пропустить
интересное зрелище За карточными столами не осталось никою,  все  игроки
вышли тоже, чтобы посмотреть, кто выиграет пари, да и самим побиться  об
заклад. Несколько сот человек в меховой одежде полукругом обступили нар-
ты на небольшом расстоянии. Нарты Мэттьюсона с грузом  в  тысячу  фунтов
муки стояли здесь уже часа два на сильном  морозе  (термометр  показывал
шестьдесят градусов ниже нуля), и полозья крепко примерзли к плотно ука-
танному снегу. Любители пари предлагали неравные заклады  -  два  против
одного, утверждая, что Бэк нарт не сдвинет. Возник казуистический  спор:
как понимать фразу "двинуть нарты"? О'Брайен полагал, что Торнтон  имеет
право сбить лед с полозьев и освободить их, а Бэк  должен  только  после
этого сдвинуть их с места. Мэттьюсон же настаивал, что по  условию  пари
Бэк должен сам двинуть нарты так, чтобы примерзшие полозья оторвались от
земли. Большинство свидетелей пари решили спор в  пользу  Мэттьюсона,  и
ставки против Бэка повысились до трех против одного.
   Однако желающих принять пари не нашлось: никто не верил, что Бэк  мо-
жет совершить такой подвиг. Было ясно, что Торнтон дал  себя  втянуть  в
весьма рискованное пари. Он и сам, глядя сейчас на эти нарты и их упряж-
ку из десяти собак, свернувшихся на снегу, все более сомневался  в  воз-
можности такого подвига. А Мэттьюсон ликовал.
   - Три против одного! - закричал он. - Ставлю еще тысячу, Торнтон!  По
рукам, что ли?
   На лице Торнтона ясно выражались мучившие его опасения, но в нем  уже
заговорил тот боевой задор, который выше всяких расчетов и глух ко  все-
му, кроме шума битвы, - задор, для которого нет невозможного. Он  подоз-
вал Ганса и Пита. У них кошельки были совсем тощие, и все трое с  трудом
наскребли двести долларов. В последнее время им - не везло,  эти  двести
долларов составляли весь их капитал. Но они без малейшего колебания пос-
тавили эти деньги против шестисот долларов Мэттьюсона.
   Десять собак Мэттьюсона выпрягли и к  нартам  поставили  Бэка  в  его
собственной упряжи. Царившее вокруг возбуждение  передалось  и  ему,  он
чутьем угадывал, что нужно сделать для Джона Торнтона что-то очень  важ-
ное. Шепот восхищения послышался в толпе, когда люди увидели это велико-
лепное животное. Бэк был в прекрасном состоянии - ни единой унции лишне-
го жира, и те сто пятьдесят фунтов, которые он весил, представляли собой
сто пятьдесят фунтов мужественной силы. Его густая шерсть лоснилась, как
шелк. На шее и плечах она напоминала гриву и, даже когда он был спокоен,
топорщилась при малейшем его движении, словно от избытка жизненных  сил.
Казалось, каждый ее волосок заряжен энергией. Широкая грудь и мощные пе-
редние ноги были пропорциональны размерам всего тела, а мускулы выступа-
ли под кожей тугими клубками.  Люди  подходили  и,  щупая  эти  мускулы,
объявляли, что они железные. Ставки против Бэка снизились до двух против
одного.
   - Молодчина он у вас, сэр, молодчина! - пробормотал один из новой ди-
настии королей СкукумБенча. - Даю вам за него восемьсот - до  испытания,
сэр, заметьте! Восемьсот на руки - и беру его такого, как он есть.
   Торнтон отрицательно потряс головой и подошел к Бэку.
   - Нет, отойдите от него! - запротестовал Мэттьюсон. - Дайте ему  сво-
боду, тогда это будет честная игра.
   Толпа притихла, слышались только отдельные голоса, тщетно  предлагав-
шие пари два против одного. Все признавали, что Бэк - великолепная ездо-
вая собака, но двадцать мешков муки, по пятьдесят фунтов каждый, слишком
убедительно громоздились перед глазами, и зрители не решались  развязать
кошельки.
   Торнтон опустился на колени около Бэка, обнял его голову обеими рука-
ми и прижался к нему щекой. Сегодня он не стал его шутливо трясти,  тор-
мошить, как делал обычно, не бормотал любовно всякие ругательные прозви-
ща. Нет, он только шепнул ему что-то на ухо.
   - Если любишь меня, Бэк... Если любишь... - вот что он шепнул ему.  И
Бэк заскулил от едва сдерживаемого нетерпения.
   Окружающие с любопытством наблюдали эту сцену.
   В ней было что-то загадочное -  это  походило  на  заклинание.  Когда
Торнтон поднялся, Бэк схватил зубами его руку, подержал  ее  в  закрытой
пасти и потом медленно, неохотно выпустил.  Это  было  его  ответом  без
слов, так он по-своему выражал любовь к хозяину.
   Торнтон отошел довольно далеко назад.
   - Ну, Бэк! - скомандовал он.
   Бэк натянул постромки, потом отпустил их на несколько дюймов. Это был
его обычный прием.
   - Пошел! - раздался голос Торнтона, как-то  особенно  четко  и  резко
прозвучавший среди напряженного молчания.
   Бэк качнулся вправо, пригнулся, словно  ныряя,  натянул  постромки  и
внезапно, рывком, остановил на ходу стопятидесятифунтовую  массу  своего
тела. Кладь на нартах дрогнула, под полозьями что-то звонко захрустело.
   - Ну! - крикнул опять Торнтон.
   Бэк повторил тот же маневр, на этот раз дернув влево. Хруст перешел в
громкий треск, нарты закачались, и полозья со скрипом  сползли  на  нес-
колько дюймов в сторону. Нарты освободились от льда, приковывавшего их к
месту.
   Люди невольно притаили дыхание.
   - Теперь марш!
   Команда Торнтона грянула, как пистолетный выстрел. Бэк рванулся  впе-
ред, сильно натянув постромки. Все его тело подобралось в страшном  уси-
лии, мускулы выперли узлами и ходили под  шерстью,  как  живые.  Широкой
грудью он почти припал к земле, голову вытянул вперед, а ноги летали как
бешеные, прорезая на крепко укатанном снегу параллельные борозды.  Нарты
качались и дрожали и уже наполовину сдвинулись с места. Вдруг  Бэк  пос-
кользнулся одной лапой, и кто-то в толпе  громко  ахнул.  Но  нарты  уже
стремительно задергались и, больше не застревая на месте, толчками  дви-
нулись вперед - сперва на полдюйма... потом на дюйм... еще на два. Толч-
ки заметно выравнивались, и когда нарты, преодолев наконец инерцию, наб-
рали скорость, Бэк подхватил их и повез.
   Люди тяжело переводили дух, не сознавая, что за минуту перед тем  они
не дышали. А Торнтон бежал за нартами, подгоняя Бэка отрывистыми,  весе-
лыми криками. Расстояние было вымерено заранее, и когда Бэк  подбегал  к
вязанке дров, положенной там, где кончались сто ярдов, раздались востор-
женные крики. Они перешли в рев, когда Бэк, пробежав мимо вязанки, оста-
новился  по  команде  Торнтона.  Все  бесновались  от   восторга,   даже
Мэттьюсон. Полетели в воздух шапки, рукавицы. Люди пожимали  друг  другу
руки, не разбирая, кто перед ними - знакомый или незнакомый, и все воск-
лицания сливались в какой-то бессвязный галдеж.
   А Торнтон стоял на коленях перед Бэком и, припав лбом к его лбу, тряс
и качал его. Те, кто выбежал вперед, слышали, как он ругал Бэка. Он  ру-
гал его долго и с наслаждением, любовно и нежно.
   - Поразительно, сэр! Поразительно! - бормотал король Скукум-Бенча.  -
Даю вам за него тысячу, целую тысячу, сэр. Ну, хотите тысячу двести?
   Торнтон встал. Глаза у него были мокры, и он не пытался скрыть слезы,
которые струились по его щекам.
   - Нет, сэр, - сказал он королю Скукум-Бенча. - Нет, не хочу.  Убирай-
тесь вы к черту, сэр! Это все, что я могу вам посоветовать.
   Бэк схватил зубами руку Торнтона. Торнтон опять стал трясти его. Зри-
тели, движимые одним и тем же чувством, отступили на почтительное  расс-
тояние, и больше не нашлось нескромных людей, которые позволили бы  себе
нарушить этот разговор.


   VII
   ЗОВ УСЛЫШАН 

   Когда Бэк за пять минут заработал Джону Торнтону тысячу шестьсот дол-
ларов, тот смог уплатить кое-какие долги и двинуться  вместе  со  своими
компаньонами к востоку на поиски затерянной золотой россыпи,  легенда  о
которой была так же стара, как история этого  края.  Многие  искали  ее,
немногие нашли, а большинство искавших не вернулось из своего  путешест-
вия. Сказочная россыпь была причиной многих трагедий и окружена  тайной.
Никому не было известно, кто первый открыл ее. Даже самые древние леген-
ды об этом не упоминали. Люди знали только, что на том месте стояла ста-
рая, полуразвалившаяся хижина. Некоторые золотоискатели в свой  смертный
час клялись, что видели и хижину и россыпь, и в доказательство показыва-
ли самородки, которым не было равных на всем Севере. Однако среди  живых
не осталось ни одного человека, которому удалось добыть что-либо из этой
сокровищницы, а мертвые были мертвы. И Джон Торнтон, Пит и Ганс, взяв  с
собой Бэка и еще полдюжины собак, двинулись на восток по неисследованной
дороге, надеясь дойти туда, куда не дошли  другие  люди  и  собаки.  Они
прошли семьдесят миль вверх по Юкону, затем повернули  налево,  по  реке
Стюарт, миновали Мэйо и Мак-Квещен и продолжали путь до того места,  где
река Стюарт превращается в ручеек и вьется вокруг высоких  скал  горного
хребта, идущего вдоль всего материка.
   Джон Торнтон немногого требовал от людей и природы. Пустынные,  дикие
места его не страшили С щепоткой соли в кармане и ружьем за  плечами  он
забирался в лесную глушь и бродил, где вздумается и сколько  вздумается.
Он жил, как индеец,  никогда  и  никуда  не  спешил  и  во  время  своих
странствий добывал себе пищу охотой. А если дичи не попадалось, он с тем
же спокойствием индейца продолжал путь в твердой уверенности,  что  рано
или поздно набредет на нее. И во время великого путешествия на восток их
меню состояло из добытого охотой свежего мяса, поклажа на нартах - глав-
ным образом из снаряжения и необходимых орудий, а программа была состав-
лена на неограниченное время.
   Бэк беспредельно наслаждался такой жизнью -  охотой,  рыбной  ловлей,
блужданием по новым, незнакомым местам. Они то по нескольку недель  под-
ряд шли и шли, то целыми неделями отдыхали, разбив где-нибудь лагерь,  и
тогда собаки бездельничали, а люди, взрывая мерзлую  землю  или  породу,
без конца промывали ее в лотках у костра, ища в ней золота.  Иногда  они
голодали, иногда роскошествовали - все зависело от того, много ли по до-
роге попадалось дичи и удачна ли бывала охота Подошло лето, и люди и со-
баки, навьюченные поклажей, переплывали на плоту голубые  горные  озера,
спускались или поднимались по течению незнакомых рек в  утлых  челноках,
выпиленных из стволов деревьев.
   Проходили месяцы, а они все бродили среди диких просторов этой неисс-
ледованной земли, где не было людей, но где когда-то побывали люди, если
верить легенде о покинутой хижине. Переходили горные хребты, разделявшие
реки, и не раз их здесь застигали снежные бураны. Дрожали от холода  под
полуночным солнцем на голых вершинах, между  границей  лесов  и  вечными
снегами. Спускались в теплые долины, где тучами носилась  мошкара,  и  в
тени ледников собирали спелую землянику и цветы, которые могли  соперни-
чать красотой с лучшими цветами Юга. Осенью они  очутились  в  волшебной
стране озер, печальной и безмолвной, где, должно быть, когда-то водилась
дичь, но теперь не было нигде и признака жизни - только  холодный  ветер
свистел, замерзала вода в укрытых местах да меланхолически журчали  вол-
ны, набегая на пустынный берег.
   И вторую зиму проходили они, ища давно исчезнувшие следы людей, кото-
рые побывали здесь до них Однажды они набрели на тропинку, проложенную в
дремучем лесу. Это была очень старая тропинка - и  они  вообразили,  что
заброшенная хижина где-то совсем близко. Но тропинка начиналась неведомо
где и кончалась неведомо где - и оставалось загадкой,  кто  и  для  чего
протоптал ее.
   В другой раз они наткнулись на остатки  разрушенного  временем  охот-
ничьего шалаша, и между клочьями  истлевших  одеял  Джон  Торнтон  нашел
длинноствольное кремневое ружье. Он знал, что ружья этого типа выпускала
Компания Гудзонова залива в первые годы всеобщей тяги  на  северо-запад.
Тогда за одно ружье давали такой же высоты тюк плотно уложенных бобровых
шкурок. Больше среди развалин не нашлось ничего, что напоминало бы о че-
ловеке, который некогда построил этот шалаш  и  оставил  между  одеялами
свое ружье.
   Снова наступила весна, и после долгих странствий они в  конце  концов
нашли не легендарную покинутую хижину, а поверхностную россыпь в широкой
долине, где было столько золота, что оно, как желтое масло,  оседало  на
дне промывочного лотка. Три товарища не стали продолжать  поиски.  Здесь
они за день намывали на тысячи долларов чистого золотого песка  и  само-
родков, а работали каждый день. Золото насыпали в мешки из лосиных шкур,
по пятьдесят фунтов в мешок, и мешки укладывали  штабелями,  как  дрова,
перед шалашом, который они сплели себе из еловых веток. Поглощенные сво-
им тяжелым трудом, они не замечали, как летит время. Дни пролетали,  как
сон, а груды сокровищ все росли и росли.
   Собакам делать было решительно нечего - только время от времени  при-
носить дичь, которую настреляет Торнтон, и Бэк целыми часами лежал в за-
думчивости у огня. В эти часы безделья ему все чаще представлялся корот-
коногий волосатый человек. И, жмурясь на огонь, Бэк в своем  воображении
бродил с этим человеком в другом мире, который смутно вспоминался ему.
   В этом другом мире, видимо, царил страх. Наблюдая за волосатым  чело-
веком, когда тот спал у костра, уткнув голову в колени и обняв ее  рука-
ми, Бэк замечал, что спит он беспокойно, часто  вздрагивает  во  сне,  а
просыпаясь, боязливо вглядывается  в  темноту  и  подбрасывает  сучья  в
огонь. Если они ходили по берегу моря, где волосатый собирал раковины  и
тут же съедал их содержимое, глаза его шныряли по сторонам, ища, не  та-
ится ли где опасность, а ноги готовы были при первом тревожном  признаке
вихрем мчаться прочь. По лесу они пробирались бесшумно - впереди волоса-
тый, за ним Бэк. И оба всегда были настороже, уши у обоих  шевелились  и
ноздри вздрагивали, потому что у человека слух и  чутье  были  такие  же
тонкие, как у Бэка Волосатый умел лазить по деревьям так же быстро,  как
бегать по земле. Хватаясь то за одну ветку, то за другую, он  перепрыги-
вал иногда расстояние в десять - двенадцать футов между одним деревом  и
другим, балансируя в воздухе и  никогда  не  срываясь.  На  деревьях  он
чувствовал себя так же свободно, как на земле. Бэку  вспоминались  ночи,
когда он сторожил под деревом, на котором спал волосатый человек, крепко
уцепившись руками за ветви.
   И сродни этим видениям, в которых являлся Бэку волосатый человек, был
зов, по-прежнему звучавший из глубин темного  леса.  Он  вселял  в  Бэка
сильную тревогу, вызывал  непонятные  желания.  Бэк  испытывал  какую-то
смутную радость, и беспокойство, и буйную тоску неведомо о  чем.  Иногда
он бежал в лес, откуда ему слышался этот зов, искал его там,  как  нечто
осязаемое, и лаял то тихо, то воинственно, смотря по настроению  Он  ты-
кался носом в холодный лесной мох или сырую землю, покрытую высокой тра-
вой, и фыркал от блаженства, вдыхая их запах. Или часами, словно  прита-
ившись в засаде, лежал за поваленными бурей стволами, обросшими  древес-
ной губкой, и, наставив уши, широко раскрыв глаза,  ловил  каждый  звук,
каждое движение вокруг. Быть может, лежа тут, он подстерегал тот неведо-
мый зов, не дававший ему покоя. Он и сам не знал, зачем он все это дела-
ет: он повиновался чему-то, что было сильнее его, и делал все  безотчет-
но.
   Он был теперь весь во власти непобедимых инстинктов. Иногда  лежит  в
лагере и дремлет разнеженный теплом, - и вдруг поднимет голову, насторо-
жит уши, как будто напряженно прислушиваясь, затем вскакивает  и  мчится
все дальше и дальше, часами носится по лесу  или  на  просторе  открытых
равнин. Он любил бегать по дну пересохших речек, следить за жизнью леса.
Целыми днями лежал в кустах, откуда можно было наблюдать за куропатками,
которые важно прохаживались по траве или, хлопая крыльями, перелетали  с
места на место. Но больше всего нравилось Бэку бегать в светлом  сумраке
летних ночей и слушать сонный, глухой шепот леса, читать звуки и  приме-
ты, как человек читает книгу, искать, искать то таинственное, чей зов он
слышал всегда, и наяву и во сне.
   Раз ночью он со сна испуганно вскочил, широко раскрыв глаза, дрожащи-
ми ноздрями втягивая воздух. Вся шерсть на нем встала  дыбом  и  ходила,
как волны под ветром. Из леса доносился зов, такой внятный, как никогда.
Это был протяжный вой, и похожий и непохожий на вой ездовых собак.  Бэку
он показался знакомым - да, он уже  слышал  его  когда-то!  В  несколько
прыжков пробежал он через спящий лагерь, бесшумно и  быстро  помчался  в
лес. Когда вой стал слышен уже где-то близко, Бэк пошел  тише,  соблюдая
величайшую осторожность. Наконец он подошел к открытой поляне и,  выгля-
нув из-за деревьев, увидел большого тощего волка,  который  выл,  задрав
морду кверху.
   Бэк не произвел ни малейшего шума, но  волк  почуял  его  и  перестал
выть. Он нюхал воздух, пытаясь определить, где враг. Весь подобравшись и
вытянув хвост палкой, Бэк, крадучись, вышел на поляну, с  необычной  для
него настороженностью переставляя лапы. В каждом его движении была и уг-
роза и одновременно дружественное предложение мира. Именно так  встреча-
ются хищники лесов. Но волк,  увидев  Бэка,  обратился  в  бегство.  Бэк
большими скачками помчался вслед, охваченный  бешеным  желанием  догнать
его. Он загнал его в ложе высохшего ручья, где выход загораживали сплош-
ные заросли кустарника. Волк заметался, завертелся, приседая  на  задние
лапы, как это делали Джо и другие собаки, когда их загоняли в тупик.  Он
рычал и, ощетинившись, непрерывно щелкал зубами.
   Бэк не нападал, а кружил около волка, всячески доказывая свои  мирные
намерения. Но волк был настроен подозрительно и трусил, так как Бэк  был
втрое крупнее его и на целую голову выше. Улучив момент, серый  бросился
бежать, и опять началась погоня. Порой Бэку удавалось снова загнать  его
куда-нибудь, и все повторялось сначала. Волк был  очень  истощен,  иначе
Бэку не так-то легко было бы догнать его. Он бежал, а когда голова  Бэка
оказывалась уже у его бока, начинал вертеться на  месте,  готовый  защи-
щаться, но при первой же возможности снова бросался бежать.
   В конце концов упорство Бэка было вознаграждено. Волк,  убедившись  в
безобидности его намерений, обернулся, и они обнюхались. Установив таким
образом дружеские отношения, они стали играть, но с  той  напряженной  и
боязливой осторожностью, под которой дикие звери таят  свою  свирепость.
Поиграв с Бэком, волк побежал дальше легкой рысцой, всем своим видом да-
вая понять, что он куда-то спешит и приглашает Бэка следовать за ним.
   Они побежали рядом в густом сумраке, сначала вверх по речке, по  тому
ущелью, на дне которого она протекала, потом через мрачные горы, где она
брала начало.
   По противоположному склону водораздела они спустились на равнину, где
были большие леса и много речек, и этими  лесами  они  бежали  и  бежали
дальше. Проходили часы, уже и солнце стояло высоко в небе, и заметно по-
теплело. Бэк был в диком упоении. Теперь он знал,  что  бежит  рядом  со
своим лесным братом именно туда, откуда шел  властный  зов,  который  он
слышал во сне и наяву. В нем быстро оживали какие-то древние  воспомина-
ния, и он отзывался  на  них,  как  некогда  отзывался  на  ту  действи-
тельность, призраками которой они были. Да, все  то,  что  было  сейчас,
происходило уже когда-то, в том, другом мире,  который  смутно  помнился
ему: вот так же он бегал на воле, и под ногами  у  него  была  нехоженая
земля, а над головой - необъятное небо.
   Они остановились у ручья, чтобы напиться, и тут Бэк вспомнил о  Джоне
Торнтоне. Он сел. Волк опять пустился было бежать туда,  откуда,  несом-
ненно, шел зов, но, видя, что Бэк не двигается с места, вернулся,  поты-
кался носом в его нос и всячески пробовал подстегнуть его. Но Бэк отвер-
нулся от него и медленно двинулся в обратный путь. Чуть не целый час его
дикий собрат бежал рядом и тихо визжал. Потом он сел, поднял морду к не-
бу и завыл. Этот унылый вой Бэк, удаляясь, слышал еще долго, пока он  не
замер вдали.
   Джон Торнтон" обедал, когда Бэк влетел в лагерь и кинулся к нему. Бе-
зумствуя от любви, он опрокинул хозяина на землю,  наскакивал  на  него,
лизал ему лицо, кусал его руку - словом, "валял дурака", как Джон  Торн-
тон называл это, а хозяин, в свою очередь, ухватив пса за голову, тормо-
шил его и любовно ругал последними словами.
   Двое суток Бэк не выходил за пределы лагеря и  неотступно  следил  за
Торнтоном. Он ходил за ним по пятам, сопровождал его на прииск, смотрел,
как он ест, как вечером залезает под одеяла и утром вылезает из-под них.
Но прошли эти двое суток - и зов из леса зазвучал в ушах Бэка  еще  нас-
тойчивее и повелительнее, чем прежде. Он опять забеспокоился, его  прес-
ледовали воспоминания о веселых долинах по ту сторону гор, о лесном бра-
те, о том, как они бежали рядом среди необозримых лесных  просторов.  Он
снова стал убегать в лес, но дикого брата больше  не  встречал.  Как  ни
вслушивался Бэк долгими ночами, он не слышал его унылого воя.
   Он стал по нескольку дней пропадать из лагеря, ночуя где придется.  И
однажды он перебрался через знакомый водораздел и снова попал  в  страну
лесов и рек. Здесь он бродил целую неделю, напрасно  ища  свежих  следов
дикого брата. Он питался дичью, которую убивал по дороге, и все бежал  и
бежал легкими, длинными скачками, ничуть не уставая. Он ловил лососей  в
большой реке, которая где-то далеко вливалась в море, и у этой  же  реки
он загрыз черного медведя. Медведь, так же как и Бэк, ловил  здесь  рыбу
и, ослепленный комарами, бросился бежать к лесу, страшный в  своей  бес-
сильной ярости. Несмотря на его беспомощность, схватка была  жестокой  и
окончательно пробудила дремавшего в Бэке зверя. Через два дня он вернул-
ся на то место, где лежал убитый им медведь, и увидел, что с десяток ро-
сомах дерутся из-за этой добычи. Он расшвырял их, как мякину, а две,  не
успевшие убежать,  остались  на  месте,  навсегда  лишенные  возможности
драться.
   Бэк становился кровожадным хищником, который, чтобы жить, убивает жи-
вых и один, без чужой помощи, полагаясь лишь на свою силу  и  храбрость,
торжествует над враждебной природой,  выживает  там,  где  может  выжить
только сильный. Это сознание своей силы пробудило в  нем  гордость.  Она
проявлялась во всех его движениях, сквозила в игре  каждого  мускула,  о
ней выразительнее всяких слов говорили все  его  повадки,  и,  казалось,
гордость эта даже придавала новый  блеск  и  пышность  его  великолепной
шерсти. Если бы не коричневые пятна на морде и над глазами да белая  по-
лоска шерсти на груди, его можно было бы принять за громадного волка. От
отца сенбернара он унаследовал свои размеры и вес, но все остальное было
от матери овчарки. Морда у него была длинная, волчья, только больше, чем
у волка, а череп, хотя шире и массивнее,  формой  тоже  напоминал  череп
волка.
   Он обладал чисто волчьей хитростью, коварной хитростью дикого  зверя.
А кроме того, в нем соединились ум овчарки  и  понятливость  сенбернара.
Все это в сочетании с опытом, приобретенным в суровейшей из школ, делало
Бэка страшнее любого зверя, рыщущего в диких лесах. Этот пес, питавшийся
только сырым мясом, был теперь в полном расцвете сил, и жизненная  энер-
гия била в нем через край. Когда Торнтон гладил его по спине, шерсть Бэ-
ка потрескивала под его рукой, словно каждый ее волосок излучал  скрытый
в нем магнетизм. Все в нем, каждая клеточка тела и мозга, каждая жилка и
каждый нерв, жило напряженной жизнью, действовало с великолепной слажен-
ностью, в полном равновесии. На все, что он видел и слышал, на все,  что
требовало отклика, Бэк откликался с молниеносной быстротой.  Собаки  се-
верных пород быстро - нападают и быстро защищаются от нападения, но  Бэк
делал это вдвое быстрее их. Увидит движение, услышит звук - и  реагирует
на них раньше, чем другая собака успела бы сообразить, в чем  дело.  Бэк
воспринимал, решал и действовал одновременно. Эти три момента - восприя-
тие, решение, действие, - как известно, следуют друг за другом. Но у Бэ-
ка промежутки между ними были так ничтожны, что, казалось, все  происхо-
дило сразу. Мускулы его были заряжены жизненной энергией, работали быст-
ро и точно, как стальные пружины. Жизнь, ликующая, буйная, разливалась в
нем мощным потоком, - казалось, вот-вот этот поток в  своем  неудержимом
стремлении разорвет его на части, вырвется наружу и зальет весь мир.
   - Другой такой собаки на свете нет и не было! - сказал  однажды  Джон
Торнтон товарищам, наблюдая Бэка, который шествовал к выходу из лагеря.
   - Да, когда его отливали, форма, наверное, лопнула  по  всем  швам  и
больше не употреблялась, - сострил Пит.
   - Ей-богу, я сам так думаю, - подтвердил Ганс.
   Они видели, как Бэк выходил из лагеря, но не видели той мгновенной  и
страшной перемены, которая происходила в нем, как только лес укрывал его
от людских глаз. В лесу он уже не шествовал важно, там он сразу  превра-
щался в дикого зверя и крался бесшумно, как кошка, мелькая  и  скрываясь
между деревьями, подобно легкой тени среди других теней  леса.  Он  умел
везде найти себе укрытие, умел ползти на животе, как змея, и, как  змея,
внезапно нападать и разить. Он ловко  вытаскивал  куропатку  из  гнезда,
убивал спящего зайца и ловил на лету бурундуков, на  секунду  опоздавших
взобраться на дерево. Не успевали уплыть от него и рыбы в  незамерзающих
водах, и даже бобров, чинивших свои плотины, не спасала их осторожность.
Бэк убивал не из бессмысленной жестокости, а для того, чтобы насытиться.
Он любил есть только то, что убивал сам. В его поведении на охоте замет-
но было иногда желание позабавиться. Например,  ему  доставляло  большое
удовольствие подкрадываться к белке и, когда она уже почти была у него в
зубах, дать ей, смертельно перепуганной, взлететь на верхушку дерева.
   К осени в лесу появилось много лосей, - они проходили медленно, пере-
кочевывая на зимовку в ниже расположенные долины, где было не так холод-
но. Бэк уже затравил раз отбившегося от стада лосенка, но  ему  хотелось
более крупной добычи, и однажды он наткнулся на нее  в  горах  у  истока
речки. Целое стадо лосей - голов двадцать - пришло сюда из района  лесов
и рек, и вожаком у них был крупный самец ростом выше шести футов. Он был
уже разъярен, и более грозного противника Бэку трудно было  и  пожелать.
Лось покачивал громадными рогами, которые разветвлялись на  четырнадцать
отростков. В его маленьких глазках светилась бешеная  злоба,  и,  увидев
Бэка, он заревел от ярости.
   В боку у лося, близко к груди, торчала оперенная стрела, и  оттого-то
он был так зол. Инстинкт, унаследованный Бэком от предков, охотившихся в
лесу в первобытные времена, подсказал ему, что прежде всего надо  отбить
вожака от стада. Задача была не из легких. Пес лаял и метался перед  ло-
сем на таком расстоянии, чтобы его не могли  достать  громадные  рога  и
страшные скошенные копыта, которые одним ударом вышибли бы из него  дух.
Не имея возможности повернуть спину к этому клыкастому чудовищу и  уйти,
лось окончательно рассвирепел. В приступах ярости он то и дело  наступал
на Бэка, но тот ловко увертывался, притворяясь беспомощным и тем  разза-
доривая лося и заманивая его все дальше. Но всякий раз, как старый  лось
отделялся от стада, два-три молодых самца атаковали Бэка, давая раненому
вожаку возможность вернуться.
   Есть у хищников особое терпение,  неутомимое,  настойчивое,  упорное,
как сама жизнь, которое помогает пауку  в  паутине,  змее,  свернувшейся
кольцом, пантере в засаде замирать неподвижно на бесконечные часы.  Тер-
пение это проявляет все живое, когда охотится за живой пищей. Его прояв-
лял теперь и Бэк, забегая сбоку и задерживая стадо, дразня молодых  сам-
цов, пугая самок с лосятами, доводя раненого вожака до  бессильного  бе-
шенства. Это продолжалось целых полдня. Бэк словно раздваивался,  атакуя
со всех сторон, окружая стадо каким-то вихрем угроз, снова и снова отре-
зая свою жертву, как только ей удавалось вернуться к стаду, истощая тер-
пение преследуемых, у которых его всегда меньше, чем у преследователей.
   К концу дня, когда солнце стало клониться к закату (осень вступила  в
свои права, темнело рано, и ночь длилась уже шесть часов), молодые  лоси
все менее и менее охотно отходили от стада, чтобы помочь своему  вожаку.
Зима приближалась, им надо было спешить вниз, в долины, а тут  никак  не
удавалось отделаться от этого неутомимого зверя, который задерживал  их.
К тому же опасность грозила не всему стаду, не  им,  молодым,  а  только
жизни одного старого лося, и, так как им собственная жизнь была  дороже,
они в конце концов готовы были пожертвовать вожаком.
   Наступили сумерки. Старый лось стоял, понурив голову,  и  смотрел  на
свое стадо: самок, которых он любил, лосят, которым был  отцом,  самцов,
которых подчинил себе. Смотрел, как они торопливо  уходили  в  угасающем
свете дня. Он не мог уйти с ними, потому что  перед  его  носом  плясало
безжалостное клыкастое чудовище и не давало ему идти. В  нем  было  весу
больше полутонны, он прожил долгую, суровую жизнь, полную борьбы и лише-
ний, и вот его ожидала смерть от зубов какого-то существа, которое  едва
доходило ему до массивных узловатых колен!
   С этого момента Бэк ни днем, ни ночью не оставлял свою добычу, не да-
вал раненому лосю ни минуты покоя. Он не позволял ему  пощипать  листьев
или побегов молодых берез и верб, не давал напиться из ручейков, которые
они переходили, и лось не мог утолить сжигавшую его жажду.  Часто  он  в
отчаянии пускался бежать. Бэк не пытался его остановить, но спокойно бе-
жал за ним по пятам, довольный ходом этой игры. Когда лось стоял на  од-
ном месте, Бэк ложился на землю; когда же тот пытался поесть или попить,
он яростно наскакивал на него.
   Большая голова лося с ветвистыми, как деревья, рогами  клонилась  все
ниже, он плелся все медленнее. Теперь он подолгу стоял, опустив морду  к
земле, с вяло повисшими ушами, и у Бэка было больше  времени  для  того,
чтобы сбегать напиться или отдохнуть. Когда он, тяжело  дыша  и  высунув
красный язык, лежал, не спуская глаз с громадного  лося,  ему  казалось,
что все окружающее принимает какой-то иной облик. Он чувствовал: в  мире
вокруг происходит что-то новое. Казалось, вместе с лосями  сюда  незримо
пришли и какие-то другие живые существа. Лес, и вода,  и  воздух  словно
трепетали от их присутствия. Об этом говорили  Бэку  не  глаза  его,  не
слух, не обоняние, а какое-то внутреннее, безошибочное чутье. Он не  ви-
дел и не слышал ничего необычного, но он знал,  что  в  окружающем  мире
произошла перемена, что где-то рыщут какие-то странные  существа.  И  он
решил исследовать мир вокруг, когда доведет до конца дело, которым  сей-
час занят.
   Наконец на исходе четвертого дня он доконал-таки старого лося.  Целый
день и целую ночь он оставался около своей добычи, отъедался,  отсыпался
и бродил вокруг. Потом, отдохнув и восстановив силы, он вспомнил о Джоне
Торнтоне и легким галопом помчался к лагерю. Он бежал  много  часов,  ни
разу не сбившись с запутанной дороги, направляясь прямо домой по  незна-
комой местности так уверенно, что мог посрамить человека с его компасом.
   По дороге Бэк все сильнее и сильнее чуял вокруг что-то новое, тревож-
ное. Повсюду шла теперь какая-то иная жизнь, чем та, какую  он  наблюдал
здесь все лето. И говорило об этом Бэку уже не только таинственное внут-
реннее чутье. Нет, об этом щебетали птицы, об этом болтали  между  собой
белки, даже ветерок нашептывал ему это. Бэк несколько раз останавливался
и, усиленно нюхая свежий утренний воздух, чуял в нем весть, которая зас-
тавляла его бежать быстрее. Его угнетало предчувствие какой-то беды, ко-
торая надвигалась или, может быть, уже случилась.  И  когда  он  пересек
последний водораздел и спустился в долину, где находился лагерь, он  по-
бежал тише, соблюдая осторожность.
   Пробежав три мили, он наткнулся на свежие следы, и шерсть у  него  на
затылке зашевелилась. Следы вели прямо к лагерю, к Джону  Торнтону!  Бэк
помчался быстрее и еще бесшумнее. Все чувства в нем были  напряжены,  он
остро воспринимал многочисленные мелкие подробности, которые  рассказали
ему многое, но не все до конца. Нюхом чуял он, что по тропе, по  которой
он бежал, до него прошли какие-то люди. Что-то  зловещее  таил  в  своем
молчании затихший лес. Примолкли  птицы,  попрятались  все  белки,  одна
только попалась на глаза Бэку: ее серенькое блестящее тельце прильнуло к
серой поверхности сухого сука так плотно, что казалось частью  его,  ка-
ким-то наростом на дереве.
   Бэк несся легко и бесшумно, как тень, и вдруг морда его быстро повер-
нулась в сторону, словно направленная какой-то посторонней силой. Он по-
шел на новый, незнакомый запах и в кустах увидел Нига. Пес лежал на боку
мертвый. Видимо, он дополз сюда и тут испустил дух. В каждом боку у него
торчало по оперенной стреле.
   Пройдя еще сто ярдов, Бэк наткнулся на одну из ездовых собак, куплен-
ных Торнтоном в Доусоне. Собака в предсмертных муках корчилась на земле,
у самой тропинки, и Бэк обошел ее, не останавливаясь.  Из  лагеря  глухо
доносились голоса, то затихая, то усиливаясь, - то был  монотонный  ритм
песни. Бэк прополз на животе до конца просеки и тут нашел Ганса, лежаще-
го ничком и утыканного стрелами, как дикобраз. В эту самую минуту,  гля-
нув в сторону, где раньше стоял их шалаш из  еловых  веток,  Бэк  увидел
зрелище, от которого у него вся шерсть поднялась дыбом. Его охватил  по-
рыв неудержимой ярости. Сам того не сознавая, он зарычал громко, грозно,
свирепо. В последний раз в жизни страсть в нем взяла верх над  хитростью
и рассудком. Бэк потерял голову, и этому виной была его великая любовь к
Джону Торнтону.
   Ихеты, плясавшие вокруг остатков шалаша, вдруг услышали страшный  рык
мчавшегося на них зверя, какого они никогда еще не видели. Бэк, как  жи-
вой ураган, яростно налетел на них, обезумев от жажды мщения. Он кинулся
на того, кто стоял ближе всех (это был вождь  ихетов),  и  разорвал  ему
горло зубами так, что из вены  фонтаном  брызнула  кровь.  Когда  индеец
упал, Бэк, не трогая его больше, прыгнул на следующего и ему тоже перег-
рыз горло. Ничто не могло его остановить. Он ринулся в толпу, рвал, тер-
зал, уничтожал, не обращая внимания на стрелы, сыпавшиеся  на  него.  Он
метался с такой непостижимой быстротой, а индейцы сбились в такую тесную
кучу, что они своими стрелами поражали не его, а друг друга. Один  моло-
дой охотник метнул в Бэка копье, но оно угодило в грудь другому охотнику
- и с такой силой, что острие прошло насквозь и вышло на спине. Тут ихе-
тов охватил панический ужас, и они бросились бежать в лес, крича, что на
них напал злой дух.
   Бэк действительно казался воплощением дьявола, когда гнался  за  ними
по пятам, преследуя их между деревьями, как  оленей.  Роковым  был  этот
день для ихетов. Они рассеялись по всем окрестным лесам, и только  через
неделю те, кто уцелел, собрались далеко в долине и стали считать потери.
   А Бэк, устав гнаться за ними, вернулся в опустевший лагерь. Он  нашел
Пита на том месте, где его застали сонного и убили раньше, чем он  успел
вылезть из-под одеял. Земля вокруг хранила свежие следы отчаянной борьбы
Торнтона, и Бэк обнюхал их, эти следы, все до  последнего.  Они  привели
его к берегу глубокого пруда. На самом краю его головой и передними  ла-
пами в воде лежала верная Скит, не оставившая хозяина до последней мину-
ты. Пруд, тинистый и мутный от промывки руды, хорошо скрывал то, что ле-
жало на дне. А лежал там Джон Торнтон: Бэк проследил его шаги  до  самой
воды, и обратных следов нигде не было видно.
   Весь день Бэк сидел у пруда или беспокойно бродил по лагерю. Он знал,
что такое смерть: человек перестает двигаться, потом  навсегда  исчезает
из жизни живых. Он понял, что Джон Торнтон умер, что его нет и не будет,
и ощущал какую-то пустоту внутри. Это было похоже на голод,  но  пустота
причиняла боль, и никакой пищей ее нельзя было заполнить.  Боль  забыва-
лась только в те минуты, когда он, остановившись, смотрел на трупы  ихе-
тов. Тогда в нем поднималась великая гордость - никогда еще  он  так  не
гордился собой! Ведь он убил человека, самую благородную дичь,  убил  по
закону дубины и клыка. Он с любопытством обнюхивал мертвецов. Оказывает-
ся, человека убить очень легко! Легче, чем обыкновенную собаку. Без сво-
их стрел и копий и дубин они не могут равняться силой с ним,  Бэком!  И,
значит, впредь их бояться нечего, когда у них в руках нет  стрел,  копья
или дубинки.
   Наступила ночь, высоко над деревьями взошла полная луна и залила зем-
лю призрачным светом. И в эту ночь, печально сидя у пруда, Бэк ясно  по-
чувствовал, что в лесу идет какая-то новая для  него  жизнь.  Он  встал,
насторожил уши, понюхал воздух. Издалека  слабо,  но  отчетливо  донесся
одинокий вой, затем к нему присоединился целый  хор.  Вой  слышался  все
громче, он приближался с каждой минутой.  Снова  Бэк  почувствовал,  что
слышал его когда-то в том, другом, мире, который жил в глубине его памя-
ти. Он вышел на открытое место и прислушался. Да, это был тот самый зов,
многоголосый зов! Никогда еще он не звучал так настойчиво, не манил так,
как сейчас, и Бэк готов был ему повиноваться. Джон Торнтон умер. Послед-
ние узы были порваны. Люди с их требованиями и правами более не  сущест-
вовали для Бэка.
   Охотясь за живой добычей, волчья стая, так же как индейцы, шла  вслед
за перекочевывавшими лосями и, пройдя край лесов и рек, ворвалась в  до-
лину Бэка. Серебристым потоком хлынула она на поляну, купавшуюся в  лун-
ном свете, а посреди поляны стоял  Бэк,  неподвижный,  как  изваяние,  и
ждал. Этот громадный и неподвижный зверь внушал волкам страх,  и  только
после минутной нерешимости самый храбрый из них прыгнул к Бэку. С  быст-
ротой молнии Бэк нанес удар и сломал ему шейные позвонки. Некоторое вре-
мя он стоял так же неподвижно, как прежде, а за ним в агонии катался  по
земле умирающий волк. Еще три волка один за другим пытались  напасть  на
него - и все отступили, обливаясь кровью, с разорванным горлом или  пле-
чом.
   Наконец вся стая бросилась на Бэка. Волки лезли на  него,  толпясь  и
мешая друг другу в своем нетерпении овладеть  добычей.  Но  изумительное
проворство и ловкость выручили Бэка. Вертясь во все  стороны  на  задних
лапах, действуя зубами и когтями, он отбивался одновременно от всех  на-
падающих. Чтобы помешать им зайти с тыла, ему пришлось отступить. Он пя-
тился, пока не миновал пруд и не очутился в русле высохшей речки.
   Дальше он наткнулся на высокий откос и, двигаясь вдоль него, добрался
до глубокой выемки, где хозяева его брали песок для промывки. Тут он был
уже защищен с трех сторон, и ему оставалось только отражать натиск  вра-
гов спереди.
   Он делал это так успешно, что через полчаса волки отступили в  полном
смятении. Они тяжело дышали, высунув языки. Их белые клыки резко  белели
в лунном свете. Одни прилегли, подняв морды и навострив уши. Другие сто-
яли, следя за Бэком. А некоторые лакали воду из пруда. Большой  и  тощий
серый волк осторожно вышел вперед. Он явно был настроен дружелюбно  -  и
Бэк узнал того дикого собрата, с которым он бегал по лесу  целые  сутки.
Волк тихонько повизгивал, и, когда Бэк ответил ему тем же,  они  обнюха-
лись.
   Затем подошел к Бэку и другой, старый волк, весь в  рубцах  от  драк.
Бэк сначала оскалил зубы, но потом обнюхался и с ним. После этой церемо-
нии старый волк сел, поднял морду к луне и протяжно завыл. Завыли и  все
остальные. Бэк узнал тот зов, что тревожил его долгими ночами. И он тоже
сел и завыл. Когда все затихли, он вышел из своего укрытия, и стая окру-
жила его, обнюхивая наполовину дружески,  наполовину  враждебно.  Вожаки
опять завыли и побежали в лес. Волки бросились за ними, воя хором. Побе-
жал и Бэк рядом со своим диким собратом. Бежал и выл.
   На этом можно было бы и кончить рассказ о Бэке.
   Прошло немного лет, и ихеты стали замечать, что порода лесных  волков
несколько изменилась. Попадались волки с коричневыми пятнами на голове и
морде, с белой полоской на груди. Но еще удивительнее было то,  что,  по
рассказам ихетов, во главе волчьей стаи бегал Дух  Собаки.  Они  боялись
этой собаки, потому что она была хитрее их. В лютые зимы  она  крала  их
запасы, утаскивала из их капканов добычу, загрызала их собак и  не  боя-
лась самых храбрых охотников.
   Рассказывали еще более страшные вещи: иногда охотники, уйдя в лес, не
возвращались больше в стойбище, а некоторых находили потом  мертвыми,  с
перегрызенным горлом, и вокруг на снегу видны  были  следы  лап  крупнее
волчьих.
   Осенью, когда ихеты отправляются в погоню за лосями, одну долину  они
всегда обходят. И лица их женщин омрачает печаль, когда у костра начина-
ются рассказы о том, как Злой Дух явился в эту долину, избрав  ее  своим
убежищем.
   Ихеты не знают, что летом в эту долину забегает  один  лесной  зверь.
Это крупный волк с великолепной шерстью, и похожий и непохожий на других
волков. Он приходит один из веселых лесных урочищ и спускается в долину,
на полянку между деревьями. Здесь лежат истлевшие мешки из лосиных шкур,
и течет из них на землю золотой поток, а сквозь  него  проросли  высокие
травы, укрывая золото от солнца.
   Здесь странный волк сидит в задумчивости некоторое время, воет  долго
и уныло, потом уходит.
   Не всегда он приходит сюда один. Когда наступают долгие зимние ночи и
волки спускаются за добычей в долины, его можно увидеть здесь  во  главе
целой стаи. В бледном свете луны или мерцающих переливах северного  сия-
ния он бежит, возвышаясь громадой над своими собратьями, и во все  могу-
чее горло поет песнь тех времен, когда мир был юн, - песнь волчьей стаи.

Изд. "Правда", 1984 г.


 

<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...

Другие книги жанра: приключения

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2]

Страница:  [2]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557